Глава №2.
Ему показалось, что он только-только закрыл глаза, как с улицы донёсся механический рык бензопилы. Старый технический монстр завтракал, чавкал, давился. Еленский тотчас уставился в деревянный свод потолка. В луче утреннего солнца позолотой вилась пыль. Утренняя мгла почти рассеялась. За окном всё больше, всё сильнее расходилась и жужжала пила. Что-то падало, стукалось, трещало, и слышались звонкие женские голоса.
Еленский зевнул в кулак и, нехотя потянувшись, нащупал трость — девайс, со встроенной сверхсетью, делившей общество на людей, ею обладающих, и людей обыкновенных. Связь не подала признаков жизни, и дозвониться до рецепшена не получалось. К этому времени пила разошлась подобием гогота.
Поморщившись, хриплым мычанием выразив своё недовольство, Владимир привстал на локти и предпринял попытку вновь. Ничего опять не получилось в этой глуши. Как в издёвку кто-то с особым энтузиазмом задёргал шнур архаичного монстра. Испытав нарастающее раздражение, Владимир откинул одеяло, вскочил, схватил брекет часов. Половина седьмого утра — верх бестактности! Неприятной утренней прохладой охватило тело. Накинув халат и наспех запахнувшись, Еленский подлетел к окну и, наконец, увидел её — женщину с бензопилой, стоявшую у поваленного дерева, которое перекрывало доступ к дровнице. Пила неукротимо жужжала в её крепких руках, дёргалась. Владимир открыл окно, впуская холодный, полный горной свежести воздух.
— Сударыня, — крикнул осипшим голосом Владимир и опёрся руками о подоконник. Вид его все ещё был сонным, но глаза так и секли. — Известно ли вам, сколько времени?
Она обернулась, оправдывая все его ожидания — крупная, в черепаховых очках с широкой и самодовольной улыбкой — именно так он представлял себе эту всемогущую и всезнающую Алёну. Одно он только не мог представить — чёрные штаны с красными лампасами и со стразами.
Из-за деревьев доносился хохот мальчишек и слова, в которых улавливалась угрожающая интонация — "канистру на базу, паршивцы!". Владимир поиграл желваками. Веселье в столь ранний час да ещё и под своими окнами он не оценил.
— Самая я, сударечек! — выдохнула она облачко пара и заулыбалась. — Около половины двенадцатого, доброго денёчка!
Он осмотрел небосвод и поджал губы. Часовые пояса сыграли с ним злую шутку. Вчера он настолько устал, что забыл перевести стрелки, и теперь выглядел как полный кретин — во всяком случае именно так решил Владимир.
— Благодарю… — елейно прошипел он и закрыл окно. И уже не услышал, как женщина хихикнула:
— Дорогая, забери скорее этот строптивый аппарат! А то я сейчас что-то не то нажму!
На обед Еленский явился поздно и, сидя там за своим столиком, тарабанил пальцами по документам, которые удалось собрать за первый час прогулки от шале к шале. И меню, и план расположения зданий, и программа и то, как часто сходили лавины за последний год. Газеты. Много газет. Карты. Местный библиотекарь очень удивилась и отшутилась, что к ним явился шпион. Еленский любезно склонил голову и с галантным "именно, моя дорогая" оставил женщину в лёгком недоумении.
Главное шале было просторным, трёхэтажным. Зал ресторана вмещал в себя по меньшей мере три десятка столиков, а второй свет позволял большим хрустальным люстрам сиять протяжённостью в один, а то и в три метра. Панорамные окна обнажали горы и спуск с них. Официантов работало несколько. Эти юные, тонкие, как спички, парни носились скорее от привычки, нежели от необходимости. Столики почти пустовали. Разговоры не заглушались приятной мелодией, разносившейся из прямоугольный пыльной колонки, висящей высоко под потолком в углу. За одним из столов сидели дети. Двое мальчишек угрожали катапультировать друг в друга с вилок недоеденный омлет.
— Сперва рысь, потом Снежный.
— Сперва Снежный, потом рысь! — спорили они, целясь друг в друга.
Была и незнакомка. Дальше пожилая пара, которая, кажется, вела разговор про лото. Ещё два-три модных неприметных лица. Основная масса уже ловила снежную волну, махая лыжными палками. Они скользили разноцветными столбикамии вдали, и только шарфы радостно развевались от скорости и ветра. Слепило предвесеннее солнце.
Незнакомка сидела боком. Изгиб её осанки в сочетание с блумерсами и приталенной блузой возвращали взгляд Еленского вновь и вновь. Что ей вчера было нужно? Что так изумило её; испугало и одновременно привлекло? Зелёный, холодный оттенок её костюма играл бликами, особенно на округлом бедре. Нога на колене едва уловимо покачивалась, вынуждая взгляд опуститься к начищенному сапожку. Ей принесли кофе, и её ножка застыла, легла и прижалась голенью ко второй, и вся поза изменилась, лицо осветила благодарность и губы — как надо — растянулись в улыбке, приемлемой для признательности, но недостаточной для приглашения ко флирту.
Весьма элегантно…
Владимир слишком долго носил траур и пребывал вдали от светского общества. Только сейчас он понял, насколько соскучился по этой социальной игре, по эстетике и языку жестов.
Она стянула перчатку и обещающе положила на край стола. Владимир улыбнулся уголками губ этому приглашению. Внимания на него незнакомка по-прежнему не обращала, но Еленский знал женщин и то, как хорошо они подмечают всё боковым зрением. А ещё он помнил её особенное внимание к собственной персоне, а это льстило и давало повод.
Она оттянула по пальцам вторую и медленно сняла с руки, приоткрывая каждый сантиметр матово белой кожи. Теперь его очередь наблюдать оголение тела. Незнакомка сидела не так уж и далеко, чтобы он не увидел ветку бледно пурпурных вен на запястье. Достаточно было сделать три шага в её сторону и познакомить губы с костяшками изящной руки, а потом подарить взгляд из-под ресниц и ласкающую взор улыбку, чтобы она позволила поцеловать ещё и запястье, и предплечье…
Да, перчатка всё же упадёт. Должна. Он ждал, чтобы подтвердить догадки, что он ей интересен. Поднимать и помогать не поспешит. Он здесь не для этого. Волновало — упадёт ли перчатка и не забыл ли он правил игры… Вот на первую слетела вторая и рукав уже прислонился, чтобы небрежно смахнуть. Владимир перестал поигрывать пальцами по бумагам. Вот рукав уже задел… Опустился ниже… Ниже. Владимир наклонил голову, невольно задержал дыхание. Глаза его горели. Оставалось чуть-чуть. Он прав. Точно прав! Ещё секунда, краткое движение в сторону, и…
— Какая встреча! — Гессенский загородил собой столик и саму незнакомку. — Здравствуйте, мистер Леночкин!
Обойти Гессенского взглядом, чуть отклонившись в сторону, себе не позволил сам Владимир. Он всё равно не собирался перчатку поднимать. Исключительно наблюдение. Провинциальные женщины ему не интересны.
— Еленский. Владимир Александрович Еленский, Пётр Ибрагимович, — поправил он ледяным тоном.
— А как же! Я присяду. — В полу вопросительной форме заявил Гессенский со скрежетом отодвигая стул. — Я ж что хотел сказать вам! Вы очень симпатичный, правильный парень.
— Слишком правильный, если вы об этом.
— Я увлекаюсь фотосъёмкой! — Гнесинский плюхнулся на стул.
Владимир устало вздохнул. Перчатка отменилась. Столик опустел. Незнакомка уже направлялась к двери, и Еленскому не удалось поймать даже её тень. Не то, чтобы он разочаровался… Всего лишь эстетическое наблюдение, потерянная капля самодовольства и только.
— Это исключительно ваше увлечение. — Владимир отпил арабского кофе с нежной пенкой, ласкающей язык.
— Я так и сказал! А вы…
— Правильный. А раз так, то съёмок предпочитаю избегать.
— Для вас же мистер Ленский!
— Еленский, Петр Ибрагимович… Еленский.
— Вам будут отличные фотографии, мне — портфолио… Право, не понимаю вашего несогласия...
— Вам не нужно его понимать. Его должно быть достаточно.
— Что ж, я думаю, моя Алёнка сможет склонить вас к согласию!
— Не стоит злоупотреблять всемогуществом вашей Алёны, Петр Ибрагимович.
Пока Петр медлил, Владимир взглядом искал за какой бы ещё недостаток на этом курорте уцепиться.
— Вы… Вы действительно, считаете, что она всемогущая? — спросил Гессенский тихо и, совершая будто новое открытие, воскликнул. — Да ведь правда же! Знаете, какая она смекалистая и умная! Всё с ходу улавливает!
— Вас дополняет, — безуспешно съязвил Владимир, со вздохом взяв программку и отдав ей всё своё внимание. Подоспел официант, чтобы принять заказ.
— Это что, программка? А ведь сегодня игры! Алёнушка ввела традицию как-то и с тех пор…
— Ввела? По-моему, настояла…— вклинился официант, скучающе нарисовав звёздочку в углу блокнота. — Петька, что ты будешь?
— Никто не виноват, что все остальные предложения оказались не такими хорошими…
— Покер было не её предложение.
— А кто идеально воплотил, кто? А кто выбил лицензию на игры? А кто хлопотал, чтобы привлечь инвестиции, чтобы построить ещё один корпус под развлечения? Алёнка!
— Что есть, то есть, — пробубнил официант и обратился к Владимиру. — Что-то ещё желаете?
Еленский покачал головой.
— Так эта, ваша Алёна, натура властолюбивая…
— Кремень, Владимир Александрович! Ещё какой! А как-то…
И не особо вникая в словесный поток Гессенского, Еленский подумал, что всё-таки Алёна — один из факторов полезности, и что при вложении в горнолыжный бизнес следует обязательно учитывать наличие таковых особ, очевидно, всех раздражающих, но успевающих всем помочь. А еще… Ещё наличие эстетически грациозных дам и, может, даже дам многообещающих, манящих до невозможности и всё-таки недостижимых.
— Непонятно только, как вы не выбрали президентские апартаменты! Шале всё-таки с устарелым интерьером. Вам что-то в люксе не понравилось?
— Именно.
— Но что же?
— Они мне просто не понравились, Пётр Ибрагимович.
— Ну хорошо, хорошо! Вы только скажите что! Хотелось бы знать! Ведь обставляла его сама Алёнушка! А так приходите, Владимир Александрович. Сегодня моя-то устраивает игру. Игру в покер… если вы понимаете, о чём я…
— О покере, должно быть…
— Должно быть…
Владимир промолчал. А вечером, получив все оставшиеся бумаги у администратора и хорошо их изучив, заскучал. Он курил у раскрытого окна. Смотрел на горы, утопающие в тёмном градиенте неба. К низу они розовели от тёплых огней курорта, и только блеск луны сверкал вдали на краю ломаных очертаний.
Дым слетал с его тонких губ, дважды клубился и рассеивался в морозном воздухе. В окнах главного здания толпились силуэты людей. Выше, в президентских апартаментах было темно. Канатная дорога спала. Тишина. Несколько людей прогуливались по главной аллее. Две дорожки следов в сугробах вели к лесу. Три пышных ели росли так близко друг к другу, что шапку снега им приходилось делить вместе. Ветки потряхивало. В них было заметно движение и сыпало крупными хлопьями снега — это с другой стороны мальчишки били палками по веткам.
Еленский прищурился. С верхней ветки спрыгнул взъерошенный механический зверь — крупная рысь с белой подпаленой на боку — бренд “Айрон” известный Владимиру, контрабандитский. Хозяева рыси охотились за редким материалом и нередко встречались с Еленским в конфликте за шпинелевские украшения. Сверкнув изумрудно витражными глазами, рысь обернулась, округлила спину и зашипела. Агрессивно. Повиливая размашисто металлическим хвостом. В неё прилетела палка. Рысь отпрыгнула и рыкнула озлобленней.
Показались и ребята с шапками набекрень и с румянцем счастливого детства. Рысь скалилась, шипела и медленно подкрадывалась к ним, ища удобное положение для нападения. Они, выставив палки, тоже к ней приближались.
— Кыш, кыш! Это наша территория!
— Да, наша!
Глаза робота засияли ярче и в тот момент, когда рысь пригнулась, чтобы прыгнуть и вцепиться кому-нибудь из них в горло, Владимир отшвырнул мальчишек за себя и строго посмотрел на продолжающего издавать металлическое шипение робота. Изумруды глаз змеи, сидящей на рукоятке его трости, засверкали. Робот снова издал низкий металлический звук, без устали предупреждая, угрожая, но уши его упали, антенка убралась в защитную панель — сверхсеть подавляла его.
Владимир наклонился к глазам рыси и прямо в объективы камер, сверкая холодной улыбкой в оскале, протянул:
— Моё — всегда моё.
Робот разъярённо рыкнул, осмотрел мальчишек и, вильнув замашисто механическим хвостом, скрылся в тени леса.
С минуту молчали и провожали его взглядом. Вновь стало спокойно и тихо. Мальчишки семи и десяти лет, в шапках набекрень и с шарафами, повисшими дугой на их неприкрытых шеях, зашептались. Лица у них были изумлёнными, румяными и слишком радостными.
— Разве родители вам не говорили, что металлические звери опасны? — Владимир обернулся. Мальчишки с восхищением смотрели на трость. Владимир накрыл ладонью змею, чтобы спрятать сияние. — Особенно такие, как этот… Немедленно отправляйтесь по домам.
Мальчишки переглянулись, кивнули друг другу и бросились в сторону знакомого шале. К шале незнакомки. Владимир прищурился.
Сверхсеть — вот что сейчас занимало его внимания. Она снова появилась у него, и, если судить по присутствию “Айрона”, который охотился за шпинелевыми камнями, где-то рядом с президентским шале был спрятан ценный артефакт. Артефакт, блокирующий сверхсети. Его ли, Еленского артефакт или баджу, доверенные когда-то Севастьяну, а может, заветное кольцо, которое никому и никогда не удавалось найти? Неважно. Он его получит.
В одной водолазке становилось холодно. Владимир вернулся к себе, но, обнаружив, что связь всё ещё при нём, а трость позволяет выстраивать даже материальные голограммы, направился в главное здание.
Если это всё-таки артефакт, то он работал, а значит, кто-то носил его, и велика вероятность, что этот кто-то был на вечере игр.