Гюльфем возвращалась во дворец. Слегка покачиваясь в карете, убаюканная монотонным цокотом копыт с благостной улыбкой на лице она погрузилась в сладостную дремоту.
Вскоре карета остановилась, и женщина встрепенулась.
“Я и забыла, что можно открыть глаза с безграничной радостью” - подумала она, поднимаясь с сиденья, и покинула экипаж.
Бодро ступая по тропинке, она приблизилась к широким дверям дворца, которые открыл перед ней охранник, и чуть замешкалась, размышляя, куда ей сначала пойти, к Хюррем с докладом или к себе. Однако душераздирающий женский крик, казалось, заполнивший все уголки сераля, заставил её содрогнуться.
- О, Аллах! Помоги! - вскрикнула она и опрометью бросилась по коридору к лестнице, ведущей на этаж фавориток. Именно оттуда раздавались истошные вопли.
К счастью по пути ей встретились две служанки, которые усмирили её буйную фантазию, нарисовавшую мрачные картины.
- У Фюлане-хатун начались роды, - сообщила одна из них, и Гюльфем, глубоко вздохнув, лбом прислонилась к холодному мрамору стены.
- Госпожа, Вам плохо? Принести Вам воды? Позвать лекаршу? - всполошились девушки, но Гюльфем жестом велела им успокоиться.
- Ничего не нужно, мне хорошо, - сглотнув, произнесла она и спокойным шагом пошла наверх.
По мере того, как она приближалась к покоям роженицы, её и без того большие глазах делались всё шире и шире, потому что пронзительные крики чередовались с яростными ругательствами хатун.
- А-а-а! Шайтан вас всех подери! Что ты тычешь мне в нос полотенцем! Пошла вон отсюда! А-а-а! А ты что причитаешь, как на поминальном намазе? На фалаке будешь причитать, я тебе обещаю! Кто там у меня, Ахсен-хатун? А-а-а! Как не видно? Куда ускользает? - грубым басом орала Фюлане, и тотчас послышался её гомерический хохот: - От меня не ускользнёт!
- О, Аллах! Давно мучается Фюлане-хатун? - спросила Гюльфем выскочившую с тазиком из комнаты служанку.
- Роды начались недавно, Фюлане-хатун не мучается, она сердится, - отдала поклон рабыня и побежала дальше.
Гюльфем покачала головой и торопливо прошла мимо двери покоев госпожи.
Хюррем встретила подругу с большим нетерпением.
- Ты слышала это? Фюлане подняла на ноги весь дворец, напугала валиде-султан, повелитель послал к ней своего личного лекаря, - рассказывала она последние новости.
- К Фюлане? - вскинула брови Гюльфем, не припомнив, чтобы султан отправлял личного лекаря к наложницам.
- Нет, к валиде, - с тревогой в голосе ответила Хюррем.
Внезапно крики стихли, вернув дворцовым коридорам привычную тишину.
Хюррем и Гюльфем переглянулись.
- Назлы, будь добра, узнай, кто родился, - посмотрела на свою верную служанку султанша, и проворная девушка мигом выпорхнула за дверь.
Спустя пару минут она вернулась и сообщила:
- Фюлане-хатун родила мальчика!
Женщины снова переглянулись.
В это же время в противоположном крыле коридора в своих просторных покоях на высокой мягкой подушке сидела Махидевран-султан, крепко обняв сына Мустафу и в ожидании взирающую на дверь.
- Мама, зачем ты так сильно меня жмёшь, мне больно, - захныкал мальчик, и женщина перевела на него отсутствующий взгляд. Тряхнув головой, она, наконец, пришла в себя и разжала пальцы, которыми вцепилась в шехзаде.
- Прости, сынок. Я больше не буду, - пробормотала она, вновь взглянув на дверь, которая тотчас отворилась, и на пороге появилась служанка госпожи Гюльшах.
- Госпожа моя, да хранит Вас Аллах и нашего шехзаде тоже, да пошлёт он вам покой и радость…
- Гюльшах, не томи, кто родился? - перебила её Махидевран.
- Мальчик, госпожа…- виновато ответила та и покорно опустила голову.
- Всевышний снова наказал меня, - в отчаянии вскрикнула султанша, - за что он посылает на мою голову несчастье за несчастьем?
- Госпожа, не гневите Аллаха. Разве Вы несчастны? Вы молодая, красивая, здоровая, - стала успокаивать её Гюльшах.
- Что толку с моей красоты и молодости, если повелитель не обращает на меня внимания. Я забыла, когда в последний раз была на его ложе, - промолвила Махидевран и утёрла выбежавшую слезу.
- Госпожа, простите меня, но ведь Вы живёте в гареме, у падишаха много наложниц, таков закон, и Вы не сможете изменить его. Когда-нибудь дойдёт очередь и до Вас, не переживайте. Разве это главное? Шехзаде здоровенький, растёт не по дням, а по часам, повелитель его любит - вот чему надо радоваться и все силы направить на то, чтобы уберечь его от врагов. А они у него есть, Вы и сами это знаете не хуже меня, - понизив голос, вдохновенно говорила служанка, пытаясь донести свои слова до госпожи, которой была предана всей душой.
Гюльшах не зря произносила свой длинный монолог. Махидевран перестала плакать, заламывать руки и утёрла слёзы.
- Ты, как всегда, права, Гюльшах. Мне не следует забывать, что я нахожусь в гареме, где падишах один, а наложниц много. Такова, видно, моя судьба быть одной из многих, не познать счастья любви, - тяжело вздохнула она, - что ж, зато у меня есть сын, которого я люблю всей душой.
Ложе падишаха не стОит и слезинки моего ребёнка, не говоря уж о жизни. Отныне я все свои силы, да что силы, я жизнь свою положу на защиту моего Мустафы. У Хюррем есть шехзаде, у Фюлане теперь тоже. Кто знает, какие мысли в головах их матерей. Может быть, уже сегодня, сейчас они замышляют коварство против моего сына. Но сначала они встретятся со мной. Это говорю я, черкесская княжна, дочь и сестра отважных черкесских воинов, ни разу не потерпевших поражения.
Махидевран встала, подошла к окну и устремила гордый взгляд вдаль.
- Госпожа моя, да хранит Вас Аллах! Я такой Вас никогда не видела! Только знаете, что я Вам ещё скажу? Вы сами про коварство сказали, а против него храбрости и силы мало. Хитростью его победить можно. Зажмите в кулак свою гордость, да спрячьте подальше, а когда время придёт – достанете. И про любовь я Вам сказать хотела. Невозможно такой красоте, какая в Вас есть, без любви жить. Чует моё сердце, что ждёт Вас такая любовь, что и во сне Вам не снилась, - восторженно произнесла служанка, и Махидевран подняла в останавливающем жесте руку.
- Гюльшах, уймись. У меня от твоей мудрости в голове зазвенело. Я знаю, что ты хочешь мне добра, но я и сама прозрела, слава Аллаху. Я стала другой.
С этими словами султанша открыла шкафчик, достала шкатулку с драгоценностями и выбрала три вещицы с самыми большими и яркими камнями.
- Надо Фюлане-султан поздравить с рождением шехзаде, - с ядовитой улыбкой прищурилась она.
- Правильно, Махидевран-султан, и слова ей ласковые скажите, - подхватила Гюльшах, расправляя складки на платье госпожи.
Во время процедуры имянаречения Фюлане в золотом парчовом платье, в высокой диадеме, густо усеянной жемчугом, чинно восседала на своём ложе и одаривала всех самодовольной улыбкой.
Когда присутствующие покинули покои Фюлане, теперь уже султанши, она мгновенно погасила улыбку и велела служанке подойти ближе.
- Дамла, ты запомнила, кто и что мне подарил?
- Да, госпожа, - поклонилась та.
- А слова, которые мне сказали?
- Да, госпожа, - не поднимая головы, ответила рабыня.
- Чьи дары самые щедрые?
- Махидевран-султан, госпожа, - пробормотала Дамла-хатун.
- Что-о-о? Разве не повелителя и валиде-султан? – выражая неудовольствие, воскликнула она.
- Госпожа, простите, я не знаю, что подарил Вам повелитель, я не посмела заглянуть в ларец, однако я видела, что валиде-султан поставила на столик шкатулку с жемчужным ожерельем в несколько нитей.
- А остальные? - Фюлане исподлобья посмотрела на служанку.
- Их дары ещё скромнее, - ехидно ухмыльнулась та.
- Ну что ж, Махидевран повела себя разумно, со мной не надо ссориться, следует проявлять почтение, этим можно заслужить мою благосклонность. Знаешь, Дамла, мне даже жаль её. Сидит в своих покоях, забытая всеми, никуда не выходит. Бедняжка, она и забыла, как крепко обнимают руки султана, - упиваясь собой и своим новым положением, говорила она. - Я не стану трогать её...пока.
- Воистину так и есть. Не то, что Вы, госпожа. Повелитель любит Вас больше всех. Помяните моё слово, как положенное время пройдёт, он призовёт Вас снова к себе. Дай Аллах, и ещё ребёночка родите, - льстиво захихикала служанка.
Тотчас зазвенела оплеуха.
- За что, госпожа? – схватилась за щеку Дамла и насупила брови.
- Чтобы знала, как детей султанши называть. Какой тебе ребёночек? Шехзаде! В крайнем случае, султанша! - с вызовом ответила Фюлане и отвернулась.
- Простите, госпожа, я не по злому умыслу, а с добротой к Вам. Я за ради Вас на всё готова, а Вы драться. Вот помру от горя, тогда вспомните, как я Вас любила и верно служила Вам, - произнесла Дамла нарочито жалобным тоном.
- Ладно, ладно, хватит. Погорячилась я. Держи вот, - снисходительно сказала Фюлане, небрежно бросив в руки служанке мешочек с золотом.
Та ловко поймала награду и вмиг повеселела. Шмыгнув носом, она преданным взглядом посмотрела на Фюлане.
- Нет конца Вашей доброте, валиде-султан, позвольте ручку поцеловать!
- Ну вот, опять ошиблась, - довольно улыбнулась та.
- Нет, госпожа, не ошиблась я. Вы же мать будущего султана, как же я Вас называть должна? – прикинулась хитрая Дамла.
- Если подумать, то ты права. Пусть растёт мой шехзаде, а мы ему дорожку к трону чистить будем. Иди-ка ближе, что скажу, - поманила она пальцем Дамлу, и та покорно склонилась перед госпожой, которая стала что-то быстро шептать ей на ухо. Служанка то и дело щурила глаза и понимающе кивала.
…Гюльфем продолжала активно заниматься делами вакфа Хюррем-султан. Дважды в неделю она посещала здания, которыми владела рыжеволосая султанша, переданные ею под больницу и баню, беседовала со служащими, собирала информацию о доходах. А после этого спешила в их с Вахидом уютный домик, где встречалась с любимым мужчиной.
Вот и сейчас она возвращалась во дворец в прекрасном настроении, любуясь бушующим зеленым садом, наблюдя, как с ветки на ветку перепрыгивает маленькая жёлтая птичка, приветствуя женщину радостным щебетом.
Внезапно Гюльфем остановилась от пронзившей её мысли: она уже видела эту птичку, тогда, на лугу, когда её щебет показался Эрзи похожим на призыв о помощи. После этого случилось несчастье...
Гюльфем, охваченная тревожным чувством, перевела взгляд на дворец, и её глаза остановились на балконе Хюррем, заметив силуэт человека. Сердце женщины часто забилось от непонятного предчувствия. Приглядевшись, она узнала служанку султанши Назлы с Мехмедом на руках.
Гюльфем глубоко вздохнула, однако смятение не покинуло её, и она торопливо пошла ко дворцу, не отводя взгляд от балкона Хюррем.
Спустя мгновения до неё донеслись тяжёлые стоны с террасы, где только что стояла Назлы с Мехмедом на руках.
Гюльфем подошла ближе и в ужасе замерла: к промежутку между двумя столбиками балюстрады быстро подползал на четвереньках маленький Мехмед. Звать на помощь было поздно, Гюльфем, двумя широкими прыжками очутилась под самым балконом, сосредоточенно посмотрела наверх, и в то же самое время ребёнок сорвался и полетел вниз.
Гюльфем закричала, подставила руки и приняла в них падающего малыша. Не удержавшись, она отшатнулась, прижала к себе Мехмеда и упала на спину в траву газона.
Тем временем служанки уже услышали стоны, раздававшиеся с террасы, забежали и увидели задыхающуюся, бьющуюся в ознобе Назлы, лежащую на террасе с опухшим красным лицом.
- Это жёлтый сап! – вскрикнула одна из рабынь, указывая на руку Назлы, на которой сидел большой жёлтый восьминогий паук, впившийся своими длинным ядовитыми жвалами в нежную кожу девушки.
Хюррем была в хамаме, когда ей сообщили о происшествии, и стремглав бросилась в свои покои.