1893 год
«Таганрогский округ. Из Таганрогского округа нам пишут: майские предсказания о «египетском урожае» не сбылись и вместо «египетского» получился «соломенный». Старожилы не запомнят года, когда бы урожай был таким богатым на солому. Во многих местах Таганрогского округа хлеба, большого роста с большим колосом, оказались совершенно пусты. Говорят, что на эти посевы имели пагубное влияние неблагоприятные погоды 29 июня и 6 июля, когда имели место дожди с бурным ветром, а потом в последствии сильные жары. В виду дороговизны рабочих рук, около 500 десятин хлеба с пустым колосом остались на ниве в округе не убранными, и теперь среди этого «леса колосьев» пасется рабочий и гулевой скот. Какую получил в этом году пахарь пользу от урожая, можно судить по следующим приблизительным цифрам дохода и расхода. Для посева одной десятины пшеницы средним израсходовано: на наем земли – 10 рублей, на пахоту – 6 рублей, на семена – 9 рублей, на волочилку, посев и полонку сорных трав – 4 рубля, на уборку, молотьбу и доставку зерна на рынки – 25 рублей, а всего 54 рубля; получилось же с десятины средним 8 четвертей, каковые, при существующей цене и качестве хлеба, можно продать максимум за 56 рублей, следовательно, пахарь за свой почти годовой тяжелый труд получил пользы 2 рубля с десятины, плюс солому и полову для отопления и скота, а какую пользу дали озимые хлеба, коих был недород в этом году, не трудно исчислить».
«Новочеркасск. Новочеркасский торговый казак Степан Федорович Кошкин 14 августа получил от варшавского купца А. Штофимата ящик с галантерейным товаром весом в 2 пуда 22 фунта, именно столько, сколько числилось в накладной. Когда ящик в магазине был вскрыт, то в нем бумажные коробки по большей части оказались пустыми, было много бумаги, в которую заворачивают товар; далее, в двух коробках нашли по кирпичу и еще сверх того 2 кирпича, завернутые один в рогожу, а другой в грязную изорванную тряпку; оба кирпича были перевязаны веревкой. Кроме кирпичей в ящике находились дощечки от щита, служащего прикрытием от метелей полотна железной дороги. Найденные кирпичи, надо полагать, от печки, потому что на них видны следы сажи, а также извести. Товару не оказалось в ящике на сумму до 170 рублей; всего же его должно быть на 210 рублей. В эту сумму, по сообщению «Д. Р.», товар был застрахован отправителем в С-Петербургском страховом обществе «Надежда». По всей вероятности, товар был выкраден на одной из станций железной дороги, по которым он следовал до Новочеркасска». (Приазовский край. 213 от 21.08.1893 г.).
1895 год
«Ростов-на-Дону. На некоторых улицах Ростова снова появляются нищенствующие дети, которые не дают прохода, приставая к каждому с просьбами о «копеечке на хлеб». Но часто, собрав известную сумму, эти жалкие оборвыши покупают себе папиросы или, усевшись где-нибудь подальше от любопытных глаз, заводят игру в карты на собранные гроши».
«Ростов-на-Дону. В одном из будущих заседаний городской думы, как мы слышали, будет поднят вопрос об упорядочения перекупщичества, практикующегося на наших базарах. Как известно, зло это издавна привилось на наших базарах, и потребителям съестных продуктов приходится слишком дорого расплачиваться за него. Обыкновенно занимающиеся этой спекуляцией перекупщики и перекупщицы являются утром на базар, окружают прибывшие из окрестностей возы с овощами и другими продуктами и начинают до хрипоты торговаться с привозителями, сбивая до минимума цены. Если привозитель удивляется предлагаемой ему низкой цене, то перекупщики составляют компанию и начинают его морочить: например, подойдет к нему один перекупщик и предложит за сотню арбузов 4 рубля, другой предлагает уже 3 рубля 50 копеек, третий – еще дешевле. Крестьянин, в конце концов, опасаясь продешевить, сбывает арбузы первому покупателю. Приобретя в свою собственность продукты, перекупщики входят между собой в соглашение и устанавливают уже свои цены, нередко двойные, а публика только удивляется, отчего это иногда так сразу, без всякой видимой причины, дорожают продукты. По большей части между перекупщиками поддерживается полная солидарность в интересах, но иногда происходят и «недоразумения», и тогда на базаре завязывается крупная перебранка, порой кончающаяся кулачной расправой».
«Ростов-на-Дону. В городе в последнее время по квартирам стал ходить какой-то субъект, на вид лет 25, плохо одетый, от визитов которого, считаем не лишним, предупредить публику. На днях, зайдя в квартиру Х-кого по Никольскому переулку, субъект этот назвался студентом петербургского университета, исключенного, будто бы, за какую-то историю, и попросил вспомоществование на дорогу куда-то на Кавказ. Хозяин квартиры, сжалившись, вышел в другую комнату и вынес ему несколько мелочи. По уходу «студента», сев обедать, господин Х-кий не досчитался у себя несколько пар ножей и вилок, которые до этого лежали на столе и которые проситель, очевидно, также захватил в дорогу». (Приазовский край. 216 от 21.08.1895 г.).
1898 год
«Хутор Калач. Рабочих, ищущих здесь работу, можно разделить на две категории. Одни из них приходят сюда поодиночке, на авось, не зная, найдется ли для них дело, и берутся за все, что имеется в данное время. Другие идут уже на готовую работу и из года в год занимаются одним и тем же, специализируясь в нем. Так, специальность воронежских рабочих – сборка и сплавка плотов, нижегородцы, главным образом, составляют контингент лоцманов, водоливов и матросов, симбирцы являются носильщиками грузов, причем являются в Калач уже в виде организованных артелей. За исключением одной такой артели, все остальные артели имеют подрядчиков, играющих роль посредников между рабочими и грузоотправителями. Как дорого для рабочих обходится подобное посредничество, можно видеть из следующего. В текущую навигацию рабочие на каждую 1000 пудов переносимого ими груза получают 3 ½ - 4 рубля, из которых в пользу подрядчика поступают 25 – 50 копеек, смотря по роду груза. Если принять во внимание, что рабочий в день переносит с берега на баржу не менее 1000 пудов, и что некоторые артели состоят более чем из 100 человек, то можно составить себе понятие о том, насколько значительно вознаграждение подрядчика за его посредничество. Но это еще не все. Подрядчик, не работая лично, получает все-таки дневную плату, какая приходится по дележу на каждого рабочего. Кроме этих, выговоренных по условию, доходов, подрядчик имеет еще и другие. Так, кое-кто из них снабжает рабочих из своих лавчонок бакалейными товарами, другие имеют здесь собственные дома и свои артели держат у себя на квартире – операция весьма выгодна при крайней неприхотливости рабочих. Для рабочих обыкновенно отводится землянка, в которой столько человек, сколько может лечь на устроенных кругом стен нарах. За это помещение каждый платит от 1 до 2 рублей в месяц.
Работу носильщиков надо признать одной из самых тяжелых. Чтобы перенести, например, 1000 пудов хлеба на расстояние 30 – 40 саженей, рабочему с 4-пудовым грузом на спине придется сделать в день 15 – 20 верст по неровной дороге с берега на баржу. Рабочие прекрасно понимают, что для того, чтобы быть в состоянии исполнить такую тяжелую работу, необходимо хорошее питание, и потому едят они сравнительно порядочно. Мясо и чай составляют необходимую принадлежность их ежедневного стола. За вычетом всех расходов такому рабочему остается от 7 – 8-месячной работы 80 – 100 рублей, и не менее половины этой суммы поступает в пользу подрядчика. Симбирцы сознают все невыгоды для себя подрядного способа найма, и сами не прочь были бы образовать самостоятельные артели. Но в этом встречают непреодолимое препятствие со стороны грузоотправителей, находящих для себя более удобным вести дело через подрядчиков, так как, на их взгляд, рабочие люди настолько ненадежные, что с ними вести дело невозможно. Но что это совершенно не верно, в том можно убедиться на примере артели, работающей от железной дороги без всякого подрядчика. Занятая массой дел, железная дорога считает, тем не менее, заключать контракты непосредственно с рабочими, вносящими залог в обеспечение в своей исправности и всегда точно исполняющими свои обязательства. Меж тем, как с нанятыми через посредство подрядчиков то и дело возникают какие-то недоразумения: то рабочие вовсе разбегутся от не отличающегося честностью подрядчика, то забастуют, требуя его увольнение. И хотя забастовки эти заканчиваются обыкновенно в 2 – 3 дня победой подрядчиков, тем не менее, они производят задержку в работе. Наконец, как это и случилось в текущую навигацию, один из подрядчиков вовсе сбежал, не заплатив рабочим ни гроша за двухнедельную работу. В настоящее время более половины здешних рабочих разъехались, так как расчеты на постоянную работу не оправдались, благодаря приостановке вывоза хлеба в Ростов. Да, и из оставшихся немногие заняты какой-либо работой, остальные же живут только надеждой на улучшение дел с сентября, когда ожидается обратное движение хлебных грузов с Дона на Волгу». (Приазовский край. От 21.08.1898 года).
1899 год
«Ростов-на-Дону. Чем отличается большая скорость от малой? До сих пор мы наивно думали, что товары, отправляемые большой скоростью, транспортируются в товаро-пассажирских и пассажирских поездах (багажом), а малой скоростью в товарных. Оказывается, что дело обстоит далеко не так. Один из местных обывателей выписал себе большой скоростью из Москвы некоторые экстренно нужные ему вещи. Через неделю он получает дубликат накладной и с ним отправляется в соответствующее учреждение. Там ему один из служащих заявил, что его вещей еще нет, да нескоро они и будут.
- Чем же, скажите пожалуйста, отличается большая скорость от малой? – спросил удивленный обыватель.
- Цветом накладной! – ответил, ничуть не смущаясь, служащий.
Нам кажется, что служащий несколько неточно выразился. Он должен был бы сказать: только цветом накладной».
«Ростов-на-Дону. Случилось как-то на днях мне побывать на Новом поселении близ Ростова, и я был поражен странной картиной: на балке, на кучах навоза и разных отбросов, наклонясь к земле, копошилось 100 – 120 обоего пола и всех возрастов. Вдали, на главном пункте свалки мусора, их было еще больше. Здесь были дети и взрослые, старики, старухи и молодая женщина. Между ними бродило несколько десятков свиней и собак, и вся эта масса, казалось, вела ожесточенную борьбу из-за каждой кучки навоза. Показавшиеся возы с мусором еще издали брались с бою, каждый старался захватить место, положив руку с крючком на него, и воз, окруженный плотной толпой, медленно подвигался к месту свалки. Как только он останавливался, крючки начинали дружно работать, вытаскивая из мусора и навоза разные предметы. Затем воз общими усилиями опрокидывался, и работа уже продолжалась на земле. Мелкие тряпочки, осколки битой посуды и бутылок, перержавленные кусочки железа, гвозди, рогожки, веревочки, кусочки угля – все шло впрок, и мешки медленно нагружались разной гадостью и отбросами. Но вот привезенный только что навоз весь перерыт, все сколь-нибудь «ценное» было разобрано, и толпа немного отхлынула ко вновь показавшемуся вдали возу, а на смену им уже спешат дружной семьей свиньи и собаки, обступают только что разрытую кучу, перемешиваясь с запоздавшими, благодаря своей слабости, старушками и детьми. Наконец, привезенный навоз весь был окончательно перерыт, все, что представляло хоть какую-нибудь ценность, повыбрано, новых возов еще нет, и вся масса людей разбрелась по оврагу, где у каждого в отдельности или по группам были складочные места. Здесь все тряпочки были тщательно и любовно разглажены, и разостланы на солнце для просушки; все же остальное: осколки бутылок, железо и прочее, собрано в кучку.
Присматриваясь к эти «навозным труженикам», и здесь, как и везде, можно заметить долю прогресса и усовершенствования в «орудиях производства»: особого рода, специально для этой цели сделанные крючки из прутяного железа, длиной в 2 – 3 четверти, особо приспособленные и прикрепленные к поясу мешки так, что в них удобно, моментально, не глядя, бросить все, что попадается под руку.
Я подошел к группе из трех женщин, еще не старых, но изнуренных и хилых.
- Что, много зарабатываете? – спросил я.
- Какое там, копеек 10 – 15, в лучшем случае 20.
- Что ж вас заставляет заниматься такой грязной работой?
- Что? Нужда! Есть, ведь, надо, а работы не находится, года плохие. Просить же милостыню зазорно, да и мало ли нас здесь? Если бы все пошли – весь город наводнили бы.
- По чем же вы продаете все это, и кто у вас покупает? – спросил я, указывая на кучки хлама.
- Тряпки, хорошо вымытые, нам по 10 – 15 копеек за пуд, на грязные же делается 15 фунтовые скидки на пуд провесу. Битые бутылки, железо и рогожа по 5 копеек пуд. Покупают у нас на месте; есть здесь и склады, где принимают.
И так, вся эта масса выброшенных городом ртов, чтобы не умереть с голоду, принуждена искать себе пропитания на навозных кучах. Это – не евангельские крохи, попадающие псам от господ своих, а негодные отбросы, разлагающиеся и издающие невыносимое зловоние. Удивительно еще и то, что даже среди этой голодной и нищей, в полном смысле слова, братии, известного сорта люди умудряются урывать львиную долю их несчастного заработка, являясь посредниками и нанимая целые амбары для складов «продуктов производства» из навозных куч».
«Область войска Донского. Утвердив приговоры станичных сборов Распопинской станицы, Усть-Медведицкого округа, и Пятиизбянской станицы, 2-го Донского округа, о предоставлении в распоряжение правительства для выселения в Сибирь за порочное поведение казаков: Распопинской станицы – Михаила Егорова Лопухина, и Пятиизбянской – Козьмы Олимпиева Невидимкина, за Войскового Наказного Атамана генерал-лейтенант Греков передал означенные приговоры в областное правление для приведения в исполнение». (Приазовский край. 218 от 21.08.1899 года).