Зеркало истины. Глава 18
После боев за Шадринск в 4-м Уральском полку осталось всего пятьсот человек. За день до наступления чехословаков Далматово замерло в ожидании боя. Горожане прятались по домам, боясь высунуть нос, кое-кто укрылся в погребах и ледниках, страшась приближающегося боя.
Все подразделения полка окопались на центральной площади, с разных сторон города были выкопаны длинные окопы, которые тянулись южнее монастырских строений до речки Мельничной и по ее левому берегу до железной дороги. В шести верстах от города были выставлены отдельные сторожевые заставы для защиты железнодорожного и шоссейных мостов.
Утром 9 июля отряд белочехов, к которым присоединились белогвардейцы, чиновники и купцы города Шадринска заняли село Затеческое, от которого до Далматово было рукой подать. Степан Епифанович, отец Даши, уехал в Шадринск, как только до Далматово дошли вести о белочешском мятеже. В этот день он был очень зол, накричал на жену, когда та попыталась узнать о причине столь спешной поездки.
-Не бабское это дело, в дела мужа лезть! – прикрикнул Степан, запрягая коня и укладывая на телегу мешки и мешочки из собственных магазинов с солью, крупами и мукой.
-Неужто всё бросишь и сбежишь? –не верила своим глазам Ксения, - а магазины что ж, в простое стоять будут?
-Нечё большевистских прихлебатели прикармливать, пусть у них брюхи к позвонкам прилипнут от голода! – огрызался муж, заставляя помощников выносить из магазина всё новые и новые продукты
-Поглядим, долго ли протянут христопродавцы! Сам не увезу, так они заберут насильно, так пусть продукты другим людям послужат, правому делу! Доеду до Шадринска, там нужные люди имеются, помогут ежели чего!
-А меня выходит бросаешь? Ить столь лет вместе прожили, слова поперёк тебе не говорила! О внуках подумай, с ними-то что будет? –возмутилась женщина.
-А о них разлюбезный зять пущай позаботится, раз уж к большевикам примкнул! Ничё, возвернётся ещё власть-то наша, покажем коммунякам где раки зимуют! А ты жди, коли судьба мне, вернуся, лудше прежнего заживём!
И вот теперь стоял он в толпе улюкающих людей, глядя то, как глумятся они над пойманным в селе восемнадцатилетним ординарцем 4-го Уральского полка, не знавшим, что Затеченское уже захвачено белогвардейцами.
-Вынюхиваешь, г*дёныш, высматриваешь? –кричал взбешенный Никулин Михаил, нанося захваченному удары по лицу. Обессиленный от побоев мальчишка молчал, лишь крепче сжимал кулаки стараясь выпрямиться под градом ударов.
-Да что с ним цацкаться? –выкрикнул Васька Рылов, - в расход его пустить и делу край! Толпа одобрительно загудела, а Степану вдруг вспомнился младший белоголовый внук Сашок, которого он, по собственной дурости, видел редко и который был так на него похож. Что с ним станется в будущем, каким вырастет внучок, вспомнит ли деда своего?
-Господи, прости нас грешных, - перекрестил он лоб и обратился к присутствующим:
-Мужики, это же Сергей Островских, Пашки- мельника сын, наш, далматовский, в кутузку его, опосля с ним разберемся! Но его уже никто не услышал, мальчишку поставили у сарая и в упор расстр*ляли, выбросив позже труп в лесу. Спустя неделю местные девчонки, отправившись в лес по ягоды, найдут его среди высокой травы и с плачем вернутся в село, чтобы рассказать об этом.
Местный священник, не побоявшийся пойти против всех, при участии псаломщика, привезут тело в село и похоронят мальчишку в центре Затечи. А пока Степан Епифанович, растворившись среди толпы, будет жалеть его и думать о том, что любая война кровь любит и сжирает всех без разбора, набивая своё бездонное брюхо. Нет в ней ни красных, ни белых, все одинаково страдают, теряя близких своих и лишаясь имущества, нажитого не посильным трудом.
9 июля, вечером, на Затеченской церкви ударили в набат, как делали испокон веков при наступающей беде. Церковный прислужник, Далматовской Николаевской церкви, услышав это набат ударил во все колокола, переполошив город. Испуганные люди выскакивали из своих домов, оглядываясь по сторонам, ища признаки пожара и только избранные знали, им дали знак, белочехи приближаются и готовятся к атаке на город.
Красногвардейцы, в это время проводившие время в окопах, не растерялись и пальнули по церкви из пулеметов, чтобы остановить усердного звонаря, а несколько выстрелов из орудия приостановили первое наступление белогвардейцев. Звонаря стащили вниз и после пары ударов под дых, размазывая кровавую юшку по лицу, он признался, что звонить в колокола его заставили священники, пособники белогвардейцев, которые немедленно были арестованы и тут же расстреляны.
Сам прислужник отделался «малой кровью», но после всех событий прожил недолго, странная болезнь изъела его изнутри, словно ржа железо. Утром притихшие горожане, шёпотом рассказывающие о том, что произошло в городе накануне долго сожалели о двух расстрелянных большевиками священниках, крестили у темных икон лбы и со страхом ждали дальнейших событий.
Даша, проводив мужа, вернувшегося вместе с бойками 4-го Уральского полка, к окопам, по его настоянию перебралась к матери, каменный дом родителей, имевший большой и просторный подвал, показался ей более безопасным, нежели собственное жильё.
С Ксенией они перетащили в него топчан и матрасы, запаслись водой и едой и пригласили соседей их худых домов, что проживали на задах. В подвале собралось много людей, открытые двери и окна давали живительный воздух, сидели прямо на полу, в страхе и волнении ждали дальнейших событий. Ксения и Даша держались рядом с друг другом, думая каждая о своем муже, оказавшихся по разные стороны баррикады, неистово молясь и за того и за другого.
Маленький Сашка, чувствуя их волнение, не выпускал из рук подол юбки матери, а пятимесячная Иришка беспрестанно хныкала, сжимая маленькие кулачки. Чтобы успокоить детей и чуть успокоиться самой Даша взяла в руки книгу, детские рассказы и сказки, купленную ещё отцом в то счастливое время, когда они были одной семьей. Это были «Алёнушкины сказки» Д.Н. Мамина-Сибиряка.
Собрав вокруг испуганных детишек, она начала читать.
Родился зайчик в лесу и всё боялся. Треснет где-нибудь сучок, вспорхнёт птица, упадёт с дерева ком снега, — у зайчика душа в пятки.
Боялся зайчик день, боялся два, боялся неделю, боялся год; а потом вырос он большой, и вдруг надоело ему бояться.
— Никого я не боюсь! — крикнул он на весь лес. — Вот не боюсь нисколько, и всё тут!
Собрались старые зайцы, сбежались маленькие зайчата, приплелись старые зайчихи — все слушают, как хвастается Заяц — длинные уши, косые глаза, короткий хвост, — слушают и своим собственным ушам не верят. Не было ещё, чтобы заяц не боялся никого.
— Эй ты, косой глаз, ты и волка не боишься?
— И волка не боюсь, и лисицы, и медведя — никого не боюсь!
Это уж выходило совсем забавно. Хихикнули молодые зайчата, прикрыв мордочки передними лапками, засмеялись добрые старушки зайчихи, улыбнулись даже старые зайцы, побывавшие в лапах у лисы и отведавшие волчьих зубов. Очень уж смешной заяц!.. Ах, какой смешной! И всем вдруг сделалось весело. Начали кувыркаться, прыгать, скакать, перегонять друг друга, точно все с ума сошли.
— Да что тут долго говорить! — кричал расхрабрившийся окончательно Заяц. — Ежели мне попадётся волк, так я его сам съем…
Её тихий голос успокоил сына, он, прижавшись к теплому боку матери внимательно её слушал, вздрагивая худеньким тельцем каждый раз, когда за стенами подвала слышался треск выстрелов.
Взрослые, а это были женщины, находившиеся в подвале, подтянулись поближе к их кружку и тоже принялись слушать, пытаясь хоть так заглушить свою тревогу.
Победу, ценою множества жизней, за Далматово, одержали красные, наголову разбив противника и заставив его бежать. Степан Епифанович, почуяв что дело плохо с поля боя дезертировал обратно в Затечу, где скрывался несколько дней у знакомого крестьянина.
Когда в село вошли красные и стало понятно, что белогвардейцам крышка, тот, рискуя собственной жизнью вывез его из села, спрятав под кучей навоза в поле. Все красноармейские посты они проехали благополучно, и Степан притаился в полевой избушке, обдумывая свою дальнейшую судьбы.
То, что в Далматово ему больше не жить он понял сразу, слишком велика его вина за участие в белочешском мятеже. Нужно было догонять белую армию и присоединяться к её основному составу, а там видно будет. Ему осталось только заглянуть домой, чтобы забрать нечто сокровенное, спрятанное в подвале дома, то, что могло обеспечить ему достойную жизнь в будущем.
Отстирав в Исети одежду, пропахшую навозом он двинулся в сторону города, но лесной дороге был пойман спешащими по делам красноармейцами, избит до синевы и кровавых с*плей, связан и голым посажен на огромный муравейник, на котором просидел он несколько дней. Был найден полуживым случайными прохожими, которые доставили его домой.
Несколько дней Степан пролежал в своём доме в горячем бреду не узнавая жену и дочь, лишь изредка шепча странные слова: «Ангела, ангела берегите». Ушёл на тот свет ночью, так и не приходя в сознание и Ксения, прикорнувшая у его кровати смерти его, не почувствовала.
Проснувшись она тихо заплакала, глядя на его спокойное лицо, понимая, что с его смертью уходит и прошлое, на смену которому идёт нахально улыбающееся дерзкое будущее. Степана Епифановича похоронили на тихом, заросшим травой, городском погосте, поставив на могиле простой, деревянный крест и до конца своей жизни гадая о каком ангеле он говорил перед смертью.
*********************
Обычно большая часть педагогов свой отпуск проводят дома. Нет, они конечно же мечтали бы поехать к морю или отдохнуть в горах, получая большие, по мнению остальных, отпускные, но хорошенько поразмыслив и понимая, что на них нужно жить целых два месяца и есть дела поважнее чем путешествия, остаются дома.
Вот и Надя осталась вместе с Павлов в Язовке, решив, что они все вместе неплохо отдохнут на местных озерах. Лиза продолжала заниматься в клубных кружках, а они потихоньку обустраивали вновь купленный участочек земли, попутно помогая Ларисе Сергеевне, матери Нади. Та вроде как попритихла немного, с выбором дочери смирилась, только всё чаще стала жаловаться на своё здоровье, а в одно прекрасное утро, принимая душ, нащупала плотное уплотнение в груди.
Спешно вызванная по телефону дочь утешала, как могла, говоря, что нужно пройти полное обследование и ставить самой себе диагнозы совершенно глупо. Но та сначала долго плакала, жалея себя, а после и вовсе слегла, не желая ничего не делать. Несколько дней Лариса Сергеевна не умывалась и не чистила зубы, отказывалась от еды, страдала. В это время дочь искала хорошего врача в Кургане, но по совету одной из своих коллег, прошедшей через ад похожей болезни, повезла мать в Курганский онкологический диспансер.
Почему в таких больницах всегда какие-то жуткие ощущения безысходности и тоски? Улыбающаяся девушка при входе выдала им бахилы и маски, рукой показала, как пройти к регистратуре. Надя тащила мать за собой, как на буксире, та еле шла, словно все силы разом покинули её.
Кабинет нужного врача находился на втором этаже здания, к нему была большая очередь, больные входили-выходили, кто-с радостной улыбкой, говоря на прощание в открытую дверь: «Спасибо, доктор», другие спешно вытирали слёзы или плакали, обнимая тех, с кем пришли.
-Идём отсюда, - простонала мать, прижимая к лицу носовой платочек, - я не хочу здесь оставаться, будь что будет!
-Мама, успокойся, нам с тобой недолго осталось подождать, видишь ту женщину в розовой кофточке, так вот, мы за ней. Словно услышав, что говорят о ней, женщина обернулась, нереально отёкшие щеки и шея сразу всё сказали о её болезни.
Для тех, кто ещё не читал, предлагаю прочесть мою " Шурочку", надеюсь, что вам понравится!