Богачи порой друг друга любят угостить –
С медом чай, блины и масло гостю предложить, –
Перевод В. Журавлёва
Так отозвался татарский богослов и поэт рубежа XVIII–XIX вв. Габдрахим Утыз Имяни на распространение в татарском купечестве гостевого чаепития в стихотворении «Байларның бәйане» («Изложение о богачах»). В этой среде в конце XVIII в. чай на глазах превратился в первейшее угощение, потеснив принятое ранее почетное медовое питьё.
Автор статьи – Р.А. Бушков
Предложить гостю напиток из меда, было принято еще у предков казанских татар – волжских булгар, создавших одно из первых государств Восточной Европы – Камско-Волжскую Булгарию.
Пили ли мусульмане Волжской Булгарии медовуху?
«Когда мы поели, он велел принести напиток из меда, который они называли суджув, того же дня и той же ночи», – такую запись о принятии во дворе ее эмира Алмуша оставил в своих записках «Рисаля» арабский путешественник и миссионер Ахмед ибн-Фадлан.
Он побывал здесь в 922 г. в качестве секретаря посольства багдадского халифа и отметил медовуху как торжественное питье волжских булгар в церемониале приёма и угощения почетных гостей.
А посетившего в 1135–1136 гг. город Булгар арабского купца и географа из входившей тогда в Арабский халифат испанской Гренады Абу Хамида ал-Гарнати потчевал питьем из мёда булгарский историк и кадий Йакуб ибн-Нугман.
Волжские булгары сохранили свою медовую приверженность и после монгольского нашествия и включения их земель в Улус Джучи – Золотую Орду в составе Монгольской империи, созданной в результате завоевательных походов монголов под предводительством Чингисхана, а затем его внука Батыя в Евразию.
В запечатлевшем то время в средневековом литературном памятнике татарского народа дастане «Идегей» о судьбе женатого на булгарке эмира Идегея говорится, что «усладу находили в меде» даже при дворе золотоордынских ханов.
Быстро внесли в кадке мёд,
Бражный, хмельной, сладкий мед, –
(Перевод С. Липкина)
описывается в нем один из таких приемов с потчеванием разными медовыми питьями.
В дастане упоминается укрепленный булгарский городок-керман Казань, попавшийся в пути конного отряда Идегея. Именно она сделалась, после распада Золотой Орды, столицей Казанского ханства, возникшего вместе с Большой и Ногайской Ордами, Крымским и Тюменским (Сибирским) ханствами.
В богатых домах ханских вельмож Казанского ханства, говоря словами казанского поэта тех времен Махмуда Мухаммадьяра из его поэмы «Тухфаи мардан» («Дар мужей»), могли позволить жить «едою наслаждаясь и питьем». Среди ханской верхушки из крымских татар, занявших административные и военные должности после восшествия на казанский престол в 1521 г. крымского султана Сахиб-Гирея, а потом – его племянника Сафа-Гирея, не обходилось без снискавшего признание в Крыму кофе.
Знакомство в Казанском ханстве с чаем и кофе, но пока без популярности
На казанских транзитных торгах с участием купцов из Ближнего и Дальнего зарубежья им угощали друг друга крымские, армянские и турецкие торговцы.
«Съезжаются в Казань изо вся земля Руския богатые купцы и многия иноземцы дальния и торговаху великими драгими товары»,
– писал об этой торговле хронист при дворе казанского хана, предположительно бывший русский пленник Иван Глазатый, в составленной им в 1562–1564 г. х летописной «Казанской истории».
А среднеазиатские купцы не отказывали себе в удовольствии в питье из спрессованного чая. Наряду с кофе он слыл отличным средством от усталости. Но их чаепития ограничивалось кругом самих купцов и не выходили за его пределы. Иногда компанию им составляли совершившие хадж в Мекку и прознавшие в пути про кофе и чай местные паломники, а также имевшие торговые дела на Востоке казанские торговцы.
Доставка их в Казань обходилась недёшево, и покупателей здесь на них не находилось. Даже казанская знать, несмотря на пример Востока, не спешила пустить в свой дом кофе и чай, считая за роскошь, а также привычки к местным питиям, прежде всего из мёда, молока и ягод.
Не представлялись без них и отмечаемые ими народные праздники.
«На великом бо лугу и на Арском поле около града поставляше царь до тысящи шатров на праздники своя, и велможы его в них же корчемствоваше, пияше с ними и всякими потешенми царьскими веселяшеся, честь празднику своему творяше. Такоже и гражане, мужи з жёнами и з детми, гуляюще по них, пияху в корчемницах царёвых, купяше на цену и прохлажахуся»,
– писал о проводимом в Казани в начале лета Джиене хронист в летописной «Казанской истории». Угощались на нем любимыми питиями на основе мёда. Для вкуса в них добавлялись фрукты и ягоды, чаще всего земляника. Предлагались также ягодные водицы – ягодницы и взвары из сухих фруктов и ягод. Пили их охлажденными или горячими, подогретыми в водогрельнях.
Познать ханское медовое питье австрийскому дипломату Сигизмунду Герберштейну довелось не в Казани, а в Москве. Во время пребывания здесь в 1516–1518 и 1526–1527 гг. с дипломатической миссией Священной Римской империи его угощали им на приемах у наведывающейся в русскую столицу по государственным делам казанской знати.
Ему доводилось услаждаться мёдовым питьем и у касимовского хана Шигалея, занимавшего в 1519–1521, а впоследствии 1546, 1551–1552 гг. казанский престол.
После взятия Казани в 1552 году татары не променяли медовуху на русский квас
В середине XVI в. не раз бывал, участвуя в дипломатических переговорах, в Москве глава казанского мусульманского духовенства, сеид и поэт Кул Шариф. В одном из своих газелей, написанных незадолго до взятия Казани в 1552 г. войсками Ивана IV Грозного, он, словно предчувствуя, какую горькую чашу предстоит испить его жителям, упоминает о медовом напитке:
О, душа, не пасуй перед жизнью,
Жизнью, виды видавшей, капризной,
Напоившей людей мёдом смерти.
(Перевод О. Коршуновой)
А после включения Казани в состав Российского государства царь Иван IV Грозный дал наказ казанским монастырям «держать у себя на погребе квас», дабы пожелавших креститься татар «звать их к себе на обед почаще, поив их у себя за столом квасом».
Квас считался одним лучших русских нехмельных питей. Первое упоминание о нём относилось к 988 г., когда киевский князь Владимир обратил Русь в христианство и распорядился по этому поводу «раздать народу пищу, мёд и квас».
Татарское население квас не приняло. Любимые им айран и катык ничем ему не уступали, и коренные казанцы не намеревались отказаться от них.
Они проживали теперь в основном в Татарской слободе, возникшей после их выселения за городскую черту в Забулачье. В еде и питье слобожане-мусульмане держались шариата – свода норм и правил, регулирующих все стороны их жизни. Лучшими продуктами по ним считались молоко и мёд.
Заселившиеся в Казани после присоединения края к Российскому государству православные русские жители придерживались в пище требований, установленных Церковью Христовой. Они вполне допускали хмельные напитки, но осуждали пагубное пьянство. От «упивания в гостях» предостерегал появившийся в конце XV – начале XVI вв. поучительный «обрядник всего, что делать и как жить» Домострой. Это было собрание полезных советов и поучений в духе христианской морали, написанное личным духовником Ивана IV Грозного священником московского Благовещенского собора Сильвестром. Оно прослужило русским людям как главный «учебник жизни» вплоть до XVIII в.
В нем имелась даже глава «Как пивцо варити, мед сытити и араку курити». Аракой назвалось хлебное вино. Его «выделывают из пшеницы и ячменя; оно чрезвычайно крепко, так как пьющие быстро приходят в опьянение», – отзывался о нём азербайджанский и персидский военачальник Орудж-бек баят, посетивший осенью 1599 г. Казань по пути в Европу в качестве секретаря посольства персидского шаха Аббаса I.
«Мы пробыли в городе 8 дней, причём нас так обильно угощали, что кушанья приходилось выбрасывать за окно»,
– признавался он в своих записках. Понятно, посольство отказалось от алкоголя, запрещенного шариатом. А вот секретарю возвращавшегося поздней осенью 1638 г. домой из Персии шлезвиг-голштинского посольства Адаму Олеарию довелось попробовать хмельное. Оно задержалось здесь на пять недель до установления санной дороги в Москву и попало, как говорится, с корабля на бал – на праздник святого Николая. По такому поводу в доме, где остановилось посольство, немецких гостей угостили «калачами, пирогами, водкой, пивом и мёдом». Это разнилось с тем, что Адам Олеарий увидел в Персии.
В своем «Описании путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно», он заметит, что персы «желая оказать всевозможную любезность, встречают гостей своих этим напитком, то есть чаем, он же есть и прощальный напиток при расставании с гостями».
Как царь Пётр I страну приучил пить чай и кофе
В Казани подобное установится лишь в XVIII в. по принятой в правление царя Петра I в России из Западной Европы моде на чай и кофе. После поездки с «Великим посольством» в Австрию, Англию и Голландию, он загорелся идеей в одночасье превратить россиян в европейцев и затеял грандиозные реформы во всех сферах жизни страны. Монарх-реформатор предписал своим подданным подобно им устраивать званые обеды и ужины с угощением на них чаем и кофе.
Горячий чай пришёлся весьма кстати во время празднования в Москве первоянварского Нового года, введенного по его указу от 19–20 декабря 1699 г. в связи с переводом страны на юлианское летоисчисление. Оно вело новолетие с Рождества Христова, а не «от сотворения мира» 1 сентября по ранее принятому византийским календарем.
Новые веяния дошли и до главных городов семи губерний, учрежденных царем – реформатором по введенной им в России новой системы управления государством. Так, в 1708 г. взамен Казанского царства устанавливается Казанская губерния с самой большой в ней территорией. Исполняющему губернаторские обязанности в Казани и Астрахани П.М. Апраксину пришлось не раз и не два встречаться с настоящим чаёвником и даже пить чай с обосновавшегося в конце XVII в. на Волге со своим племенем калмыцким ханом Аюкою во время переговоров и подписания с ним в 1710 г. от имени царя Петра I договора «О подданстве хана Аюка со всеми тайшами и с людьми его Российскому государю».
С чаепитием прошли посещения Казани после хана Аюка посла императора цинской династии Канси Тулишеня и шотландского врача на русской службе в иностранной коллегии Джона Белла.
Чай включили в число угощений в приезд в Казань в мае 1722 г. провозглашенного в октябре 1721 г. императором Всероссийским и Отцом Отечества Петра I. Он направлялся в Персидский поход, дабы обеспечить выход новой империи на Каспийское море. В пути император отметил свое пятидесятилетие.
Издержки по угощению взял на себя богатый нижегородский купец Г.Д. Строганов. В императорском дневниковом журнале были сделаны собственноручные записи, как император и его супруга Екатерина Алексеевна накануне юбилея «кушали в доме Строганова» в Нижнем Новгороде.
Юбилей же они отметили в просторной каюте на корабле. А 2 июня пальбою из 13 пушек и колокольным звоном их встретила Казань, пребывание здесь не обошлось без чая, введенного Петром I среди прочих заморских питий на устраивающихся для знатных людей увеселительных вечерах – ассамблеях. Им угостили императора и в посещенной им в день отъезда отсюда дворянской усадьбе Есипова.
Уже отчалив от Казани на императорском корабле Петр I пожелал увидеть калмыцкого хана Аюка, оказавшему ему помощь трехтысячной конницей в Полтавскую битву.
«Во время персидского похода Петр I, по прибытии в Саратов, оказал хану Аюки знаки отличного внимания. Он изъявил желание лично видется с ним и угостить столом»,
– писал об этом Иакинф Бичурин в своей книге «Историческое обозрение ойратов или калмыков с 15 столетия до нашего времени», изданной в Санкт-Петербурге в 1834 г.
Званый обед с чаепитием у императора закончился обещанием хана Аюки поддержать новый российский поход пятитысячной конницей. В Саратове Петру I устроили торжественный обед с подачей
- папорока лебедина под шафран с взваром;
- ряба, искрошенного под лимоны;
- потроха гусиного;
- гуся жареного, пороси жаркого;
- кури в калье с лимоны; кури в лапше;
- кури во щах богатых;
- перепечаи крупичной;
- хлебов ситных;
- курника с яйцами; пирога с бараниною;
- пирогов кислых с сыром;
- жаворонков;
- блинов тонких;
- сырников;
- карасей;
- кваса;
- греческих и рейнских вин «романея» и «бастр».
Думается, в Казани императора и его свиту угощали не менее щедро. Петра I в походе сопровождал настоящий знаток чая и мастер по его завариванию, недавно ездивший в Пекин в составе российского посольства Джон Белл, а также татарские переводчики, участвовавшие в издании Манифеста для татарского населения в связи с Персидским походом.
Чай и кофе при Екатерине Великой - "Аби патше"
К чайному нововведению Петра I среди татар одними из первых прониклись купцы из основанной в 1744 г. под Оренбургом на реке Каргала пригородной Каргалинской слободы. Они переселились сюда из Казанской губернии после учреждения Оренбургской губернии по приглашению генерал-губернатора И.И. Неплюева для установления торговых связей со Средней Азией.
На новое место переехало 200 состоятельных татарских семейств во главе с Сеитом Хаялиным. Каргалинская слобода стала крупным центром транзитной торговли. Ее купцы закупали на сибирских ярмарках большие партии товаров для дальнейшей их распродажи в розницу или мелочной торговле в Казахской степи и Средней Азии.
Продвигать им товары помогало чаепитие, устраиваемое на среднеазиатских рынках с местными торговцами. Такое поветрие пришло к ним от китайцев. Те полагали чаепитие началом любого дела. Вслед за каргалинскими в торговлю с китайскими товарами, в первую очередь, чаями включились и купцы из казанских татар, уравненные в правах с русским купечеством указом высшего органа государственной власти и законодательства России Правительствующего Сената от 11 июля 1763 г.
«О нечинении казанским служилым татарам препятствий в отпуске их в разные города для торговых промыслов».
Произошло это по инициативе самой императрицы Екатерины II, взошедшей на российский престол годом раньше. Насколько чаепитие пришлось им по душе, она могла сама видеть во время своего посещения Казани в мае 1767 г. «Прием мне отменный», – отозвалась она в письмах к воспитателю цесаревича Павла
Петровича графу Н.И. Панину в Санкт-Петербург, отметив «нам здесь весьма хорошо, и истинно как дома». Восхищенная приемом Екатерина II пожелала даже называться «казанской помещицей».
В Казанском кремле она увидела участника Персидского похода Петра I, бывшего вице-губернатора и обер-комиссара Казанского адмирал-тейства Н.Ф. Кудрявцева. Императрица одарила девяностолетнего старца золотой табакеркой как бы в напоминание о петровских нововведениях в русскую жизнь – табака и вместе с ним чая и кофе.
Отдельно Екатерина II встречалась со знатными жителями Татарской слободы – казанским мусульманским духовенством и татарскими купцами. В ответ на их просьбу она разрешила строить в Казани и Казанском уезде каменные мечети.
А по вечерам во время пятидневного пребывания в городе у нее проходили приемы и трапезы с придворными и высшими чинами, первыми лицами Казанской губернии и её столицы. Завершались они, как правило, за кофе и чаем.
С чайным угощением прошли 31 мая 1767 г. устроенные в ее честь на губернаторской даче первые народные гулянья с участием представителей проживающих в крае народов.
Они явились туда в нарядных национальных одеждах и многие из них впервые откушали неведомое им прежде китайское питьё.
«Я угрожала вам письмом из какого-нибудь азиатского селения, теперь исполняю свое слово, теперь я в Азии, – писала Екатерина II из Казани в Париж выдающемуся мыслителю французского Просвещения писателю и философу Вольтеру. – В здешнем городе находится двадцать различных народов, которые совершенно несходны между собой».
И она отнеслась весьма одобрительно к расположившему их представителей к общению между собой на состоявшемся на казанском народном гулянии чаепитию. Только вряд ли кто из них осознавал, что угощается самым престижным напитком не только среди придворных императрицы.
Во всей Западной Европе тогда установилась мода на китайский чай вместе китайскими комнатами, садами, фарфором. Ее законодательницей выступала Франция. На этой волне Вольтер даже сочинил навеянную философией Конфуция драму «Китайская сирота».
Но при ее дворе чай считался скорее дамским питьем, а мужским – кофе. Императрица предпочитала кофе, как бы показывая, что она ничем не хуже любого мужчины. Она сама себе заваривала крепчайший кофе и о его крепости ходили легенды.
По горячим следам торжественной встречи императрицы с казанцами написал свою первую «Оду Екатерине II» будущий знаменитый стихотворец Г.Р. Державин, служивший тогда унтер-офицером Преображенского полка. Происходивший из мелкопоместной семьи из села Сокуры под Казанью он достиг при ней высокого положения и в 1791 г. был назначен её кабинет-секретарем. Г.Р. Державин прибавил число екатерининских вельмож, записавшихся в поклонники кофе и чая. Желанные напитки присутствовали на устраиваемых им самим и воспетых в его стихах званых обедах и ужинах:
Приди от дел попрохладиться,
Поесть, попить, повеселиться,
Без вредных здравию приправ,
– зазывал он к себе в написанном в 1795 г. стихотворении-обращении «Приглашение к обеду» основателя Академии художеств графа И.И. Шувалова.
Он, как правило, заканчивался чаепитием. Но в подражание Екатерине II стихотворец не отказывался и от кофе. Уже после ее кончины по примеру вступившего на престол императора Павла I Державин пристрастился к самоварному чаепитию.
Иль, утомясь, идем скирдов, дубовь под сень;
На бреге Волхова разводим огнь дымистый;
Глядим, как на воду ложится красный день,
И пьем под небом чай душистый,
– описывал он такое свое времяпрепровождение в лирических стихах «Евгению. Жизнь званская», обращенных к дружившему с ним историку и писателю Евгению Болховитинову.
Они были написаны им уже после выхода в отставку, когда он часто проживал в своем собственном новгородском имении Званка. Здесь он проникся любовью к простым радостям сельской жизни, в том числе чаепитию на природе с родными и гостями. Г.Р. Державин стал одним из первых русских поэтов, в чью поэзию вошло чаепитие.