***
Перемены наступили слишком уж внезапно и отразились на всех без исключения. Шли угрюмые, носы повесив и глаза опустив. Солнце душило покрепче лишайника, и даже снег, бывший раньше хрустящим, таял и увядал под жаркими его лучами.
Никогда прежде волки не перемещались днём. Бурная жизнь в Стае расцветала под покровом темноты. Одной лишь Царице Ночей дозволялось быть свидетельницей героических охот и грандиозных пиров, мудрых речей и детских игр.
Но стоило Луне спрятаться за верхушками самых дальних западных рощ, как волчье лежбище погружалось в дрёму. Первыми спать ложились утомлённые жизнью старцы. За ними — уставшие взрослые: охотники, хранители и жёны. Назло всему сущему, молодняк держался дольше всех. Тем не менее, природа брала своё, и юнцы валились с ног ещё до того, как солнце успевало выйти в зенит.
Раньше и Сарра поступал так же, но с недавних пор зарёкся никогда не перечить природе, и укладывался с первыми зорями. Так велела природа, и поэтому никогда прежде волки не перемещались днём.
А сейчас шли по светлой Тундре. Золотое пятно поднялось уже высоко, а они шли. Потому что обещанные Матерью-Волчицей перемены настали. Он ощущал их хвостом, носом и сердцем, однако заметить, как ни пытался, — не мог.
Мудрец Ор`таа вкратце объяснил, что Ветер набирает новую, доселе недоступную ему силу, названную в легендах Первородной. Это случится не сразу, но когда случится… А, впрочем, никто — даже мудрец Ор`таа — не знал, к чему приведёт возвышение Ветра. Он только сказал, что идти ночью нельзя — без присмотра стихия становится совсем необузданной: злой и страшной. В дневное время светило ещё имело власть над Ветром и сохраняло способность усмирить его, как всех других существ. «Поэтому, как бы ни было тяжело, идти придётся при свете дня» — так сказал Ор`таа.
Мудрец вёл Стаю на запад. Вчера ночью он сказал, что там, на западе, кончаются истории. А сегодня — тяжело шагал во главе своры, тоскливо перебирая лапами и громко хрипя — с таким звуком Ор`таа принюхивался. Следом двигались Мать-Волчица и ещё двое крепких волков: Лаэтт и Корссун. Они выглядели бодрее старика Ор`таа, но Сарра хорошо знал, что устали они не меньше. Казалось, вот-вот гнёт раскалённого злата прибьёт их к молоку. Но с каждым новым шагом воля их крепла, а тело слабело.
Волчонок старался поспевать за мамой, да выходило скверно. Он то обгонял её, то заметно отставал. Когда пытался держать скорость, сосны справа и слева от него сливались в мутную кашу и плыли до одурения монотонно.
Час от часу, среди этой каши мелькали и исчезали незнакомые волки — из других стай. Они тоже плелись всем скопом на запад, и у них, разумеется, были свои мудрецы, которые указывали дорогу соплеменникам.
Одного Сарра не мог взять в толк: ежели цель у всех волков одна, почему не могут все стаи объединиться в своём путешествии? Единственной подсказкой стала недавняя фраза Ор`таа о том, что «в тяжёлые времена следует заботиться только о себе и своих близких родичах». Сарре почему-то казалось, что все волки — его близкие родичи, а может быть — и не только волки. Разве о них не нужно заботиться? Этого он не мог уразуметь, потому старался меньше об этом думать.
Голова сделалась совсем ватной от окружающей зелени и дневной духоты. Он почувствовал, что вот-вот начнёт клевать носом. Несколько коротких рывков, и на втором дыхании поскакал вперёд.
Позади запричитали, но без особого раздражения. Убежал и убежал — ничего с ним не случится. Смышлёный малыш, весь в маму. А какой шустрый! Прыг-скок, и не видать его!
Стая осталась позади — затерялась в густом ельнике. И даже Небесный Волк покинул его, устроившись в своей уютной норке по другую сторону планеты. Как и все приличные волки, днём он предпочитал спать.
Сознание вскоре вернулось к Сарре, и он начал любоваться миром. День, о котором волчонок больше слышал, нежели знал на самом деле, оказался… любопытным. Солнце, конечно, не внушало такого благоговения, какое умела навлечь Луна. Потому что стыдливо пряталось, окутав себя ярким светом. Луна тоже светилась, однако не так больно — её бледный ореол манил и притягивал; Царице нравилось, когда ею любовались и уделяли ей должное внимание. В то же время, Царь-Солнце не позволял присмотреться к себе — заставлял жмуриться.
Сарру до того разозлила неприветливость нового знакомца, что даже пропал аппетит. Чего его кусать, ежели он даже поглядеть не даётся? Наверное, и невкусный к тому же!
Тут стоит оговориться, что детёныши волков, равно как и человеческие детёныши, уж очень непокорные. На любую обиду они отвечают вдвое большей, а на любой запрет — небывалой прытью. Вот и теперь волчонка рассердило поведение солнца, и он, забыв о своей немой клятве, на зло законам природы, уставился на Царя.
На несколько секунд его хватило, а потом — белый, белый, колит, сиреневый, синий, больно, вниз, тесно… Зелёный, а вокруг жёлтые столбы. Сарра открыл глаза.
Где-то наверху парила стайка ворон, но её было скорее слышно, чем видно. Вороны гаркали.
Бо́льшую часть видимого теперь занимал сиреневый отпечаток солнца: отчётливое клеймо для непослушных волчат. А наверху парила стайка ворон…
Справа что-то вспыхнуло: ни-то красное, ни-то жёлтое. Это Сарра заметил краем глаза, но слишком отчётливо. Вспышка была не отблеском и не солнечным пятном, разноцветная кипа которых блуждала теперь по лесу. Нет, вспышка была самой, что ни на есть, взаправдашней.
Вдруг из-за сугроба, всего в десятке футов от него, показалась бурая кисточка. Разглядеть её Сарра не успел, так как пред очами по-прежнему рябила непроницаемая пелена.
Волчонок словно участвовал в какой-то забаве, правил которой ему не разъяснили. А вызнать их хотелось, как и всё на свете. Тогда Сарра по-охотничьи пригнулся и бесшумно — как ему представлялось — подобрался к сугробу.
Серьёзной угрозы ждать не следовало: если Ор`таа избрал этот путь, значит, он сравнительно безопасен. Да и другие волки, должно быть, не слишком далеко… Да и кто вообще в силах напугать грозного хищника?
Испугался Сарра, когда повалился на бок — на правый бок. Нечто грузное, но мягкое и, по первым ощущениям, безобидное, толкнув, выбило его из равновесия.
Не раскрывая век, Сарра попытался нанести несколько точных и сильных ударов лапами, но те очень быстро погрузились в снег, прижаты… другими лапами. Небольшими, мягкими и холодными, излучавшими, однако, тепло.
Раскрыв глаза, Сарра увидел пред собой другого зверька — точную свою копию, на первый взгляд. Только мордашка против него была рыжей с белой шёрсткой на подбородке и щеках. И ещё девчачей. Последним отличием, которое волчонок успел заметить, было то, что незнакомка беззаботно улыбалась, а глаза её шустро бегали по его лицу, будто пыжились поспеть за юрким жучком.
Сарра не улыбался. Наоборот, он поймал себя на мысли. Нельзя доверять незнакомцам — не родич она мне. Даже не близко.
— Зачем ты сопротивляешься, — задорно спросила незнакомка. — Ты уже проиграл!
— А я и не играл вовсе, — сердито ответил Сарра.
Давление ослабло. Волчонок высвободил лапы и тут же вскочил, отпрыгнул от непонятного существа и ощетинился. Ничего не произошло: зверёк смотрел на него, чуть склонив голову набок, с каким-то неземным любопытством.
— Кто ты? — поинтересовался юный хищник.
— Меня зовут Ласса, — непринуждённо отвечала она. — Я лисичка. А кто ты такой?
— Я Сарра, сын своей Матери, — гордо задрав нос заявил волчонок. — Я волк. И я никогда не слышал о лисичках.
— А я слышала о волках. Папа рассказывал мне, что вы такие же, как и мы, только…
— «Только» что? — язвительно переспросил Сарра, подавшись вперёд.
— Только серые.
— Зачем ты напала на меня?
— Хотела поохотиться. Я немного отстала от своих или обогнала их. И решила поохотиться.
— Вот глупая! Кто же охотится на охотника?
— Наверное, тот, кто может его одолеть.
Восходящая легенда леса попала в просак. И возразить нечего, и злость берёт. Но злость беспомощная, летучая.
— Ты отбилась от стаи? Может, тебе нужна помощь? — предложил Сарра и тут же осёкся. Помогать нужно только сородичам: так говорила Мать-Волчица, и так говорил мудрец Ор`таа. Но… она так похожа на меня. Даже на груди у неё такое же белое пятно, как и у меня.
— Нет нужды, — отвечала Ласса.
Немного поразмыслив, волчонок сказал:
— И вообще, ты плохо охотишься!
— Да ты что? Тебя-то сцапала!
— А если бы я был в десяток раз больше и сильнее?
— А таких зверюг не бывает!
— Вот ещё! Бывают! Я сам видел, как Риф`фа тащил огро-омного лося в дюжину футов высотой.
— Врёшь ты всё!
— Чего мне врать?
Так они пререкались ещё минут пять и сошлись на том, что лоси, всё-таки, чуть поменьше, но всё равно огромные. Тогда Сарра решил преподать Лассе пару уроков охоты. Он сам освоил их совсем недавно, и тем не менее, какое-то новое чувство подталкивало его к этому. Рядом с лисичкой он ощущал себя Взрослым — но вовсе не скучным, с сурово нахмуренным лбом, какими он привык видеть старших, а мудрым, ведающим чем-то запретным.
Раньше волчонок полагал, что когда он докопается до всех тайн, не расскажет никому о своих находках ни за какие сокровища. Теперь же он сам рвался поделиться своим знанием с Лассой. Ей удалось смягчить сердце Сарры, и это настораживало. Настороженность эта вызывала не колкий испуг, а приятную щекотку в пятках.
Лисичка была симпатичной — на неё было приятно смотреть. Её рыженький окрас отличался от привычной для волчонка палитры, а шёлковый хвостик умел вздыбить струны души вместе со снежной пылю.
Лисичка была милой — каждое её движение казалось точно выверенным. При том, на одном из этапов в расчёт добавляли детскую ошибку. В её грациозном беге всегда встречался один-единственный неуклюжий шаг. Голову она склоняла всегда чуть-чуть ниже необходимого; тогда глазки её виновато смотрели исподлобья.
Лисичка была сладкоголосой — стоило её раскрыть пасть, как Сарра уже слышал её голос, порою, даже раньше, чем она успевала произнести первый звук. И слышал он его чище и звонче, чем тот был на самом деле.
А быть может, вовсе Ласса была и не такой. Но уж точно такой она запомнилась волчонку. А на поляне не было никого, кто сумел бы его разубедить. Только он и она.
Они долго резвились в снегу, раз за разом выпрыгивали на жертву из-за сугроба. Жертвой была еловая ветка, надёжно укреплённая Саррой в снегу. Тренировали захват. Юный охотник старался вести себя серьёзно, как Взрослые. Он с важным видом рассказывал лисице о тонкостях охоты, словно безмятежному ребёнку, хотя она, если и была младше него, то не на много. Ласса лишь смотрела на него понимающим взглядом зверька, готового учудить какую-нибудь шалость в любую минуту.
И она чудила. Иногда вместо мишени ловила в объятия своего наставника, а иной раз норовила укусить серого друга за ухо или за хвост. Тогда волчонок оборачивался к ней и наказывал недоумевающим взглядом круглых глазок. А та лишь заливалась колокольчиком: «Хи-хи-хи».
А в один момент она пропала. Пока Сарра ставил на место сбитую ветку-мишень, она скрылась. Дотащив поросль в зубах до нужного места, юный охотник воткнул её в снег и огляделся. Не прыгали вокруг него бурые кисточки, и боков рыжих не было — ни одного.
Сарра вскочил на один из ближайших сугробов, чтобы осмотреться. В этот самый момент предательский, противный порыв Ветра — такой злостный, каких он не видал в своей жизни — сбил его с лап и столкнул вниз. Открыв глаза, Сарра обнаружил себя лежащим на спине в снегу возле блестящей насыпи.
Неужели Ветер стал так силён, подумал юнец. А ведь это только начало! Какую же силу называют Первородной? Какое странное слово. Кажется, мудрец Ор`таа упоминал ещё одно — «хаос». Да, вот оно — самое удачное имя для грядущего — хаос. Он говорил, что так называется полный беспорядок вещей в природе. А когда Ветер сдувает волка с места — это полный беспорядок!
Немного поблуждал, из-под лап доносился хруст. Он не звал лисичку, лишь переводил бесстрастный взгляд с одного великана на другого, надеясь зацепиться глазом за вспышку. Впрочем, не сильно.
Приходящее и уходящее — думал Сарра.
Как вспышка, она внезапно появилась в его жизни и также внезапно покинула её. Но волчонок не испытывал горечи, лишь невесомую, текучую словно вода в луже, тоску. Она не стала ему родной, а значит — не следовало переживать о потере.
Также безучастно Сарра взглянул на лисичку, когда нашёл её в игольнице голых кустов у края ложбины.
Ей удалось поймать зайца. Его беспокойная туша умещалась в кроваво-красном углублении, а Ласса жадно, с чувством меры поедала добычу.
Сарра внезапно понял, что проголодался; он не ел с самого восхода. Однако виду не подал: он рассудил, что Ласса не станет отдавать ему свой обед, ведь они не родичи. Волчонок остался стоять неподвижно. Ветер трепал его густую шёрстку: он действительно стал жёстче и холоднее… и сильнее.
Ласса подняла на него взмокшую мордочку и приветливо улыбнулась, будто впервые встретив Сарру.
— Чего стоишь? Присоединяйся!
— Но ведь это твоя добыча.
— Моя — не больше, чем твоя. Это же ты научил меня, как поймать зайца.
Сарра неосторожно приблизился к трапезе. Его обдало волной недоверия.
— Но разве… — он замялся. — Тебя не учили, что нельзя заботиться о незнакомцах?
Ласса снова взглянула на сына своей Матери исподлобья с большим удивлением.
— Конечно, нет! — возмущённо вскрикнула она. — Отец учил меня делиться. А ты, наверняка, голоден, охотничек. Да и никакой ты не незнакомец, Сарра, сын своей с Матери.
— Я не смогу ничем отплатить тебе за доброту.
— И не нужно. Мне будет достаточно того, что ты наешься. И ничего мне от тебя не нужно взамен.
Ели молча, прислушиваясь к песне леса. Чавкали.
Сарра пытался обдумать нечто важное, что он понял, но для чего не сумел подобрать названия. Он понял, что относился к Лассе несправедливо: подозревал её в злом умысле, в то время, как умышляла она только благое. Не многие волки были готовы поделиться с ним своей пищей — что уж говорить о других животных.
И ещё он понял, что очень расстроится, если Ласса уйдёт, если он больше никогда не услышит её рыжий колокольчик и не увидит две бурых кисти, скользящие над белоснежным полотном Тундры.
— Почему ты сбежала? — поинтересовался волчонок, дожёвывая кусок.
— Я люблю учиться, но вместе с тем люблю отрабатывать полученный урок. Ты показался мне очень умным, но каким-то скучным, как наши лисы-старики. Они только и делают, что поучают и поучают без конца. С серьёзной миной…
— Ха, наши старики такие же… — Сарру торкнуло. Видимо, Волчий Волк напоминал о своём существовании.
Неужели он превратился в одного из них? Из Взрослых? Нет-нет. Это невозможно!
— Лисы вовсе не такие, на самом деле. Мы любим резвиться под лучами полуденного солнца и давать друг другу прозвища. Тебя, Сарра, сын своей Матери, я назвала бы… Хмуряк!
— Ах так…
«Хмуряк», размышлял юный охотник, — значит, это правда. Значит, я становлюсь самым обычным серым волком. И телом сер, и душою сер. А в старости я, как Ор`таа, буду читать нотации и кряхтеть. И хмуриться всё время. Хочу ли я этого? Нет, конечно, я этого не хочу! Я этого боюсь!
Волчонок уткнулся мордочкой ковёр и обдал Лассу тёплой лавиной.
Поначалу та оцепенела. Потом медленно повернулась к нему и по своему обычаю едва заметно склонила голову на бок. Она — к нему. А он только и делал, что кричал «Рыжёнка! Рыжёнка!».
И они долго носились, вначале — по поляне, а вскоре — уже по лесу, в безуспешной попытке поймать друг дружку. Каждый раз, когда серая тень приближалась к красной, — судьба отталкивала их. Ласса не могла с ней бороться, а Сарра — не хотел.
И только спустя множество холодных зим, серый волк догадался, что на самом деле, в тот запечённый солнечный день — первый день, который ему довелось бодрствовать от рассвета до самого заката — всё было совсем не так. Что на самом деле, судьба заставляла их с Лассой сближаться: находить и догонять друг друга в бессвязном колючем лабиринте. А вот разбегались они уже по своей воле. Потому что Ласса могла, а Сарра — хотел. Но оба не знали, что такое любовь.
Он не желал отпускать её от себя. И всё же, она исчезла. Шмыгнула за один из тяжёлых стволов, а когда Сарра выскочил, её не оказалось на месте. Её, быть может, не было во всём лесу. А может, и на всём белом свете не было лисички Лассы.
Впрочем, это уже не имело значения. Он полюбил её, а значит, она была.
— Любовь — это когда не можешь «без», — заключила Мать-Волчица.
Над миром сгущались сумерки. Впереди — на западе — уже почти растворилась в ночном океане лиловая подушка Царя. Царь засыпал; наступала новая эпоха.
— «Без» чего? — вопрошал волчонок, силясь поспеть за мамой.
— Без того, кого любишь. Я не могу без тебя, не могу без Стаи… Не могу без Луны.
— Я тоже не могу без вас, — ответил юный охотник.
— Значит, наша любовь взаимна.
— Вза… имна? — переспросил.
— То есть, направлена в обе стороны. Если ты любишь лисичку, а лисичка любит тебя — ваша любовь взаимна.
А любит ли она меня? Наверное, нет, раз сбежала. С другой стороны, разве любовь обязана быть взаимной? Ведь я тоже люблю Луну. Не могу «без» неё. А она, наверное, может без меня. Что же это, плохо? Нет, вовсе это не плохо.
— А что ещё значит любить? — спросил Сарра.
— Творить добро для того, кого любишь.
Волчонок задумался. Луна освещала Стае путь во мраке. И не требовала ничего взамен. А Ласса поделилась со мною пищей. Выходит, и они любят меня. И любовь у нас взаимная! Только не замечал я этого! Как же славно, когда тебя любят! И как славно любить других!
— Мама! — воскликнул он в порыве счастья. — мудрец Ор`таа не прав! Нужно любить всех. И всех волков, и всех лисиц. И Старого Филина даже. Как снег мы любим или нашу Луну. Или как Небесного Волка я люблю!
А почему надо? Потому что любовь — это добро. И когда мы любим — любят нас, а когда любят нас — и нам добро достаётся. А ежели любить весь мир, то и мир тебя полюбит! Это же сколько добра будет!
Если природе не только подчиняться, а ещё и любить её всю без остатка — как счастливо жить станет! И вольно!
Мать-Волчица ничего не ответила. Она глубоко задумалась. И долго она думала. До самого утра думала.
Telegram: https://t.me/d_kovalevskiy
ВК: https://vk.com/club226902319