«Как сказано в хорошей книге, «каждый найдёт по роду своему». Иными словами, птица может любить рыбу, но где им строить свой дом?»
Хаим Тополь. «Тевье-молочник» Шолом-Алейхем
В природе не бывает, что пчела не уверена, что она не бабочка, а хищник не уверен, что он не жертва. Мир устроен таким образом, что всё в нём – от звёзд до субатомных частиц занимает СВОЁ МЕСТО.
У людей много проблем, но главная в этом - найти себя в большом мире совокупности людей и природных сил: эволюционных цепочек сообществ, народов, цивилизаций, революционных событий и исторических эпох.
Чарльз Райдер (обаятельный до невозможности Мэтью Гуд в фильме), главный герой романа Ивлина Во (1945) прошёлся по лабиринту восхищённого созерцания жизни вместе с теми, кто был бесконечно близок ему в мечтах, но в реальности остались лишь попутчиками, трагическими персонажами ностальгических снов и утраченных надежд. Это очень красивый и мудрый фильм-переживание-рефлексия о НЕСБЫВШЕМСЯ – о боли ложной состоятельности в идеальном придуманном мире, где нам просто нет и не могло быть места. Познание Себя – это самая увлекательная история, даже если мы спешим переписать автопортрет в новаторской манере. Видимо к такому выводу в итоге пришел уже успешный живописец Чарльз Райдер. Понимание того, что мы всегда УЖЕ те, кем «могли бы стать» — это в каком-то смысле зрелое «покаяние» Чарльза Райдера, а также и его «прощение» и отпущение грехов, его духовное прозрение в целостность, начало его вечного путешествия по океану ярких ежесекундных впечатлений истинного художника. Хотя финал фильма оставляет сомнения в том, что человек свободен от собственных иллюзий.
Свою любовь Джулию Флайт (лучащаяся Хейли Этвелл) он встречал и терял много раз, как родственную душу из звёздной цепочки космических перерождений. Встречал и терял, чтобы узнать правду о себе – «он слишком многого хотел».
Как досадно, когда прекрасную музыку портит нетемперированный инструмент. С Джулией Чарльза разделяла детонация его мещанского происхождения и это при всех его достоинствах, позволяющих изучать мировую историю в Оксфорде вместе с отпрысками аристократии, уступающих ему в поэтическом вкусе.
Любая негативная кармическая печать вызывает в душе человека бурю эмоций, в которые человек почему-то вкладывает какой-то свой смысл и усилия по преодолению его несуществующих границ, как это случилось и в дружбе Чарльза с экстравагантным, одарённым, но жестоко травмированным и сбитым с пути юношей лордом Себастьяном Флайтом (сама непосредственность Бен Уишоу). Синергия дружбы наполняет жизнь восторженной новизной. Для безумно впечатлительного Себастьяна Чарльз стал окном в нормальную подлинную обычную жизнь, где можно успокоиться и жить без надрыва, позёрства и эпатажа, от которых он устал в назойливой компании оксфордской золотой молодёжи.
Вечный побег от одиночества в строгой католической семье толкал Себастьяна к угнетающей зависимости от алкоголя, наркотических иллюзий и плотских извращений. Он хотел забыться и сократить свою жизнь как недописанную пьесу без всякой крикливой фабулы. Жизнь была для пустоцвета знатной фамилии одним волшебным трагикомичным актом без встречных обязательств по причине слабой, но изысканно выразительной натуры.
Себастьян воплощал собой тонкое звучание чувственной праздности как особого вида поэтического искусства, чего Чарльз никогда не мог себе ни представить, ни позволить, как средний представитель среднего класса. При всей своей весёлой несуразности Себастьян был очень умным и проницательным, стремящимся к совершенству в хаосе спонтанности. Его можно было бы назвать прекрасным природным явлением, если бы он не был так несчастен в своей тщетной устремлённости к счастью, как к таинственному сокровищу, которое указано на утерянной древней карте. Он был искателем этой карты и заглядывал в глаза людей, пытаясь найти там намёк, подсказку, метафору, маяк своего безутешного поиска.
И Чарльзу было невдомёк, почему его благородный друг не мог найти счастье в своём фамильном поместье Брайдсхэд, которое сияло неземными очертаниями Элизиума, особенно в тот день, когда его встречала сестра Себастьяна Джулия.
Время по имени Брайдсхэд замедлялось как закатное солнце над горизонтом, оставляя своё золотое дыхание в бокалах с шампанским у Джулии, Чарльза и Себастьяна. Это было невинное языческое торжество туманной чувственности и природного очарования с акцентом аристократизма молодых полубогов вечного лета. Жизнь текла как звуки флейты над тихой рекой, как ветер, ласкающий луговые травы, как детские сны об орлах и единорогах.
Как Снежная Королева для Кая была мать Себастьяна леди Тереза Марчмейн (в шикарном исполнении Эммы Томпсон). Она любила учить его вере, но в отсутствие природной любви и даже сочувствия, детским душам нечем было напитаться у «почти святой» кроме отсвета позолоты домашней капеллы и одинокой свечи у алтаря. Карнавальное поведение Себастьяна она воспринимала как скандальную аффектацию, а сдержанность и почти плебейскую покорность «приглашенного компаньона» Чарльза как естественный ограничитель распутства сына. Лёд и пламень создали парниковый эффект и воздушный шар поднялся над поместьем Брайдсхед в безветренную погоду, чтобы никуда не улететь.
Это рассказ не только о культурном диссонансе и коллапсе межсословного взаимопонимания британского общества, но ещё и о тщетности обретения спасительной веры теми, кто не создан для религиозного чувства как такового, как бедный не создан для богатства. Религия как обычай становится для многих утраченным обещанием свыше, о чём они горько сожалеют так или иначе.
Я бы сказал, что Чарльз Райдер стоит в шаге от одного более современного персонажа романа (и известной экранизации) Патриции Хайсмит «Талантливый мистер Рипли». Жадный жить до смерти…