Впервые с книгами доктора филологических наук Юрия Борисовича Борева (1925–2019) я столкнулся 20 лет назад, изучая в университете его теоретические труды по эстетике — философской науке о прекрасном и особенностях его отображения в искусстве. Вероятно, через данную область своих научных интересов учёный и вышел на личность Анатолия Васильевича Луначарского, который был не только крупным партийным, государственным и культурным деятелем, но и автором ряда исследований по эстетике и философии, теории литературы и истории искусства. Все эти работы разбираются в предлагаемой книге достаточно скрупулёзно, — несмотря на то, что она написана скорее в художественно-публицистическом стиле, нежели в научном. В конце каждой главы приводятся тематические подборки интересных фактов, исторических афоризмов и анекдотов, которые Ю. Борев собирал всю свою жизнь.
Повествуя о сложном, как у всякого профессионального революционера, жизненном пути и разносторонней деятельности своего героя, автор стремится проследить эволюцию его политических, философских и эстетических взглядов в контексте противоречивой и жестокой эпохи, в которой ему довелось жить и работать. Признавая, что у Луначарского «были и промахи, и ошибки, и даже неблаговидные поступки» (снос „царских” памятников, увольнение старых профессоров из советских университетов, поддержка „философского парохода”), Юрий Борисович предпочитает фокусироваться на позитивных, далеко идущих результатах его многолетней напряжённой работы в качестве первого в мире министра народного просвещения в первом составе правительства первого в истории социалистического государства. Примечательно, что Анатолий Васильевич дольше всех членов первого Совнаркома продержался в своём кресле — 12 лет. Столь же взвешенно исследователь говорит о советском периоде истории нашей страны, ведь если перечеркнуть Октябрь 1917 года — „гигантское смещение жизненных пластов” — как ошибку, то разговор о такой масштабной личности, как Луначарский, изначально становится бессмысленным: «если его жизнь была отдана ничтожной и никчёмной цели, стоит ли его имя оставлять в истории?» (стр. 295).
Перелистнув последнюю страницу книги, вдумчивый читатель не может не согласиться с её автором, утверждающим, что «деятельность, посвящённая культуре и осуществлению высоких идеалов, не перечёркивается временем» (стр. 287). Согласно его выводам, основные результаты деятельности первого народного комиссара просвещения РСФСР, работавшего на износ порой по 18 часов в сутки, неоспоримы:
— привлечение к активному сотрудничеству с новой властью всемирно известных российских учёных, литераторов, режиссёров, актёров, композиторов, художников и других представителей интеллигенции;
— охрана памятников искусства и старины, художественных и исторических ценностей, отстаивание классического культурного наследия;
— спасение деятелей культуры от преследований со стороны ВЧК, «от голода и холода, от суровостей революционного быта, к которому менее всех оказалась приспособлена именно интеллигенция» (стр. 293);
— ликвидация безграмотности, создание охватывающей всю страну и все слои населения системы всеобщего среднего и высшего образования, которые разовьются в одну из лучших образовательных систем в мире.
Удивительно, что, решая все эти проблемы в режиме „двадцать четыре на семь”, Анатолий Васильевич умудрялся плодотворно заниматься педагогической и переводческой работой, собственным художественным и научно-исследовательским творчеством. Приведём только один ярко характеризующий его громадное литературное наследие факт: «за 22 года литературно-публицистической деятельности Луначарский опубликовал 833 работы (в среднем три-четыре работы в месяц)» (стр. 289). Поддерживая личную дружбу со многими ведущими европейскими учёными и писателями, наркомпрос мог свободно общаться с ними без переводчика на английском, французском, немецком, итальянском и испанском языках. По справедливому утверждению Владимира Маяковского, глубоко уважавшего Луначарского, «ни одна страна в мире не имеет такого министра народного просвещения».
Подчёркивая, что его „клиент” был многогранной и противоречивой личностью, биограф признаёт сложность её объективной оценки как современниками, так и нынешними исследователями. Если одни считали его твёрдым, как кремень, то другие — мягким, как воск, — излишне либеральным и мягкотелым, „Васильичем Блаженным”. Истина, как водится, где-то посередине: надаром сотрудники Наркомпроса уподобляли его кремню, покрытым воском. С этим определением согласуется автохарактеристика Луначарского как „большевика среди интеллигентов, интеллигента среди большевиков”. Именно в силу этой двойственности, по словам своего преемника на посту наркома Андрея Сергеевича Бубнова, он был «приводным ремнём от партии к художественной интеллигенции».
Примечательно, что Бубнов был расстрелян в 1938 году, и, проживи его предшественник на три-четыре года дольше, он разделил бы участь ближайших ленинских соратников. 1929 год — год Великого перелома — оказался переломным и для Анатолия Васильевича: его сняли с поста наркома, впервые не переизбрали в президиум ВЦИКа, „пропесочили” на партсобрании, поставив под сомнение результаты его многолетней деятельности на партийном, государственном, философском и литературном поприщах. Тогда ему удалось „срезать” всех клеветников, но он не знал, «что ему повезёт и он всего лишь какую-нибудь пятилетку не доживёт до тех времён, когда обвинения будут предъявляться, но не будет предоставляться возможность оправдания» (стр. 250).
Как и всякий революционер, Анатолий Васильевич Луначарский был устремлён в светлое будущее, поэтому «от того, что начинал создавать нарком по делам разумного, доброго, вечного <...>, многое сохранилось и сегодня, — заключает автор. — И эти традиции советской культуры и традиции отечественной и мировой классики, в освоении которых принял активное участие Луначарский, составляют прочный плацдарм для движения современной российской культуры „вперёд и вверх”, „через тернии к звёздам”, к новым шедеврам, к новой классике» (стр. 299).
Рецензия пользователя livelib.ru renigbooks. Источник