Найти тему

Книга "Кинокритик" 3 серия

18 сентября 2023 года (тот самый первый день)

Странный разговор, наверное даже пугающий, закончился. Андрей выпрямляется, немного потягивается, затем допивает кофе и просит счет.

Официантка приносит листок и прибор для оплаты карточками.

Андрей смотрит на счет.

— У меня был только кофе и самса, — замечает он.

— Но ваш знакомый…

— Он не мой знакомый.

— Но он сказал, что вы оплатите, и вы ничего не возразили, — говорит официантка.

— Но я и не соглашался.

— Но он же ваш друг, — после паузы говорит она.

— То есть из вашей логики следует, что если вы сядете за мой столик, то вы будете моим другом? Так, что ли? Какой-то псих сел напротив меня, вы ему принесли кофе и меня же заставляете платить! Зовите менеджера или еще кого. Мне плевать, но кофе вычеркивайте.

На улице заметно обезлюдило, а всё из-за мелкого противного дождя.

Из кафе, громко хлопнув дверью и крича нечто вроде: «Никогда больше сюда не приду, хотите — вызывайте!..» — выходит Андрей. Официантка и менеджер настолько его допекли, что он, психанув, бросил на стол две помятые сотни (примерная стоимость самсы и кофе) и ушел.

Он останавливается, вынимает сотовый, ищет в записной книжке имя «Юля», нажимает.

— Привет! — слышит он женский голос.

— Привет. Ты представляешь, что сейчас было? Какой-то тип подсел ко мне, стал угрожать, что убьет всех друзей, выпил кофе и ушел! А официантка подумала, что он мой друг, и принесла его счет мне. Не беспредел ли?

— Ничего не поняла. Что за тип, что за кофе?

— Да не знаю я! Сел такой, начал говорить, назвался знаешь кем… на Э вроде…

— Что за «наэ»?

Андрей тяжело вздыхает.

— Я просто ничего не поняла…

— Ну, я сел в кафе, потом…

— Стоп! — вдруг резко перебивает она. — Да это же моя, блин!..

И в трубке слышится громкий хлопок, похожий на взрыв.

— Перезвоню! — кричит Юля и бросает трубку.

Андрей останавливается.

Вот почему нельзя сказать, что случилось? Почему нужно кричать: «Перезвоню!» — но не сказать, что случилось? Две секунды еще никому ничего не изменили.

В телефоне он выбирает приложение и вызывает такси.

Небольшое подвальное помещение. Блондин в черном плаще стоит возле административной стойки. За ней сидит черноволосая девушка в черной майке и джинсах. Вся ее левая рука забита татуировками.

Девушка смотрит в экран компьютера. Там на белом листе черно-белое фото Андрея. Сверху надпись: «Внимание! Внимание!» А снизу: «В нашем районе завелся гей из 26-й квартиры!»

— Того, кто специально убивает собак, я бы назвала «пидором из двадцать шестой», — зло говорит девушка.

— Я думал так же, но не хочу опускаться до его уровня.

— Так, может… — Девушка задумывается. — …назвать его «педофилом из двадцать шестой»?

— Понимаете, я хочу что-то обидное. А «гомосексуалист» гораздо обиднее, чем «педофил».

— Только у нас в стране.

— Согласен.

— Давайте хотя бы педиком назовем, а то «гей» совсем как-то…

Вдруг девушка резко бьет по стойке.

— Всё, я придумала! Напишу так: «В нашем районе завелся педик, который пристает к мальчикам».

— «Педик… пристает к мальчикам»? — Блондин усмехается. — Отлично.

— Так, вам надо тысячу штук. Я возьму за семьсот: триста вам в подарок. Ненавижу, когда твари собак убивают!

И большой принтер начинает выплевывать черно-белые листовки.

Парковка возле офисного здания. Черный выгоревший кузов машины, а вокруг следы белой пены.

Андрей и Юля стоят неподалеку. Он обдумывает слова странного типа из кафе, а Юля пустыми глазами смотрит на свою элегантную красную машину… В прошлом красную.

К ним грузно подходит охранник — толстяк в черном классическом костюме с очень странными усами под носом. Их странность выражается в цвете: они вроде черные, но если присмотреться, то скорее зеленые, а когда на них падал солнечный свет, эта зеленость вообще преобладала.

— Значица так. — Он тяжело вытирает пот с подбородка и смотрит на Юлю. — До пяти часов вам нужно убрать машину.

— Как интересно! — Она раздражена.

— Ну, значица, можно на эвакуаторе или прицепом…

— Да вы что, прикалываетесь?! Мне за нее кредит еще два года платить, а вы говорите вызывать эвакуатор! Да куда я ее дену?

— Но здесь ей не место, транспорт нужно убрать.

— На транспорте можно ездить, а это уже не транспорт.

— Значица, тогда вас оштрафуют за беспризорный транспорт.

— Не, ты слышишь? — Юля поворачивается к Андрею. — Беспризорный транспорт! Я ему говорю, что на транспорте можно ехать, а это уже не транспорт…

Она замолкает, понимая, что слишком поспешила, рассказав всё Андрею.

— И вообще, это место преступления! — нервно продолжает она. — Мне же машину сожгли.

— А с чего ты взяла, что сожгли? — спрашивает Андрей, но тут же замолкает, увидев злой взгляд Юли. Андрей сглатывает слюну и добавляет: — В смысле, может, она сама загорелась, замкнула…

— Сама замкнула?.. — Юля материться. — Да потому что там… — Она показывает рукой направо, на столб освещения. — …возле этого, как его, вон того…

— Столба, — помогает ей Андрей.

— Да! Возле того вонючего столба стояла канистра с бензином, а на ней была записка. А в ней написано: «Этим бензином я поджег машину».

— Странно, — замечает Андрей.

— Да неужели?

— Очень, значица, странно, — поддакивает охранник.

— Да, блять, неужели?!

— Вообще… — Охранник снова вытирает пот. — Всё похоже на дело рук маньяка. Маньяки же всегда обозначают свое преступление. Значица, был такой случай…

— Пошли домой. — Юля резко хватает Андрея за рукав куртки и тянет за собой.

— А работа?

— Меня отпустили, у меня стресс.

— Вы только о машине не забудьте, — напоминает им вслед охранник.

— Слушай, Юль, — начинает Андрей, когда они немного отошли. — А может, машину сжег твой поклонник? Может, ты ему отказала и всё такое?

— Не мели ерунду.

— Уверена?

— Нет у меня поклонника.

— Жаль.

— Ты хочешь, чтобы у меня был поклонник?

— Нет, я просто, наверное, тогда знаю, кто сжег. Но это догадки.

Она резко останавливается, разворачивается.

— Ты знаешь, кто сжег мою машину?

— Вот сколько сейчас времени?

— Какая разница сколько? Кто машину сжег?

— Просто хочу быть точным.

— Не тяни.

— Ладно. Сегодня ко мне подсел один тип в кафе…

— Я это уже слышала!

— Дослушай.

— Слушаю!

— Этот тип сказал, что я должен написать положительную рецензию на один фильм, иначе он сожжет мою машину. Я говорю, что у меня нет машины, тогда он сказал, что…

— Это точно он, — перебивает она, даже не дослушав. — Нам надо идти в полицию.

— Не-не-не-не…

— Что за «не-не-не-не»?

— Он сказал, что если пойдем в полицию, то он убьет… Юру.

— Что́ он сказал?!

— Сказал, если пойдем в полицию, то он убьет Юру.

— Он так сказал?

— Да.

— Это же пустые угрозы.

— А машина?

— Машина не человек.

— Нет, всё же не пойдем в полицию. Вдруг и правда убьет?

— Тогда пиши рецензию.

— Фильм очень плохой.

— Ну и что? Я каждое утро вот уже два года улыбаюсь начальнице и говорю, как она прекрасно выглядит. Ты же видел эту старую каргу. Уже два года! А тебе всего лишь раз написать нужно.

— Нет. Тут дело принципа.

Блондин неторопливо ходит вдоль большого многоквартирного дома, в его руках листовки. Он ищет, куда бы их еще налепить.

Навстречу ему медленно тащит тележку старушка.

— Бабушка, — окрикивает он ее, протягивая листовку, — возьмите, пожалуйста.

— Что это? — Она останавливается и смотрит на бумажку.

— Понимаете, — говорит блондин, — полиция бездействует, а это педофил-гей. Он приставал к моему маленькому сыну…

— Неужели?

— Да. А полиция не верит, говорит, мой сын сочиняет… Но откуда ему знать такие подробности? Вот фото, глядите.

Старушка смотрит на портрет.

— О, а я его знаю. Они толпой собираются в его квартире и что-то там кричат, я несколько раз вызывала полицию. Говорила же, что что-то не то. Теперь всё ясно.

— Да, вы, женщины, более проницательны.

От слова «женщины» старушка улыбается.

— Так как? Если его увидите, обязательно крикните, кто он? — просит блондин.

— Конечно, конечно.

— Спасибо.

Он идет дальше, поворачивает к подъезду, лепит на железную дверь листок и звонит наугад в домофон.

— Кто? — раздается мужской голос.

— Здравствуйте! Электрик, счетчик проверять.

— Я не вызывал.

— Я общие у всех проверю.

Дверь открывается, и блондин входит в подъезд. Он по ступенькам поднимается на третий этаж, видит дверь двадцать шестой квартиры, подходит, нажимает звонок, прислушивается. Затем вынимает из кармана универсальный ключ-отмычку, ковыряется в замке. Раздается глухой щелчок.

Блондин заглядывает в квартиру… и, не закрыв дверь, разворачивается и идет вниз.

Белое такси останавливается на углу многоквартирного дома. Из машины выходят Андрей и Юля.

Юля его не ждет. Быстрым шагом она идет к первому подъезду. Андрей в раздумьях идет за ней.

— Педофил-педик! — кричат пробегающие мимо него мальчишки.

Андрей замирает, смотрит им вслед. Юля останавливается.

— Они меня с кем-то спутали, — пожимает плечами он.

Она недоверчиво смотрит на него и продолжает идти.

— И как таких земля носит? Извращенец! — кричит ему бабка, сидящая на лавке возле третьего подъезда. — Педофил, тьфу!

Юля оборачивается на него.

— Они меня с кем-то путают. — Он еще раз пожимает плечами.

Она первой доходит до первого подъезда и останавливается.

— Смотри!

— Что, опять вывесили должников?

Андрей встает рядом и видит свое черно-белое лицо и подпись.

— «Педик из двадцать шестой квартиры»?! — кричит Андрей, резко срывая листок. Он намеревается его выкинуть, но передумывает. — Всё, идем в полицию.

— Что?

— Это по-любому тот тип из кафе. Пошли в полицию.

— А как же Юра?

— А-а, пустые угрозы.

— Значит, как насчет моей машины идти, так Юру убьют, а тут — пустые угрозы?

— О твоей машине тоже расскажем.

Не слишком чистый квадратный кабинет. На окнах — решетки. Посередине кабинета старый стол, старые стулья и такие же старые огромные мониторы на столе. За столом сидит высокий мужчина с усами, напротив него Андрей. Мужчина разговаривает по сотовому.

— Да не грустный я, — размеренно говорит он. — Просто устал… Ну а что, ходят всякие придурки. То одна мужа потеряла, а он уже помер как пять лет. То другого каждый вечер инопланетяне атакуют. А недавно пришла бабка и говорит, что ее по голове ударили и выписали из квартиры, а потом вписали в однокомнатную. Сущие идиоты… Я раньше не верил Довлатову, думал, не бывает таких людей, а оказалось, полно… Да терплю, два года до пенсии всего… Ладно, милая, и я тебя целую.

Он кладет телефон и безразлично смотрит на Андрея.

— Что у вас?

— Вот. — Андрей протягивает ему листовку со своей черно-белой фотографией.

— Это вы, — утверждает хозяин кабинета.

— Да знаю я, что это я!..

— Не кричите на меня, я при исполнении.

— Да я и не кричу!

— Вот и хорошо. Здесь написана правда?

— Конечно нет!

— А зачем кому-то писать неправду?

— Он мне угрожал, хотел, чтобы я написал положительную рецензию на фильм.

— Ну что, разберемся.

— А когда?

— Сейчас и начнем.

— Еще он угрожает моему другу.

— Вы в заявлении это написали?

— Вот. — Андрей протягивает другой лист.

— Вот и отлично. Мы разберемся, не волнуйтесь.

— Но что мне делать?

— Ничего, вы уже всё сделали. Заявление написали, дальше мы разберемся.

— Всё?

— Да, во всём разберемся.

— Я имею в виду, что можно идти?

— Конечно.

— А вы его найдете?

— Сделаем всё, что в наших силах. Можете не беспокоиться.

Красивое здание театра. На фасаде плакаты премьер, задняя парковка полностью заставлена машинами.

Возле самого входа в театр курит блондин. Все остальные зрители уже в театре, и, судя по времени на сотовом, диктор спектакля уже произнес самую заезженную и знаменитую фразу: «Убедительная просьба во избежание неловких ситуаций отключите мобильные телефоны…»

Блондин раздраженно и зло усмехается, бросает сигарету в урну и идет к метро.

— Антон! — раздается позади него женский возглас, похожий на крик чайки, пытающейся перекричать море.

Блондин останавливается, его улыбка освещает улицу. Его никто не кинул.

Он оборачивается.

Аня бежит к нему, и чем ближе подбегает, тем медленнее бежит. Наконец она останавливается.

— Прости!.. — тяжело дыша, почти сипит она. — Я это… зеркало дома разбила.

— Большое, маленькое?

— Среднее. Пока искала перчатки, чтобы осколки собрать…

— Правильно, без перчаток нельзя собирать.

— Да! Пока нашла перчатки, пока собрала… Вот и опоздала.

— В осколки не смотрела?

— Конечно нет!

— Правильно.

Они смотрят друг на друга

— Сильно опоздала, да? Прости, глупый вопрос. Понятно, что сильно.

— Да ладно, в следующий раз сходим. Может, заглянем в кафе?

— Тогда я угощаю, — улыбается она.

Они начинают идти к центру города.

— А ты слышал, что Паша сгорел в машине? — вдруг спрашивает Аня.

— Какой Паша?

— Ну тот, возле подъезда. Говорят, у него бак протекал, а они курить начали и сгорели. Весь дом ночью на ушах стоял.

— Бывает же, да?

Подъезд многоквартирного дома. Юля поднимается по ступенькам, за ней поднимается Андрей.

Возле двери в двадцать шестую квартиру она останавливается. Андрей, сделав несколько шагов, тоже останавливается, упершись ей в спину.

— Ты чего? — спрашивает он. — Ну да, возможно, я не совсем прав… Наверное, не так отнесся к твоей машине…

— Дверь открыта, — перебивает она.

— Какая дверь?

— Дверь лифта, блин! — раздражается она. — Какая еще дверь может быть открыта? Вот эта. — Она показывает на входную дверь его квартиры.

Андрей напрягается, он быстро бледнеет от страха.

— Отойди, — говорит он и вынимает сотовый. — Как сейчас звонить в полицию?

— Не стоит, — шепчет Юля.

— Это почему? Всё из-за машины.

Она хмыкает и тут же добавляет:

— Сам подумай.

— А-а, не знаю! Что я могу надумать?

— Полиция может взять на досмотр твой ноутбук. С учетом большого экрана и проектора она может заподозрить тебя в незаконном показе фильмов. А твою форму «Реала» вообще можно трактовать двояко. И это я еще молчу о книге про Дягилева[1].

— И чем тебе книга не угодила?

— Мне-то всё нормально, а вот кое-кто ее может кое-куда и присобачить.

— Это же кощунство!

— Тебе еще раз рассказать историю о цветном браслете? Катя его просто надела, а они сказали, что пропаганда.

— Ладно, полиция отпадает. Что тогда делать?

— Легко. Оставляешь открытой дверь и заходишь. Если кого увидишь — кричи. Я панику с пожаром наведу.

— А что, если они закроют мне рот и я не смогу закричать?

— Две минуты засеку, — говорит Юля.

— За две минуты меня могут убить.

— Тогда сколько?

— Тридцать секунд засеки.

— Если через тридцать секунд не выйдешь… — Она вынимает телефон. — …то я кричу пожар.

— Да.

— Готов?

— Готов.

Андрей быстро открывает дверь и забегает в квартиру.

Коридор — пусто, две комнаты — пусто, кухня — пусто. Туалет и ванная — тоже.

— Пусто тут! — кричит он.

Юля с опаской заходит, проходит в первую комнату, где они смотрят кино. Ее взгляд падает на большой шкаф для одежды, стоящий в углу.

— В шкафу смотрел? — шепчет она.

— Нет.

— Я пошла в подъезд.

Андрей смотрит ей вслед, переводит взгляд на шкаф, сглатывает слюну и…

Дверь открывается, впуская в темноту однокомнатной квартиры свет подъезда. Первым входит блондин. Он сразу щелкает выключателем. В коридоре загорается свет.

Коридор выполнен в минималистическом стиле. Бежевые стены, вешалка с несколькими куртками, под ними черный коврик, на котором стоит пара черных туфель.

— Проходи, — говорит он Ане.

Она, смущенно улыбаясь, заходит. В это мгновение в комнате отражается свет от молнии, а потом раздается раскат грома.

— Ничего себе, — вздрагивает она.

— Знаешь… — Он принимает ее куртку. — Если сидеть в безопасном месте, то я просто обожаю вид молнии на черном небе.

— Всегда боялась грома.

— Особенно если наслушаться разных историй.

Его комната ничем, по сути, не отличается от коридора: всё такое же минималистическое. Белые стены, мягкий синий ковер, справа от входа диван, а напротив дивана большой стеллаж. На средней полке стеллажа стоит небольшой граммофон нового формата, чуть позади — две средние колонки. На полке выше лежат пластинки, справа от них — зеленая книжка Толстого «Воскресение».

— Обожаю пластинки, — улыбается она. — Что у тебя есть? Давай послушаем.

— Полная коллекция Тома Уэйтса.

— Sex bomb, sex bomb… — начинает напевать она.

— Не, — смеется он. — Это Том Джонс. А Том Уэйтс — это мегакрутой чувак. Сейчас я тебе включу.

Она садится на диван.

Он подходит к граммофону. Из колонок начинает звучать хриплый голос:

She sends me blue valentines

All the way from Philadelphia

To mark the anniversary

Of someone that I used to be[2].

— Ну как? — интересуется он.

— Ты читал Толстого?

— Только «Воскресение». Книга очень простая по языку, гораздо легче «Войны и мира». И буквально описывает нынешнее время.

— А мне не очень понравилось. Нехлюдов показался слишком глупо идейным.

— Эм-м?

— Как тебе объяснить? Он поделил людей на белое и черное. Но это слишком простое восприятие мира, ведь в нем могут быть и другие цвета.

— Где-то я такое уже слышал.

— Это все говорят.

— Но ты так не считаешь?

— Нельзя сказать, что это точно плохое, а это — точно хорошее.

Раздается жужжание его сотового.

— Прости. — Он вынимает телефон. — Алло… Точно… Уверен… Понял.

Блондин кладет трубку.

— Неловкая ситуация: меня срочно вызывают по работе, — говорит он.

Аня встает.

— Но я тебе не выгоняю, — останавливает он ее. — Мне нужно буквально полтора часа, и я вернусь. Подожди меня здесь.

— Уверен?

— На все сто. Открыть тебе вино?

— Как-то неудобно…

— Ты уже сомневаешься, а это значит, оставайся. Прости, нет телика, но послушай пока Тома Уэйтса. Кстати, там еще есть Шуберт, подарили… Полтора часа максимум меня не будет. Если надоест, уходи, а ключ… Кстати, вот он… — Блондин кладет ключ на полку рядом с граммофоном. — Отдашь его в другой раз, я запасной возьму.

Сколько можно терпеть? Но он не такой человек, чтобы ругаться. Да и если уволят его, то что? Что он будет делать?

Весь мокрый, в тонкой куртке, Юра сидит под навесом остановки на деревянной скамейке. Его рабочий день должен был закончиться еще шесть часов назад, но тупые идеи дизайнера по «улучшению» и без того хорошего сайта заставили всех задержаться на работе. И ладно бы дизайнер озвучивал свои идеи им. Нет же, он звонил напрямую заказчику!

«Ну где же такси?..»

У него нет желания идти до метро, как, впрочем, и сил.

Вдруг под навес забегает высокий мужчина будто с крашеными блондинистыми волосами. Они переглядываются.

— Что, автобуса всё нет?

— Да я и не автобус жду, а такси, — отвечает Юра.

— А-а, такси!..

[1] Русский театральный и художественный деятель, меценат.

[2] «Она валентинки шлет, синие, из Филадельфии, еще отметить один год того, кем я когда-то был» (перевод Максима Куваева).