Свадебный пояс тем ценней и краше, чем больше девица сил своих в него вложила, чем больше ночей не спала, пальцев исколола. Зелёные стебли, золотые колосья, алые и синие цветы распустились на льняном полотне. Она ещё висячих бусин добавит да маленьких бубенцов — как-никак, а пояс-то свадебный! Должен быть прекраснее всего, что есть в сундуках будущего мужа.
К четвёртому рассвету спина у Слады совсем задеревенела. Пальцы, тонкие и ловкие, покраснели от иглы. Веки были тяжелы и всё стремились опуститься, дав глазам покой. Она и сама бы с радостью отдохнула, побегала с подружками в горелки и попела песни.
Но нет уж! Времени не так много осталось.
Девица ущипнула себя за розовые щёки, хлопнула по лицу и потянулась. Куда спать-то? Столько дел сегодня! Пирогов с сестрицей напечь, всё новыми скатертями застелить, дом прибрать, отца из винокурни привести — он будет сокрушаться, мол де, не может выбрать лучший сидр и сбитень для встречи сватов. Но время не ждёт. И сваты не станут.
Минута бежала за минутой, час за часом. Подготовка кипела, сёстры носились из комнаты в комнату. Они подметали и мыли полы, расставляли всё по своим местам, доставали расписные горшки и вышитые скатерти. Дом становился всё краше к приходу долгожданных гостей. Щёки Слады раскраснелись от волнительного ожидания и работы, а Мила лишь изредка поднимала глаза на сестру. Не выдержала.
— Уж скоро будут? — спросила она сестру.
— Скоро, скоро, — отозвалась Слада.
— А помнишь, мы с тобой думали-гадали, кто из нас первая под венец пойдёт, — достала из печи румяные пироги Мила. Тяжело вздохнула, глядя на румяные бока. — Ты, сестрица, меня опередила, как и всегда, как и во всех наших играх детских. Пусть я пеку лучшие расстегаи и кулебяки, а всё же ты первой станешь хозяйкой в собственном доме. А я тут останусь…
— Ну, Мила, родная моя, будет и на твоём пути суженный и любимый, а сейчас, видать, не время ещё, — Слада порывисто обняла двойняшку. Ей, действительно, было жаль оставлять сестрицу одну в отчем доме. Они всегда были вместе: росли, играли, ссорились, соперничали, мальчишек дразнили. Но Слада встретила Ижа и он занял важное, первое место в сердечке. И она надеялась, что Мила вскоре тоже найдёт свою судьбу и перестанет обижаться.
Мила погладила Сладу по плечу, поджала губы:
— Будет, будет. Конечно, будет, как не быть-то?
И тут же заглянула сестре в глаза:
— Страшно ли тебе?
— Нет, вовсе нет. Мы уже с ним давно и всё решили, надо только соседям показать, традиции уважить. Наши матушка с батюшкой уж про нас знают. Его семья тоже против ничего не имеет, — Слада нежно улыбнулась, как всегда с ней бывало, когда она начинала говорить о любимом. — А в Иже я уверена, лучшего мужа мне не сыскать. Сильный, добрый, красивый, верный. Да ты и сама всё знаешь.
— Ой, да, — немного смутилась Мила и резво отвернулась от сестры, прикрывая алеющие щёки.
Ей по сей день было боязно вспоминать тот миг, как сестрин любимый, Ижа-мельников сын, их спутал. Поймал в саду девицу за тонкий стан, погладил длинную косу и привлёк к себе, припав тёплыми губами к пахнущему цветами виску. Да поцеловал. Так сладко поцеловал! Не было раньше такого чувства у Милы, не знала она, как это бывает — тепло и ярко. Поплыли в глазах деревья, ушла из-под ног земля. И ни одной мысли в голове не осталось — ни о том, что чужой это мужчина, ни о том, что сестре это не понравится. Ой, как не понравится! Соперничали они всегда, и всегда Слада держала верх, и всегда для неё это было важно. В детских забавах-то. А тут… тут совсем уже не игры, тут — любимый выбрал другую.
Ох и разозлится сестра.
Но тогда… тогда её это нисколько не заботило.
Сам Ижа тогда растерялся. Толку, что высоченный, лицом суровый и мешок муки одной рукой легко на телегу забрасывает. А покраснел, как девица. Лепетал, как дитя, объяснялся.
О том случае ни Мила, ни Ижа больше не вспоминали. Но и не забывали. Мила очень хотела верить, что он не забывал.
Встреча сватов прошла чудесно. Молодые смущались и в пол глядели. Слада стол накрыла и место подле жениховой семьи заняла, как водится, подношение духам оставила. Ведь готовится уйти в чужой дом и прощения просит у древних покровителей.
Ижа чашку сидра у будущего тестя принял, взамен, его матушка своих пирогов принесла, солений, тканей. Мол, смотри, сват, девица твоя будет одета, обута и накормлена. Хороший выдался день.
Сваты говорили да грядущую свадьбу обсуждали, молодые сидели во главе стола и, пока никто не видит, под скатертью, держались за руки.
Мила подносила к столу то одно, то другое, да в окошко поглядывала, от всех отворачивалась. Может, там и её суженный будет? Она на любого согласна. Только бы на сестриного не глядеть.
День свадьбы тоже был неплох. Боги, кажется, благоволи созданию новой семьи — тучи разошлись с самого утра, животные всю ночь в загонах вели себя тихо, лисы не крали кур, а куры не кричали с утра пораньше.
Сад, в котором всегда устраивали обряды соединения судеб и жизней молодых, был свеж после недавнего дождя. Алые яблоки, обещая плодородие и сладость, горели алым между зелёными листьями. Несколько столов, составленные в один длинный, белели праздничными вышитыми скатертями. Прямо перед ним тлело кострище возле деревянного изображения богини-Родительницы. Тут-то завершится одна жизнь — безбрачная, и начнётся другая — семейная.
К свадебному обряду уж всё было готово. Дело-то предстояло красивое. Суженому должно найти свою невесту среди плодовых деревьев и, под белы рученьки, вывести её к костру, столу и богине. И коль быстро найдёт свою любимую – то счастье будет скоротечно, а коль долго будет искать, то и путь к дому будет долгий, а жизнь семейная безрадостна.
И тому, и этому надо бы угодить.
Разбежались парни и девушки по саду, кто куда. Стихли разговоры у праздного места, Слада и Мила убегали вглубь яблоневой рощи, хихикая и оглядываясь — как бы Ижа не увидел, в какую сторону направилась невеста.
— Думаешь, не видел?
— Да как тут увидать, его тут же утянули в другую сторону. А бежали мы быстро, хах! Но он меня найдёт, мой милый. Всегда находит, знаешь же. Во всех прятках и играх. Судьба моя, — с переполняющей нежностью отозвалась Слада.
Она улыбнулась и поправила расшитый пояс. Скоро, когда предстанут они с женихом перед богиней-Родительницей, передаст этот пояс своему любимому. А тот ей на волосы венок свадебный наденет. Ох, скорее бы.
— А тебе… прям совсем не страшно? Ижа, всё же, жених завидный… — как-то тревожно заговорила Мила, присаживаясь на грубо сколоченную лавку. Тут, у небольшого копаного пруда в конце яблоневого сада, сёстры условились переждать какое-то время, чтоб традицию не нарушить, а потом вернуться и облегчить жениху поиск.
— Да ну, что ты? Вот ещё, нашла о чём беспокоиться.
— Может, зря… Ты же родная кровь моя, вот и неспокойно, — рассеянно улыбнулась сестра и указала на свадебный пояс. — А красиво, всё же, получилось. Можно?
Слада замялась на мгновение. Никто кроме будущего мужа не должен распоясывать невесту, но сестра – это же тоже семья?
— Ох, и хорош же. Но… не могу я так, Слада, — Мила смяла тонкими пальцами расшитую ткань. — Ты знать должна, что случилось со мной и Ижей. Целовал он меня, в этом же саду! Целовал! И я… мне…
— Мила, я это знаю. — Голос сестры-невесты был спокоен и тёпл — ни злости колючей, ни обиды змеиной. Словно и не новость это для неё, и не беспокоит вовсе. Даже глаз не отвела и не смутилась. — Он мне сам о том рассказал. Покаялся. Мол, обознался тогда, нас спутал. Сам бы, по своей воле, ни за что бы тебя не поцеловал, так что…
Мила дёрнулась, словно от удара по лицу. Щёки её пылали, глаза налились слезами и тут же высохли – всё внутри горело. Сад в её глазах качнулся, земля норовила уйти из-под ног, голос Слады стал каким-то далёким и глухим. Мила слышала стук своего сердца и перестала слышать чужие слова.
— Ах не поцеловал бы, говоришь?! — она кошкой вскочила с лавки и бросилась на сестру, с силой толкая ту в воду. Слада только руками взмахнуть успела, споткнулась, запуталась в длинной юбке, повалилась, подняв вверх холодные брызги из мутного пруда.
Грудь, плечи, переплетённая лентами коса — всё оказалось мокрым, в зелёных разводах ряски и тины. С чавканьем ила, Мила прыгнула следом.
— Да ты чего?! Хрр… — испуганный голос перешёл в хрип и сипение. Широкая полоса свадебного пояса обвилась вокруг шеи, привычные к труду сильные девичьи руки держали его крепко, не давая возможности поднять голову из воды.
— Вот увидишь, ещё как поцелует! И женой назовёт, и в постель поведёт, и всё у нас будет!
Тонко звенели бубенцы. Белые рукава свадебного наряда всё медленнее бились о воду, пальцы шарили в воздухе, хватая его в последней надежде. Вздрогнули, замерли. Руки раскинулись в стороны.
Мила отшатнулась, сжимая в руке промокший пояс. Взглядом заметалась по распростёртому сестриному телу. Такому белому в этой мутной воде. Такому же белому, как её собственное отражение.
Испуганно оглядываясь и прислушиваясь к далёким звукам праздника, она потянула с сестры грязное свадебное платье. Содрогаясь и чувствуя, как холодеет всё внутри, Мила обернула вокруг своей талии вышитый пояс. Звякнули бубенцы.
Промокшая и усталая, она заголосила во всю силу.
Лето выдалось прохладным и полным дождей. Не то что год назад, когда играли свадьбу. Тогда им повезло с теплом и солнцем. Но после того, как упокоили одну бедную утопшую сестру и таки сженили Ижа со второй, небо всё чаще оставалось хмурым. Безрадостным. Под стать свадьбе и молодой семье.
Яблоневый сад по весне цвёл мало, пчёл было почти не слышно. Ульи стояли полупусты, а сидр, сброженный отцом, быстро превращался в уксус — никак такое не сторгуешь. Да и сами яблоки из сочных и сладких стали кислыми и рыхлыми. Деревенский голова руками разводил, а бабки шептались, мол всё дело в утопленнице — неплодородный теперь и сад, и семья, зародившаяся в горе.
С детьми у Ижи с супругой тоже было не радостно. Сколько ни старались, ни любили друг друга, ни делали подношений богине — всё впустую. Месяц за месяцем шёл.
Да и Ижа охладел как-то к молодой жене, всё реже звал еë Сладушкой. Всё больше глаза его казались пустыми и печальными. Глядит вроде на жену, а вроде и сквозь неё. Иногда сидел у окна с ночи до первых петухов, иногда уходил вечером из дома, якобы, скот проверить или что-то на мельнице доделать, что днём не успел, и долго не возвращался. Всё чаще вместе с ним в дом приходил кисло-сладкий запах сивухи или сидра. И всё реже говорил добрые слова супруге.
Мила улыбалась, была ласковой как ягнёнок, заглядывала ему в глаза. Вода камень точит и её любовь всё сможет перебороть, перетерпеть. Обязательно. А иначе… Зачем вот это всё?
Дошло до того, что пару раз Мила, под грустные, полные задумчивости и осуждения взгляды соседей, ходила за супругом на мельницу. Хотела привести его домой не за полночь. А то где это видано — которую ночь засыпать без мужа?
Сманивала его домой самыми вкусными пирогами, добрым словом, женской лаской. Он не знал, как много она ради него сделала и она не могла рассказать — глупый, не понял бы. Потому старалась быть лучшей женой – хозяйственной, весёлой, красивой всем на зависть. Теперь её не с кем было сравнивать, не в чем было сомневаться. И в минуты печали и усталости, не выдерживая мужниной холодности, она голоса на него не поднимала. Не то что другие бабы! А ему – всё равно.
Однажды Ижа пришёл домой поздно, в мокрой, пахнущей водорослями и затхлой водой рубахе и овчинном тонком жилете. Очень, очень пьян и весел. На ногах не стоял.
— Сладушкаа, Слада, сладкая моя! — повалился он на жену, обнял, схватил её лицо своими большими ладонями и долго смотрел в него. Притянул к себе, коснувшись носом лба и волос. Тяжело вздохнул и, покачнувшись, рухнул на лавку у стола. Да там уснул.
Лишь когда повернулся набок, Мила услыхала звон бубенцов. И глаз не смогла отвести от свадебного пояса, которым год назад… опоясала не своего жениха и сделала его своим мужем. А до того — поцеловала не своего мужа. Тогда он не звал её по имени, ни по её собственному, ни по сестриному. Догадывалась ли тогда, что спутал её со Сладой? Понимала ли, что не её целуют? И что взгляды горячие, которые до того на себе ловила, не ей, а сестре, как две капли воды похожей, предназначались? Кто знает… А если и знает, то Мила ни за что в этом не сознается. Тем более сейчас. Год она не видела этот треклятый пояс и ещё бы столько о нём не вспоминала. Надо было тогда же его сжечь, как она сожгла свадебный венок, пойдя против традиции хранить его до появления первого дитя. Возможно, потому это самое дитя всё не появлялось.
Мила отвернулась от ненавистной вышивки, узоров и бубенцов. Ветер взвыл за окном, но женщине показалось, что там беснуются дикие злые белые тени.
С той ночи Ижа ни разу с Милой и не заговорил.
Сегодня же, в годовщину их свадьбы и смерти сестры, с самого утра у Милы было поганое чувство. Ижа, как всегда, молча собрался и ушёл работать на мельницу, словно никакого особенного дня и не было. А Мила себе места не находила, маялась, чуяла неладное, горькое. Спала и видела, как однажды не вернётся Ижа домой. Тревожилась. А вдруг?
К вечеру она не выдержала и сама за мужем на мельницу пошла. А чтоб быстрее было — направилась через сад яблоневый. Тот самый, в котором свадьбу справляли. Не любила она это место и с того дня старалась всё его обходить. Но сегодня, после дождя, дорогу через деревню подразмыло и идти по грязи было бы куда дольше. А тут, знай себе, топай прямо по травке зелёной, только на яблоке не поскользнись.
Так что шла Мила быстро. Под ноги глядела, спину держала ровно, не давая себе по сторонам головой вертеть да о событиях минувших вспоминать. Весь год о них не думала, запрещала себе, семье и мужу радоваться пыталась, родителей старалась не видеть лишний раз — всё же материны грустные глаза нет-нет, да и напоминали о содеянном.
Сад же… в саду этом было тяжко не вспоминать и не думать. Не представлять.
Она почти год не вспоминала, не думала и не представляла. Просто вышла из-под сени деревьев женой с чужим именем. Сейчас же… сейчас надо было идти быстрее. Надо Ижа встретить да домой увести, покуда опять не напился и не остался где-нибудь ночевать…А ещё Мила не хотела думать о том, где пропадал муж и почему от него так пахнет озёрной водой.
— Уж не за мной ли идёшь, жена?
Мила вздрогнула и обернулась. Ижа стоял совсем рядом и смотрел сквозь неё. Руки его безвольно висели, рукава закатаны до локтя и измазаны в тине. С них капала вода.
Штаны измазаны в земле и мокры. Волосы назад убраны, слово только из бани вышел.
И глаза. Глаза, как у человека, который с чем-то смирился или что-то внутри себя отпустил. Злые и отрешённые глаза.
Мила растерянно улыбнулась, гоня прочь тягостное липкое чувство страха:
— Да, мой дорогой. Я переживала, что ты вновь задержишься до ночи. Всё же сегодня у нас праздник. А я дома. Одна. Да и ты – один. Где ж это видано?..
— Я не один, со мной моя любимая.
— Да, конечно, я же…
— Нет, не ты, Мила.
Из-за Ижи появилась рука. Тонкая ладонь скользнула по его плечу, погладила руку, на какое-то мгновение переплетя бескровные пальцы. Тень отделилась от Ижи и шагнула вперёд. Она была мертвенно бледной, с длинными спутанными тёмными волосами, в которых виднелись водоросли, в мокрой облепившей всё тело белой рубахе и порванной юбке.
И у неё было знакомое лицо. Его Мила каждый день видела в зеркале.
Только это лицо… Это пугало тёмными губами, запавшими глазами и синяками под ними. Синевато-лиловой полосой на тонкой девичьей шее. И кривой, злой усмешкой.
В опущенной руке, перекрученный, словно верёвка, висел обручальный пояс.
— Ну, здравствуй, сестрица.
Звякнули бубенцы, когда мертвячка шагнула навстречу девушке.
Деревня погрузилась в печаль — такое горе! Молодая семья, ещё деток не нажившая, умерла в один миг на том же месте, где за год до того погибла сестра жены. Прямо в день свадьбы. Видать, горе их было велико, что не смогли его пережить. Год в себе носили, терпели, и всё же оно их одолело. И нашли у того самого озера. Деревенские говорили, мол, сёстры теперь вместе — одна последовала за другой и тоже утопла.
Лицо Ижи казалось безмятежным и счастливым, расслабленным. И за весь последний год ни разу его таким спокойным не видали.
Автор: Ника Серая
Больше рассказов в группе БОЛЬШОЙ ПРОИГРЫВАТЕЛЬ
