18 сентября 2023 года (тот самый первый день)
Странный разговор, наверное даже пугающий, закончился. Андрей выпрямляется, немного потягивается, затем допивает кофе и просит счет.
Официантка приносит листок и прибор для оплаты карточками.
Андрей смотрит на счет.
— У меня был только кофе и самса, — замечает он.
— Но ваш знакомый…
— Он не мой знакомый.
— Но он сказал, что вы оплатите, и вы ничего не возразили, — говорит официантка.
— Но я и не соглашался.
— Но он же ваш друг, — после паузы говорит она.
— То есть из вашей логики следует, что если вы сядете за мой столик, то вы будете моим другом? Так, что ли? Какой-то псих сел напротив меня, вы ему принесли кофе и меня же заставляете платить! Зовите менеджера или еще кого. Мне плевать, но кофе вычеркивайте.
На улице заметно обезлюдило, а всё из-за мелкого противного дождя.
Из кафе, громко хлопнув дверью и крича нечто вроде: «Никогда больше сюда не приду, хотите — вызывайте!..» — выходит Андрей. Официантка и менеджер настолько его допекли, что он, психанув, бросил на стол две помятые сотни (примерная стоимость самсы и кофе) и ушел.
Он останавливается, вынимает сотовый, ищет в записной книжке имя «Юля», нажимает.
— Привет! — слышит он женский голос.
— Привет. Ты представляешь, что сейчас было? Какой-то тип подсел ко мне, стал угрожать, что убьет всех друзей, выпил кофе и ушел! А официантка подумала, что он мой друг, и принесла его счет мне. Не беспредел ли?
— Ничего не поняла. Что за тип, что за кофе?
— Да не знаю я! Сел такой, начал говорить, назвался знаешь кем… на Э вроде…
— Что за «наэ»?
Андрей тяжело вздыхает.
— Я просто ничего не поняла…
— Ну, я сел в кафе, потом…
— Стоп! — вдруг резко перебивает она. — Да это же моя, блин!..
И в трубке слышится громкий хлопок, похожий на взрыв.
— Перезвоню! — кричит Юля и бросает трубку.
Андрей останавливается.
Вот почему нельзя сказать, что случилось? Почему нужно кричать: «Перезвоню!» — но не сказать, что случилось? Две секунды еще никому ничего не изменили.
В телефоне он выбирает приложение и вызывает такси.
Небольшое подвальное помещение. Блондин в черном плаще стоит возле административной стойки. За ней сидит черноволосая девушка в черной майке и джинсах. Вся ее левая рука забита татуировками.
Девушка смотрит в экран компьютера. Там на белом листе черно-белое фото Андрея. Сверху надпись: «Внимание! Внимание!» А снизу: «В нашем районе завелся гей из 26-й квартиры!»
— Того, кто специально убивает собак, я бы назвала «пидором из двадцать шестой», — зло говорит девушка.
— Я думал так же, но не хочу опускаться до его уровня.
— Так, может… — Девушка задумывается. — …назвать его «педофилом из двадцать шестой»?
— Понимаете, я хочу что-то обидное. А «гомосексуалист» гораздо обиднее, чем «педофил».
— Только у нас в стране.
— Согласен.
— Давайте хотя бы педиком назовем, а то «гей» совсем как-то…
Вдруг девушка резко бьет по стойке.
— Всё, я придумала! Напишу так: «В нашем районе завелся педик, который пристает к мальчикам».
— «Педик… пристает к мальчикам»? — Блондин усмехается. — Отлично.
— Так, вам надо тысячу штук. Я возьму за семьсот: триста вам в подарок. Ненавижу, когда твари собак убивают!
И большой принтер начинает выплевывать черно-белые листовки.
Парковка возле офисного здания. Черный выгоревший кузов машины, а вокруг следы белой пены.
Андрей и Юля стоят неподалеку. Он обдумывает слова странного типа из кафе, а Юля пустыми глазами смотрит на свою элегантную красную машину… В прошлом красную.
К ним грузно подходит охранник — толстяк в черном классическом костюме с очень странными усами под носом. Их странность выражается в цвете: они вроде черные, но если присмотреться, то скорее зеленые, а когда на них падал солнечный свет, эта зеленость вообще преобладала.
— Значица так. — Он тяжело вытирает пот с подбородка и смотрит на Юлю. — До пяти часов вам нужно убрать машину.
— Как интересно! — Она раздражена.
— Ну, значица, можно на эвакуаторе или прицепом…
— Да вы что, прикалываетесь?! Мне за нее кредит еще два года платить, а вы говорите вызывать эвакуатор! Да куда я ее дену?
— Но здесь ей не место, транспорт нужно убрать.
— На транспорте можно ездить, а это уже не транспорт.
— Значица, тогда вас оштрафуют за беспризорный транспорт.
— Не, ты слышишь? — Юля поворачивается к Андрею. — Беспризорный транспорт! Я ему говорю, что на транспорте можно ехать, а это уже не транспорт…
Она замолкает, понимая, что слишком поспешила, рассказав всё Андрею.
— И вообще, это место преступления! — нервно продолжает она. — Мне же машину сожгли.
— А с чего ты взяла, что сожгли? — спрашивает Андрей, но тут же замолкает, увидев злой взгляд Юли. Андрей сглатывает слюну и добавляет: — В смысле, может, она сама загорелась, замкнула…
— Сама замкнула?.. — Юля материться. — Да потому что там… — Она показывает рукой направо, на столб освещения. — …возле этого, как его, вон того…
— Столба, — помогает ей Андрей.
— Да! Возле того вонючего столба стояла канистра с бензином, а на ней была записка. А в ней написано: «Этим бензином я поджег машину».
— Странно, — замечает Андрей.
— Да неужели?
— Очень, значица, странно, — поддакивает охранник.
— Да, блять, неужели?!
— Вообще… — Охранник снова вытирает пот. — Всё похоже на дело рук маньяка. Маньяки же всегда обозначают свое преступление. Значица, был такой случай…
— Пошли домой. — Юля резко хватает Андрея за рукав куртки и тянет за собой.
— А работа?
— Меня отпустили, у меня стресс.
— Вы только о машине не забудьте, — напоминает им вслед охранник.
— Слушай, Юль, — начинает Андрей, когда они немного отошли. — А может, машину сжег твой поклонник? Может, ты ему отказала и всё такое?
— Не мели ерунду.
— Уверена?
— Нет у меня поклонника.
— Жаль.
— Ты хочешь, чтобы у меня был поклонник?
— Нет, я просто, наверное, тогда знаю, кто сжег. Но это догадки.
Она резко останавливается, разворачивается.
— Ты знаешь, кто сжег мою машину?
— Вот сколько сейчас времени?
— Какая разница сколько? Кто машину сжег?
— Просто хочу быть точным.
— Не тяни.
— Ладно. Сегодня ко мне подсел один тип в кафе…
— Я это уже слышала!
— Дослушай.
— Слушаю!
— Этот тип сказал, что я должен написать положительную рецензию на один фильм, иначе он сожжет мою машину. Я говорю, что у меня нет машины, тогда он сказал, что…
— Это точно он, — перебивает она, даже не дослушав. — Нам надо идти в полицию.
— Не-не-не-не…
— Что за «не-не-не-не»?
— Он сказал, что если пойдем в полицию, то он убьет… Юру.
— Что́ он сказал?!
— Сказал, если пойдем в полицию, то он убьет Юру.
— Он так сказал?
— Да.
— Это же пустые угрозы.
— А машина?
— Машина не человек.
— Нет, всё же не пойдем в полицию. Вдруг и правда убьет?
— Тогда пиши рецензию.
— Фильм очень плохой.
— Ну и что? Я каждое утро вот уже два года улыбаюсь начальнице и говорю, как она прекрасно выглядит. Ты же видел эту старую каргу. Уже два года! А тебе всего лишь раз написать нужно.
— Нет. Тут дело принципа.
Блондин неторопливо ходит вдоль большого многоквартирного дома, в его руках листовки. Он ищет, куда бы их еще налепить.
Навстречу ему медленно тащит тележку старушка.
— Бабушка, — окрикивает он ее, протягивая листовку, — возьмите, пожалуйста.
— Что это? — Она останавливается и смотрит на бумажку.
— Понимаете, — говорит блондин, — полиция бездействует, а это педофил-гей. Он приставал к моему маленькому сыну…
— Неужели?
— Да. А полиция не верит, говорит, мой сын сочиняет… Но откуда ему знать такие подробности? Вот фото, глядите.
Старушка смотрит на портрет.
— О, а я его знаю. Они толпой собираются в его квартире и что-то там кричат, я несколько раз вызывала полицию. Говорила же, что что-то не то. Теперь всё ясно.
— Да, вы, женщины, более проницательны.
От слова «женщины» старушка улыбается.
— Так как? Если его увидите, обязательно крикните, кто он? — просит блондин.
— Конечно, конечно.
— Спасибо.
Он идет дальше, поворачивает к подъезду, лепит на железную дверь листок и звонит наугад в домофон.
— Кто? — раздается мужской голос.
— Здравствуйте! Электрик, счетчик проверять.
— Я не вызывал.
— Я общие у всех проверю.
Дверь открывается, и блондин входит в подъезд. Он по ступенькам поднимается на третий этаж, видит дверь двадцать шестой квартиры, подходит, нажимает звонок, прислушивается. Затем вынимает из кармана универсальный ключ-отмычку, ковыряется в замке. Раздается глухой щелчок.
Блондин заглядывает в квартиру… и, не закрыв дверь, разворачивается и идет вниз.
Белое такси останавливается на углу многоквартирного дома. Из машины выходят Андрей и Юля.
Юля его не ждет. Быстрым шагом она идет к первому подъезду. Андрей в раздумьях идет за ней.
— Педофил-педик! — кричат пробегающие мимо него мальчишки.
Андрей замирает, смотрит им вслед. Юля останавливается.
— Они меня с кем-то спутали, — пожимает плечами он.
Она недоверчиво смотрит на него и продолжает идти.
— И как таких земля носит? Извращенец! — кричит ему бабка, сидящая на лавке возле третьего подъезда. — Педофил, тьфу!
Юля оборачивается на него.
— Они меня с кем-то путают. — Он еще раз пожимает плечами.
Она первой доходит до первого подъезда и останавливается.
— Смотри!
— Что, опять вывесили должников?
Андрей встает рядом и видит свое черно-белое лицо и подпись.
— «Педик из двадцать шестой квартиры»?! — кричит Андрей, резко срывая листок. Он намеревается его выкинуть, но передумывает. — Всё, идем в полицию.
— Что?
— Это по-любому тот тип из кафе. Пошли в полицию.
— А как же Юра?
— А-а, пустые угрозы.
— Значит, как насчет моей машины идти, так Юру убьют, а тут — пустые угрозы?
— О твоей машине тоже расскажем.
Не слишком чистый квадратный кабинет. На окнах — решетки. Посередине кабинета старый стол, старые стулья и такие же старые огромные мониторы на столе. За столом сидит высокий мужчина с усами, напротив него Андрей. Мужчина разговаривает по сотовому.
— Да не грустный я, — размеренно говорит он. — Просто устал… Ну а что, ходят всякие придурки. То одна мужа потеряла, а он уже помер как пять лет. То другого каждый вечер инопланетяне атакуют. А недавно пришла бабка и говорит, что ее по голове ударили и выписали из квартиры, а потом вписали в однокомнатную. Сущие идиоты… Я раньше не верил Довлатову, думал, не бывает таких людей, а оказалось, полно… Да терплю, два года до пенсии всего… Ладно, милая, и я тебя целую.
Он кладет телефон и безразлично смотрит на Андрея.
— Что у вас?
— Вот. — Андрей протягивает ему листовку со своей черно-белой фотографией.
— Это вы, — утверждает хозяин кабинета.
— Да знаю я, что это я!..
— Не кричите на меня, я при исполнении.
— Да я и не кричу!
— Вот и хорошо. Здесь написана правда?
— Конечно нет!
— А зачем кому-то писать неправду?
— Он мне угрожал, хотел, чтобы я написал положительную рецензию на фильм.
— Ну что, разберемся.
— А когда?
— Сейчас и начнем.
— Еще он угрожает моему другу.
— Вы в заявлении это написали?
— Вот. — Андрей протягивает другой лист.
— Вот и отлично. Мы разберемся, не волнуйтесь.
— Но что мне делать?
— Ничего, вы уже всё сделали. Заявление написали, дальше мы разберемся.
— Всё?
— Да, во всём разберемся.
— Я имею в виду, что можно идти?
— Конечно.
— А вы его найдете?
— Сделаем всё, что в наших силах. Можете не беспокоиться.
Красивое здание театра. На фасаде плакаты премьер, задняя парковка полностью заставлена машинами.
Возле самого входа в театр курит блондин. Все остальные зрители уже в театре, и, судя по времени на сотовом, диктор спектакля уже произнес самую заезженную и знаменитую фразу: «Убедительная просьба во избежание неловких ситуаций отключите мобильные телефоны…»
Блондин раздраженно и зло усмехается, бросает сигарету в урну и идет к метро.
— Антон! — раздается позади него женский возглас, похожий на крик чайки, пытающейся перекричать море.
Блондин останавливается, его улыбка освещает улицу. Его никто не кинул.
Он оборачивается.
Аня бежит к нему, и чем ближе подбегает, тем медленнее бежит. Наконец она останавливается.
— Прости!.. — тяжело дыша, почти сипит она. — Я это… зеркало дома разбила.
— Большое, маленькое?
— Среднее. Пока искала перчатки, чтобы осколки собрать…
— Правильно, без перчаток нельзя собирать.
— Да! Пока нашла перчатки, пока собрала… Вот и опоздала.
— В осколки не смотрела?
— Конечно нет!
— Правильно.
Они смотрят друг на друга
— Сильно опоздала, да? Прости, глупый вопрос. Понятно, что сильно.
— Да ладно, в следующий раз сходим. Может, заглянем в кафе?
— Тогда я угощаю, — улыбается она.
Они начинают идти к центру города.
— А ты слышал, что Паша сгорел в машине? — вдруг спрашивает Аня.
— Какой Паша?
— Ну тот, возле подъезда. Говорят, у него бак протекал, а они курить начали и сгорели. Весь дом ночью на ушах стоял.
— Бывает же, да?
Подъезд многоквартирного дома. Юля поднимается по ступенькам, за ней поднимается Андрей.
Возле двери в двадцать шестую квартиру она останавливается. Андрей, сделав несколько шагов, тоже останавливается, упершись ей в спину.
— Ты чего? — спрашивает он. — Ну да, возможно, я не совсем прав… Наверное, не так отнесся к твоей машине…
— Дверь открыта, — перебивает она.
— Какая дверь?
— Дверь лифта, блин! — раздражается она. — Какая еще дверь может быть открыта? Вот эта. — Она показывает на входную дверь его квартиры.
Андрей напрягается, он быстро бледнеет от страха.
— Отойди, — говорит он и вынимает сотовый. — Как сейчас звонить в полицию?
— Не стоит, — шепчет Юля.
— Это почему? Всё из-за машины.
Она хмыкает и тут же добавляет:
— Сам подумай.
— А-а, не знаю! Что я могу надумать?
— Полиция может взять на досмотр твой ноутбук. С учетом большого экрана и проектора она может заподозрить тебя в незаконном показе фильмов. А твою форму «Реала» вообще можно трактовать двояко. И это я еще молчу о книге про Дягилева[1].
— И чем тебе книга не угодила?
— Мне-то всё нормально, а вот кое-кто ее может кое-куда и присобачить.
— Это же кощунство!
— Тебе еще раз рассказать историю о цветном браслете? Катя его просто надела, а они сказали, что пропаганда.
— Ладно, полиция отпадает. Что тогда делать?
— Легко. Оставляешь открытой дверь и заходишь. Если кого увидишь — кричи. Я панику с пожаром наведу.
— А что, если они закроют мне рот и я не смогу закричать?
— Две минуты засеку, — говорит Юля.
— За две минуты меня могут убить.
— Тогда сколько?
— Тридцать секунд засеки.
— Если через тридцать секунд не выйдешь… — Она вынимает телефон. — …то я кричу пожар.
— Да.
— Готов?
— Готов.
Андрей быстро открывает дверь и забегает в квартиру.
Коридор — пусто, две комнаты — пусто, кухня — пусто. Туалет и ванная — тоже.
— Пусто тут! — кричит он.
Юля с опаской заходит, проходит в первую комнату, где они смотрят кино. Ее взгляд падает на большой шкаф для одежды, стоящий в углу.
— В шкафу смотрел? — шепчет она.
— Нет.
— Я пошла в подъезд.
Андрей смотрит ей вслед, переводит взгляд на шкаф, сглатывает слюну и…
Дверь открывается, впуская в темноту однокомнатной квартиры свет подъезда. Первым входит блондин. Он сразу щелкает выключателем. В коридоре загорается свет.
Коридор выполнен в минималистическом стиле. Бежевые стены, вешалка с несколькими куртками, под ними черный коврик, на котором стоит пара черных туфель.
— Проходи, — говорит он Ане.
Она, смущенно улыбаясь, заходит. В это мгновение в комнате отражается свет от молнии, а потом раздается раскат грома.
— Ничего себе, — вздрагивает она.
— Знаешь… — Он принимает ее куртку. — Если сидеть в безопасном месте, то я просто обожаю вид молнии на черном небе.
— Всегда боялась грома.
— Особенно если наслушаться разных историй.
Его комната ничем, по сути, не отличается от коридора: всё такое же минималистическое. Белые стены, мягкий синий ковер, справа от входа диван, а напротив дивана большой стеллаж. На средней полке стеллажа стоит небольшой граммофон нового формата, чуть позади — две средние колонки. На полке выше лежат пластинки, справа от них — зеленая книжка Толстого «Воскресение».
— Обожаю пластинки, — улыбается она. — Что у тебя есть? Давай послушаем.
— Полная коллекция Тома Уэйтса.
— Sex bomb, sex bomb… — начинает напевать она.
— Не, — смеется он. — Это Том Джонс. А Том Уэйтс — это мегакрутой чувак. Сейчас я тебе включу.
Она садится на диван.
Он подходит к граммофону. Из колонок начинает звучать хриплый голос:
She sends me blue valentines
All the way from Philadelphia
To mark the anniversary
Of someone that I used to be[2].
— Ну как? — интересуется он.
— Ты читал Толстого?
— Только «Воскресение». Книга очень простая по языку, гораздо легче «Войны и мира». И буквально описывает нынешнее время.
— А мне не очень понравилось. Нехлюдов показался слишком глупо идейным.
— Эм-м?
— Как тебе объяснить? Он поделил людей на белое и черное. Но это слишком простое восприятие мира, ведь в нем могут быть и другие цвета.
— Где-то я такое уже слышал.
— Это все говорят.
— Но ты так не считаешь?
— Нельзя сказать, что это точно плохое, а это — точно хорошее.
Раздается жужжание его сотового.
— Прости. — Он вынимает телефон. — Алло… Точно… Уверен… Понял.
Блондин кладет трубку.
— Неловкая ситуация: меня срочно вызывают по работе, — говорит он.
Аня встает.
— Но я тебе не выгоняю, — останавливает он ее. — Мне нужно буквально полтора часа, и я вернусь. Подожди меня здесь.
— Уверен?
— На все сто. Открыть тебе вино?
— Как-то неудобно…
— Ты уже сомневаешься, а это значит, оставайся. Прости, нет телика, но послушай пока Тома Уэйтса. Кстати, там еще есть Шуберт, подарили… Полтора часа максимум меня не будет. Если надоест, уходи, а ключ… Кстати, вот он… — Блондин кладет ключ на полку рядом с граммофоном. — Отдашь его в другой раз, я запасной возьму.
Сколько можно терпеть? Но он не такой человек, чтобы ругаться. Да и если уволят его, то что? Что он будет делать?
Весь мокрый, в тонкой куртке, Юра сидит под навесом остановки на деревянной скамейке. Его рабочий день должен был закончиться еще шесть часов назад, но тупые идеи дизайнера по «улучшению» и без того хорошего сайта заставили всех задержаться на работе. И ладно бы дизайнер озвучивал свои идеи им. Нет же, он звонил напрямую заказчику!
«Ну где же такси?..»
У него нет желания идти до метро, как, впрочем, и сил.
Вдруг под навес забегает высокий мужчина будто с крашеными блондинистыми волосами. Они переглядываются.
— Что, автобуса всё нет?
— Да я и не автобус жду, а такси, — отвечает Юра.
— А-а, такси!..
[1] Русский театральный и художественный деятель, меценат.
[2] «Она валентинки шлет, синие, из Филадельфии, еще отметить один год того, кем я когда-то был» (перевод Максима Куваева).