“Безумный Муса” привёл женщин к тому месту, где лежал пору_бленный саблями, истека_ющий кро_вью Вахид.
Под лёгким напором ветра на багрово-синем те_ле лежащего на земле человека колыхался край белой рубахи, будто са_ван.
- Он жив? - хрипло спросила Лялю Старая Гожи, её мать.
- После таких ударов вряд ли, - ответила та, вглядываясь в расп_ухшее лицо, на котором с трудом угадывались юношеские черты.
- Смотри, он даже поседел, - Старая Гожи коснулась указательным пальцем белого пучка, выделявшегося на смоляных волосах юноши.
- Немудрено поседеть от такого, - вздохнула Ляля, проследив за рукой матери. - Что за звери сотворили с парнем такое? Ай-ай! - покачала она головой.
- Муса зверей не боится, Муса зверей любит. А людей боится. Они бь_ют больно, ножик большой достали, мах! Мах! А Эрзочка кричала - И-и-и! Эрзочка их тоже боялась. Зачем братик сказал им Эрзочку забрать? Нехороший братик! - возбуждённо заговорил стоявший рядом Муса.
- Тише, Муса, никому не говори про это, понял? Рот на замок, вот так, - испуганно посмотрела на него Ляля и двумя пальцами сжала свои губы. - А то братик и тебя скажет больно би_ть. Ты понял? – переспросила она.
- Муса не дурачок, Муса понял, - кивнул он и плотно зажал ладонью рот.
- Это что ж за братик такой? - проворчала Старая Гожи.
- Эрзочкин, - прошептала Ляля.
- Эрзи? Катул, что ли? Этот может. Злобой от него за версту веет. Что же там…
- Молчи, мама, молчи. Не поминай дья_вола, не то появится, - шикнула на старуху дочь.
- И то верно говоришь, дочка. Посмотри, вон там конь. Глянь, какой красавец! Давай, заберём с собой, наш будет, хозяин его уже мё_ртв, – сказала Старая Гожи, устремив восхищённый взгляд на пасущуюся за канавой лошадь.
- Почему ты так уверенно говоришь, мама, может, парень ещё жив, мы же не успели посмотреть его, - возмутилась дочка.
- Парень, может, и жив, а хозяин коня мё_ртв, я знаю, что говорю, иди за конём, не то убежит, - кивнула она дочери, и та сделала шаг навстречу лошади. Животное попятилось и нервно дёрнуло мордой, не дав взять себя под уздцы.
В глазах Старой Гожи, вдруг, вспыхнул азарт, и она вытянулась в струну, готовясь помочь поймать коня. Но Ляля уже медленно приблизилась к нему, пошептала ему на ухо и крепко схватила рукой уздечку. Через пару секунд лошадь послушно шла за женщиной.
- Ай, красавец! – гладила его шёлковую гриву Гожи, - Хорош! Ляля, не стой, займись делом. Парень, похоже, в пути на тот свет, попробуй вернуть горемычного. Жалко его, молодой совсем, - покосилась она на окро_вавленное те_ло юноши, полезла за пазуху, достала зеленоватого цвета камень с причудливыми прожилками и протянула дочери.
Ляля склонилась над Вахидом, взяла его ладонь, вложила в неё камень и крепко сжала в своих руках. Закрыв глаза, она быстро стала шептать ему на ухо заговор. Потом взяла камень в свои руки и несколько секунд катала им по груди Вахида, при этом беззвучно шевеля губами, словно что-то приговаривая.
Муса и Гожи с напряжением наблюдали за действиями ворожеи.
Наконец, Ляля выпрямилась, открыла глаза и глубоко вздохнула.
- Ну всё, милый, выкарабкался, сердечко тукнуло. Теперь домой его скорее надо, уве_чья его стра_шные лечить. Ох, рубцов да шра_мов сколько будет, ох раны жу_ткие какие…
- Справишься. Не причитай, - строго цыкнула на дочь Старая Гожи, - вдвоём справимся, - мягче продолжила она.
Так и пошли они домой: Муса и Старая Гожи катили тележку с Вахидом, а Ляля вела коня.
Много дней и ночей Старая Гожи и Ляля залечивали раны Вахида, а потом, когда он пришёл в себя, поднимали его на ноги.
Настал день, когда юноша впервые самостоятельно вышел на улицу.
- Ох, Ляля, я как будто заново родился, - поморщился он от яркого солнца.
- Так и есть, Вахид, считай себя новорожденным, - улыбнулась целительница.
- Мне вовек с вами не расплатиться! - проникновенно произнёс он.
- Почему же так долго? Вернёшься домой, добра у вас много, матушка твоя, например, шали красивые вышивает. Вот ими и заплатишь за лечение своё, - запросто сказала Ляля.
- Ты шутишь? Вы меня от сме_рти спасли, а я вам - шали? - изумлённо вскинул брови Вахид.
- Ну, хорошо, может, ты и прав, мы и в самом деле много сил потратили, огород забросили, принесёшь ещё овощей, если не жалко, конечно, и овса нашему коню, - смущаясь, сказала Ляля.
- Слышь, Вахид, а мне бы кваску, который твой отец настаивает, - дружелюбно улыбнулась Старая Гожи, не обращая внимание на покосившуюся на неё дочь.
- Да я для вас всё, что попросите, сделаю. И ещё. Теперь вы под моей защитой. Никому не поздоровится, кто попробует вас обидеть, - сверкнул своими чёрными глазами Вахид.
- Спасибо на добром слове! Но не одних нас ты благодарить должен, Муса нам о тебе рассказал, - Ляля кивнула в сторону загона, где пасся конь, а следом за ним ходил Муса, что-то рассказывая ему.
- Обязательно поблагодарю, - закивал Вахид, наблюдая за парнем. – Скажи, Ляля, как мои родители? Что слышно об Эрзи? Столько времени прошло, я ничего не знаю, - спросил он, и его лицо потемнело, словно чёрная туча нависла над головой.
- Ох, Вахид, столько всего произошло, пока ты был без сознания. Мне Стефанка, жена писаря, рассказала, когда за травами приходила. Но ты не бойся, мы о тебе молчим, боимся, что те не_христи, кто с тобой такое сотворил, узнают, что ты жив, придут и убь_ют. Родители твои живы, мать только сильно болела. Теперь поправилась. А вот отец Эрзи помер. Говорят, сердце не выдержало, когда дочь молдаване украли. А о ней ничего не известно, - скрестив руки перед грудью, рассказывала Ляля Вахиду печальные новости.
- Молдаване?
- Да, говорят, прознали они, что султанов сын много золота пообещал тому, кто Эрзи ему привезёт, вот и украли.
- Как же они прознали? Разве что среди слуг предатель завёлся, он и навёл, - хмуро произнёс Вахид.
- Этого я не знаю, - развела руками Ляля.
- Ты ему про братика-то сказала? – послышался с крыльца скрипучий голос Старой Гожи, и Вахид с Лялей резко развернулись в её сторону.
- Какого братика, тётя Гожи? – взгляд Вахида стал настороженным.
- Катуна, - коротко ответила цыганка.
- А что с ним? Он жив? – взволнованно спросил Вахид.
- Жив, ещё как жив, - растягивая слова, ответила Гожи, - ходит важный, разнаряженный, будто петух в курятнике. Его же заместо отца поставили главным. Дом он себе купил, теперь отдельно живёт, слуг в доме, как саранчи в поле. Теперь понятно, откуда денежки взял.
- Почему Вы так говорите, тётя Гожи? Что Вам понятно? – глаза Вахида лихорадочно заблестели от страшной догадки. Все в округе знали о жадности Катула, брата Эрзи. “Уж не он ли уговорил отца…Нет, не может быть!” – лицо Вахида резко побелело, на висках вздулись вены.
- Э-э, парень, да ты, похоже, решил в обморок упасть? Ляля! – громко вскрикнула старая цыганка.
- Мама, это Вы виноваты, ну кто Вас просил вести такие речи? Не слушай её, Вахид, тебе ещё нельзя волноваться, идём в дом, - Ляля негодующим взглядом посмотрела на мать, взяла за плечи Вахида, но он осторожно убрал её руки.
- Ляля, со мной всё в порядке, я никуда не уйду, пока тётя Гожи не скажет, что она имела в виду, - упрямо заявил Вахид.
- А что это ты на меня покрикивать вздумала? Забыла, кто я тебе? – с грозным видом посмотрела Гожи на дочь, и та быстро извинилась.
- Простите, мама! Но не надо ему…
- Ша! – подняла руку Гожи, - я знаю, что ему надо. А ты иди к Мусе и спроси у него, он тебе много интересного расскажет, - сощурив глаза, загадочным тоном сказала она Вахиду.
Он словно только этого и ждал, резко повернулся и неуверенной походкой пошёл к Мусе.
- Хороший конь! Ты эту траву не кушай, она горькая, я пробовал, - Муса держал в руке стебелёк и показывал лошади.
- Муса! – издали крикнул Вахид, и молодой человек повернулся к нему лицом, на котором тотчас появилась широкая улыбка.
- Ты сам ходишь! Муса рад! – тихонько засмеялся он.
- Спасибо иду тебе сказать, это ведь ты меня нашёл, - улыбнулся ему в ответ Вахид и протянул руку. – Если бы не ты, меня и в живых бы уже не было.
- Муса хотел, чтобы ты жил! Ты хороший! Муса видел, как ты Эрзочку обнимал, на травку укладывал, и Эрзочка хорошая, красивая, - крепко пожал он протянутую руку.
Поняв, о какой травке говорил чудак, Вахид вспыхнул от смущения.
- Муса, а ты не боишься ночью в лес ходить? – спросил он, отводя взгляд в сторону.
- Муса ночью в лес не ходит, - покачал тот головой. – Один раз пошёл. Увидел, что все пошли, и пошёл.
- Кто все? Я и Эрзи?
- И братик Катул пошёл, и другой пошёл, и ещё один, и ещё два. Катул им золото давал, сердитый был. Сказал, к часовне надо бежать, быстро надо делать. А Эрзи очень красивая…
Словно небо рухнуло на голову Вахида, застлав ему глаза и закрыв уши. Он резко тряхнул головой и упавшим до шёпота голосом спросил парня:
- А что ещё ты видел?
- Муса много видел, у Мусы есть секрет, хочешь, покажу? – исподлобья взглянул он.
- Хочу, - судорожно сглотнул Вахид от нехорошего предчувствия.
- Пойдём со мной, пойдём, - тонким голосом позвал его Муса и поманил пальцем.
Муса вышел из загона и направился по тропинке в сторону леса, Вахид, не отставая, шёл за ним.
Метров через пятьдесят парень остановился, присел, разгрёб руками землю и достал свёрнутую в трубочку тряпку. Неожиданно резко он развернул её, и Вахид в ужасе отшатнулся. Это была мужская рубаха в бурых пя_тнах кро_ви. Вахид узнал эту рубаху, он видел её на отце Эрзи во время сватовства и в церкви на венчании. Это была выходная рубаха мужчины.
- Откуда это у тебя? – дрожа всем телом, спросил он.
- Катул папу рез_ал, рубаху снял и закопал. Муса думал, зачем закопал, хотел себе взять, но она грязная, и опять закопал, только то место забыл, в другое закопал. Муса решил сделать свой секрет. Эрзочка приедет, я ей покажу, пусть братика поругает, плохой братик.
Вахид едва устоял на ногах. Кое-как, держась за Мусу, он вернулся в дом Гожи и упал на кровать.
Очнулся он утром ото сна, или забытья с намерением встретиться с Катулом.
Оделся он в то, что ему дали женщины, спрятал за пояс кинжал, положил в холщовую сумку рубаху убитого тестя и вышел во двор.
Он не хотел заходить к родителям, пока не разберётся с Катулом, но, увидев стоявшую возле ворот мать, смотревшую куда-то вдаль, не выдержал.
Юноша подошёл ближе и тихонько позвал:
- Мама…
Женщина медленно повернула голову, выронила шаль, которую держала в руке, и, спотыкаясь, пошла ему навстречу…
Услышав вопли жены, на улицу выскочил отец Вахида, на секунду замер и схватил сына в объятия.
Все вместе, обнявшись, они вошли в дом.