Записки отставного генерал-майора Сергея Ивановича Мосолова, начатые в 1806 году
Родился я 1750 года под планетою Тельца. Отец мой, Иван Григорьевич Мосолов, отставной от артиллерии капитан, то заметил (здесь что под планетою Тельца); ибо он знал многие науки, как-то: астрономию, фортификацию и все части математики, говорил по-немецки, и потому к нам многие знатные господа езжали.
Отец крестный мне был Петр Степанович Колычев, а мать крестная - княгиня Вяземская. Обо всем том мне мать дала записку, как я отправлялся в службу. Отец и мать были из российских дворян; за ними было в уездах Шацком и Муромском 32 души.
Мать моя была роду Шапошниковых и жила после смерти отца моего в селе Апушке, Шацкого уезда, в котором селе отец мой похоронен в приходе своем, при церкви престола Казанской Богоматери у головы алтаря; над могилою его и камень после от меня положен с надписью, присланный из Москвы, как я еще был секунд-майором. Скончался он 1760 года.
Перед кончиною жизни своей позвал меня к себе и, дав руку поцеловать, благословил меня своими походными складнями, образом Казанской Богоматери; тут же его ангел, Иоанн Креститель и Николай Чудотворец. Сей образ во всех баталиях, штурмах и сражениях всегда был со мною на груди, и поныне, благодарю Бога, у меня цел.
Хотя, во время нашествия злых французов в Москву, все у меня ограблено и сгорело, но образ, благословение отца моего, остался чудесным случаем невредим и цел.
В селе Апушке, где мы жили, выучили меня грамоте по-российски читать и писать, через дьячка приходской церкви Казанской Богоматери. В продолжение же времени от 7 лет до 10-ти с отцом я ходил каждый раз, когда служба была, к обедне и вечерне по его воле, хотя и очень ленился и не хотелось; а особливо когда к заутрени идти (что очень редко отец мой манкировал) вставать рано трудно было мне, а еще больше скучнее мне бывало, когда не пустят меня овец своих беречь, до чего я был великий охотник.
Всякий раз, как отец ложился на постелю спать, то заставлял меня читать Псалтырь; сию книгу отменно он почитал пред прочими.
Поживши в селе Апушке, мать моя Дарья Трофимовна поехала к сыну, а моему брату большому в Арзамас (его звали Иван Иванович Мосолов, он служил по штатской службе, был в том городе секретарем), где меня и оставила на два года. Правду сказать, там мне было очень худо жить от невестки отменно злой; а опосля мать моя опять приехала в Арзамас, откуда взяла и меня домой в Апушку.
Собравшись зимою, мать моя повезла меня в Москву, где по милости графини Прасковьи Юрьевны Салтыковой, с которой она была знакома, по службе моего отца Ивана Григорьевича, упросила фельдмаршала графа Петра Семеновича Салтыкова (отец мой во время прусской войны с ним служил) записать меня в службу, почему и записан был в Архангелогородский полк мушкетерским солдатом.
Сам фельдмаршал взял меня за руку и отдал господину полковнику Неронову Павлу Васильевичу. То было в зале, в какой-то торжественный праздник, ибо тогда много было полковников, и сказал: "чтобы он, причисливши меня в полк, приказал иметь обо мне попечение и учить всему, что принадлежит для службы".
Неронов, взявши меня к себе, спрашивал: "не имею ли я у него в полку кого знакомого". Я отвечал, что "мать моя мне сказывала, есть у вас подпоручик со мной одной фамилии Андрей Степанович Мосолов"; почему полковник и определил меня в ту же роту, где он служил, во 2-ю мушкетерскую, - солдатом. Cиe было 1765 года февраля 5 дня. Тогда от роду было мне 15 лет.
Он призвал его к себе, поручил меня ему, приказав, чтоб меня обмундировали и ружьем учить. У него уже нашла меня мать моя Дарья Трофимовна Мосолова.
Полк Архангелогородский весь стоял в Таганке, где и брат Андрей Степанович Мосолов жил в роте 2-й мушкетерской у капитана Арбекова. Брат заставил одного солдата учить меня всему, что требует служба, а как одели меня в мундир солдатского сукна, то я так был рад сему, что теперь и не могу сего объяснить, а особливо выучившись экзерциции метать ружьем и повороты делать по-солдатски.
И потом представлен был полковнику своему с ружьем, который похвалил меня и произвел в подпрапорщики, что было того ж года (1765) марта 16 дня. Получив сей чин, мать моя повезла меня в тот же день к графу Петру Семеновичу Салтыкову с благодарением, и я как графа, так и графиню Прасковью Юрьевну благодарил, уже быв в мундире и с двумя позументами.
После сего и на караул ходил к полковнику на квартиру, к знаменам полковым с 12-ю человеками рядовыми, одним капралом, барабанщиком и флейщиком, а как летом смотр кончился всем полкам Московской дивизии, то полки пошли по своим непременным квартирам.
Нашего Архангелогородского полка были квартиры в городе Мосальске, куда и я, простясь с матерью, пошел в поход, имевши уже 16 лет, под протекцией брата Андрея Степановича Мосолова, которому меня мать поручила и просила, чтоб меня по родству в нуждах не оставил, давши мне на путь и на прочее три рубля серебром, со мной простилась и неутешно плакала.
Итак, пришедши полк в город Мосальск, расположился по квартирам, по деревням; один только штаб и унтер-штаб остались квартировать в самом городе, ибо оный город невелик мещанством.
Через несколько времени наш полковник Павел Васильевич Неронов, собрав всех малолетних дворян из рот к себе в штаб, учредил гимназию, выписав из Москвы учителя богословия и математического класса, отставного студента Теплова, который нас учил читать и писать правильно, т. е. российской грамматике, чтоб узнать разделение и склонение речей, их падежи и прочему, часть риторики, а потом преподавал арифметику, геометрию, тригонометрию, алгебру, историю священную и древнюю и богословие.
Полковником были куплены в Москве книги и инструменты; для бедных дворян покупал на свой кошт, а богатые дворяне, учившиеся тут же, сами покупали, и был сделан о двух флигелях нарочно большой дом, в одном флигеле учились дворяне, а в другом солдатские дети, и нас было всех дворян около 70 человек, а солдатских детей почти то же.
Между тем учились и ружью, ходили на караул и на ординарции по очереди, как к полковнику под знамена, так и на гауптвахту к своей гимназии. Над нами сверх того приставлен был поручик Михайло Борисович Загряцкий и назван директором смотреть за нашим поведением в квартирах и за опрятством учебных мест и нашей амуниции ружейной.
Я не знаю, Провидение ли мне подтверждало или от страху к учителю, только Бог мне даровал, что пред прочими моими товарищами я ушел как в науках, так и в исполнении должности по службе, и за то по экзамену, который был сделан в глазах полковника и всех штаб и обер-офицеров, меня полковник произвел сержантом, того же года августа 6 дня, а учитель дал достоинство (за прилежание по наукам) цензора, и многих дворян мне подчинил для поправления ошибок в их уроках и растолкования.
У сего учителя Теплова я выучился грамматике, правильно писать и знать склонение слов и речей, арифметике, геометрии и части тригонометрии и фортификации; также объяснял нам истории разные, натуральную и древнюю, географию и богословие. А по-французски учился я только 9 месяцев, ибо учитель был нанят другой нескоро, коего звали m-r de Grave.
А на 3-й год в манеже учились немного от офицера отставного кавалерской службы; танцевать же нам показывал сам директор Загряцкий. А потом все это кончилось походом.
Полк выступил и помаршировал в Польшу в 1767 году в исходе оного, а на рандеву собрались в Польше в 1768 году. В походе я был пешком и ружье нес, иногда родственник мой Мосолов и капитан мой Бестужев Федот Борисович давали мне свою верховую лошадь, когда видели, что я устал.
При начале 1769 года полковник меня приказал определить на помощь к адъютанту Пыжову и назывался я флигель-адъютантом в том же сержантском звании и весь 1769 год служил в Молдавии.
Апреля 19 дня под Хотином был я при атаке во второй раз неприятельского ретраншемента и взятии Хотина. После экспедиции второй ночной, турки, испугавшись, что много мы их перекололи, а другие перетонули, спасаясь, хотели переплыть по Днестру-реке и город Хотин оставили нам.
Тогда был у нас фельдмаршал князь Александр Михайлович Голицын. Прежде два раза к городу ходили, но назад на свою сторону перешла армия. Тут турки возгордились, к нам переправились через реку Прут, которых мы всех ночью перерезали, застали сонных в их ретраншементе.
Господин бригадир Кашкин (Евгений Петрович) с колонной своею больше всех отличился, а потом Сухотин и прочие; так о сем было слышно. И после сего славного развития фельдмаршал Голицын откомандировал деташемент под командою генерал-поручика фон Штофельна (Христофор Фёдорович), который, преследуя остатки неприятеля, почти дошел до Дуная, взявши молдавский город Яссы, валашский Бухарешт, где после, как мы уже туда ж с полком пришли, он умер чумой в сем же городе.
Забыл я написать, прежде еще, под Хотином была в 1769 году июня 2-го дня полевая баталия, ибо наш полк был в арьергарде, как шли назад от неприятеля, и тут отличилась первая гренадерская рота под командою капитана Трегубова.
Он дрался более 8 часов, пока весь полк подоспел и конница; видно не думали, чтоб на обоз напали турки; за что фельдмаршал Голицын сего капитана в секунд-майоры произвел "за спасение обоза", а прочих офицеров той же роты следующими чинами наградил и солдатам по рублю дал.
В начале 1770 года января 1-го, по представлению полковника Неронова, произведен я был в настоящие адъютанты на ваканцию графом Петром Александровичем Румянцевым; ибо после отъезда в Петербург князя Голицына, сей Румянцев прислан от Государыни Екатерины Алексеевны командовать первой армией, которую он осматривал, приехавши к нам.
Сам был верхом и все линии объехал и говорил публично при разводах, что "победы, которые я теперь получаю от передних войск, оные совершаются от мудрого распоряжения и терпения фельдмаршала Голицына, с малейшим уроном солдат".
В оном 1770 году, уже под начальством графа Румянцева, в отдельном корпусе князя Николая Васильевича Репнина, наш полк находился в баталии июля 7-го в Молдавии и при взятии неприятельского ретраншемента и лагеря, а 21-го на полевой баталии при озере Кагуле; тут взяли также лагерь, обоз и пушки.
Нас было не более 30 тысяч, регулярного и нерегулярного войска, а их около двухсот тысяч. После занятия ретраншемента и всего их доброго перешли мы и Троянову дорогу славную по древней истории.
Многие дивизионные генералы просились с корпусами догнать и разбить остатки неприятеля, но граф им отвечал: "Мы, батюшка, только их прогнали, а не побили, этому неприятелю не худо и мост поставить".
При атаке силы турецкой и при входе в ретраншемент потерпело много каре генерала-поручика Племянникова (Петр Григорьевич); ибо паша с янычарами, вышедши вон из ретраншемента, с боку нечаянно на нас напал, что услышавши граф Румянцев велел тотчас туда бежать на помощь полку первому гренадерскому, и командовал сам: "ступай, ступай", за что полк и назван именным повелением лейб-гренадерским, и чины всем даны были.
Уже на другой день к вечеру генерал Бауэр (Фридрих Вильгельм) пошел с деташементом к реке Дунаю, где и наш полк был, а во время баталии при озере Кагуле наш полк находился в каре под командою князя Николая Васильевича Репнина, против их правого фланга, в фасе под командою бригадира Вейсмана, что после сделался славным генералом.
На третий день к свету туда мы пришли, где они переправлялись чрез Дунай, и застали их еще более 10 тысяч, с которыми подрались и многих взяли в полон, а другие ушли к городу Измаилу. Остановясь у переправы Казани, многих вытаскивали из воды мертвых во всей одежде и броне, но только руки были обрублены; видно, цеплялись за суда, кои отваливались от берегу.
В 1771-м году октября 21-го, при атаке и взятии за Дунаем города Мачина, под командою генерал-майора Милорадовича (Андрей Степанович) в действительном сражении, и в октябре и декабре месяцах флотилией от Браилова до Силистрии по Дунаю под командой генерал-майора Григория Александровича Потемкина, и 28-го было сражение и на земле, и на воде.
При выходе на правый берег были турки отбиты, и суда потом свободно прошли; а после были распущены по квартирам, и досталось нашему полку Архангелогородскому стоять в Бухареште, где была чума; тут я болен был оною, но к счастью выздоровел, а собственный мой слуга Леонтий Григорьев в той же болезни умер; а я в предосторожность всякий день мылся три раза уксусом крепким простым, и принужден был курить табак, хотя мне было еще только 21 год.
Потом в 1772-м году был в походе и в сражении под городом Турно, октября 26-го при бомбардировании города Рущука, а ноября 3-го при переправе у Туртукая, на супротивный берег Дуная, а потом у Рущука, где и была главная баталия; тут отличился нашего полка капитан Иванчин; он под берегом крутым со своей ротою 1-ю гренадерской на штыках дрался с турками, которые хотели в тыл нам зайти, ибо мы стояли тогда покоем, задний фас у нас был Дунай-река.
Тут они храбро на нас шли, думая, что такую ж победу получат, как им удалось взять в плен полковника князя Петра Васильевича Репнина с полком уже разбитым прежде сего.
Как отбили неприятелей и прогнали, граф Иван Петрович Салтыков (он был наш начальник) обложил войсками почти со всех сторон город Рущук, что против Журжи, где 14 июня близ оного в действительном сражении я находился в отдельном 2-м батальоне в садах под командою подполковника де Ласси (Борис Петрович), и от него же выслан был с ротою 9-ю мною командуемой против вылазки турок из города Рущука, которую разбил и прогнал, потеряв сам до 30 человек, за что по рекомендации за отличность и награжден был капитанским чином, ибо я был уже поручик, в который чин был произведен по линии 1773-м году января 1-го дня.
Уже оный капитанский чин получил по заключении мира при Кайнарджи в 1774-м году ноября 24 дня.
Забыл я написать поход наш к урочищу, прозванному "Рябые Могилы", с князем Репниным, против которых татары и турки два раза нас атаковали, перейдя чрез реку Прут, при урочище, названном "Рябая Могила" (на том месте император Петр I-й был атакован, где он с турками и заключил мир 1711-го года июня 13 дня), но были с уроном отбиты.
Тут мы много нужды претерпели, мало было провианту, а обоз наш был от нас далеко; то даже и офицеры ели два дни только одну жареную говядину, а как привез нам капитан Бишев (Иван Иванович) понтонные мосты, то уже мы стали переправляться на неприятельскую сторону и их прогнали, тут и Бауэр к нам подоспел с деташементом.
Да еще забыл поход с генерал-майором Семеном Черноевичем по Пруту к Джурджу, почти всякий день с татарами стычка была; сия крепостца лежит против Галаца на другой стороне реки Прута; cие было перед 7-м числом июня 1770 года.