Деви Лестари и ее сборник рассказов"Философия кофе"

Деви (или «Ди») Лестари Симангунсонг (родилась 20 января 1976 года в Бандунге, Западная Ява) — индонезийская писательница, певица и автор песен.

Деви была четвертой из пяти детей, рожденных в религиозной христианской семье даяков. Воспитанная в духе активной музыкальной деятельности, она занялась пением, и после окончания средней школы поступила в Католический университет Парахьянган, где получила степень в области международных отношений. В 1993 году она сформировала женскую группу RSD (Rida Sita Dewi) со своими подругами Ридой Фаридой и Ситой Нурсанти выпустила три альбома, один из которых был признан альбомом с лучшими хитами компаниями Warna Musik и Sony Music.

В 2001 году Деви выпустила свой первый роман Kesatria, Putri dan Bintang Jatuh («Рыцарь, принцесса и падающая звезда»). Часть серии Supernova была хорошо принята и Деви написала 2 продолжения: Akar («Корни») и Petir («Гром»).

В марте 2006 года Деви выпустила книгу Filosofi Kopi: Kumpulan Cerita и Prosa Satu Dekade (Философия кофе: истории и проза десятилетия). Этот сборник рассказов и прозы затрагивал темы любви и духовности и был назван литературным критиком и поэтом Гунаваном Мухаммадом «простым и на самом деле блестящим». Тогда же она выпустила свой первый сольный альбом Out of Shell.

Два года спустя Деви выпустила Rectoverso, «гибрид» альбома и сборника рассказов. Этот проект начался в 2006 году, когда она написала песню «Hanya Isyarat» («Только знак») и написала короткий рассказ на ту же тему. Одна из её песен, «Malaikat Juga Tahu» («Ангелы тоже знают»), была выпущена как сингл и получила тёплый приём. В том же году был опубликован её роман Perahu Kertas («Бумажные кораблики»).

В 2011 году Деви выпустила еще один сборник, «Madre» («Мать»), который был вдохновлен её увлечением кулинарией (словом «madre» также называют разновидность дрожжей, используемых в индонезийской кулинарии). В следующем году она выпустила четвертую часть своей серии Supernova, «Partikel». В процессе написания она исследовала различные темы, включая шаманизм, этноботанику, энтеоген, круги на полях и уфологию. В интервью The Jakarta Post она сказала, что в этой книге она выразила свою озабоченность окружающей средой, тем, разрушительным курсом, который мы идем, и будущим человечества на планете.

Первая экранизация одного из романов Деви, «Бумажные кораблики», была выпущена в 2012 году.

Вторая экранизация ее произведения, «Madre», была выпущена в 2013 году. Поскольку исходное произведение представляло собой сборник рассказов, фильм был расширен.

Деви часто затрагивает темы религии в своих песнях и произведениях, и отмечает, что духовность является её движущей силой. Она также затронула тему защиты окружающей среды. Деви цитировала американскую писательницу Анну Кастильо как вдохновившую её на написание коротких рассказов. Деви нравится творчество других индонезийских писателей: Сапарди Джоко Дамоно, Сено Гумиры Аджидармы и Айю Утами. Она также читала философские труды Кена Уилбера, Фридриха Ницше, Иммануила Канта и Мартина Хайдеггера.

Сборник рассказов десятилетия

Перевод с индонезийского языка

Содержание

• Философия кофе (1996)

• Поиски Германа (2004)

• Письмо, которое так и не дошло (2001)

• Снег в пустыне (1998)

• Ключ к сердцу (1998)

• Пока ты спал (2000)

• Зубная щётка (1999)

• Мост во времени (1998)

• Дикие лошади (1998)

• Кусочек жёлтого торта (1999)

• Молчание (2000)

• Погода (1998)

• Грусть Ланы (2005)

• Красные свечи (1998)

• Пробел (1998)

• Проект (1998)

• Будда-бар (2005)

• Рико де Чоро (1995)

Бормотание автора

В любом интервью и дискуссии о книгах наиболее часто мне задают вопрос «Почему вы вдруг стали писательницей?» Неожиданная идея. Словно данная способность/интерес/талант просто так взял и нежданно-негаданно упал на меня с неба однажды ночью, а на следующее утро я включила компьютер и как одержимая села писать свой первый роман «Сверхновая звезда».

Если серьёзно, писательство – это длинная карьера, идущая параллельно с другой моей карьерой, то есть музыкой. Ранее вторая карьера нашла свой прожектор, тогда как первая идёт себе тихонечко под землёй, словно крот, который увлечён копанием.

Жизнь крота никому никогда не узнать, разве что его близким, семье, друзьям. Есть множество незаконченных историй, коротких рассказов, которые получились слишком длинными, так что их нельзя отправить в журналы, романы, и которые слишком коротки, чтобы включить их для участия в конкурсах стихов, которые наполовину являются прозой, или прозы в стихах, и других форм, которые трудно обозначить, пока они окончательно не смолкнут.

Из 18 произведений в данном сборнике 2 («Рико де Чоро» и «Зубная щётка») уже были опубликованы, а большинство других отредактировано так, что те, кто уже читал их, найдут небольшое отличие. Я никогда не компилировала произведение заранее, что помогло мне впервые осознать несколько вещей: любовь – по-прежнему моя любимая тема (и разумеется, на 99,9% это любимая тема Создателя этой земли). Трансформированная любовь стала моим особым выбором, будь то любовь между людьми, любовь к кофе, или тараканам; рассказы из этого сборника иллюстрируют процесс трансформации любви из простого набора эмоций к расширению, выбору, поиску себя.

Какова другая причина? Чтобы проветриться. Подобно тому, как я верю в то, что произведение – это дитя души, оно, как и подобает, живёт на открытом воздухе. И оно будет здоровее и сильнее там, чем записанное в двоичном формате. И пусть оно говорит на том языке, который мы все вместе понимаем.

А крот продолжает рыть...

Маме, первой читательнице, которая всегда верила, что этот талант у меня есть.

Философия кофе

[1996]

1

Кофе. Ко-фе. Тысячу раз я произносила как заклинание это слово. Я думала, что оно, вероятно, обладает неким волшебством, пока не появился один человек, который сходил по нему с ума: Бен. Б-е-н...

Бен объездил мир и вёл поиски, чтобы получить лучший кофе, который только есть во всех странах. Он консультировался со специалистами по варке кофе из Рима, Парижа, Амстердама, Лондона, Нью-Йорка и даже Москвы.

При помощи своей посредственной способности к языкам Бен выпрашивал разрешение, чтобы просочиться на кухню, пробраться в бар и раскопать накопленные секреты приготовления кофе у барист высшего разряда, и узнать самую подходящую меру для приготовления кофе латте, айриш кофе, капучино, эспрессо, кофе по-русски, маккиато, и так далее. Пока не настало время Бену открыть своё собственное кафе. Идеальное кафе.

Год назад я официально стала его деловым партнёром, основываясь на принципе взаимного доверия между друзьями, да смелости предположений. Я передала ему все свои сбережения, ставшие моим вкладом в его кафе. Кроме вложения капитала в виде денег и менеджмента я ничего о кофе не знала. Всё это целиком и полностью стало капиталом Бена.

Сейчас можно сказать, Бен стал одним из самых искусных варщиков кофе или барист в Джакарте. И он наслаждается каждой секундой в своей карьере. В нашем кафе Бен занимает место не в уголке, а в баре, что расположен посередине, так, чтобы посетители могли наблюдать за тем, как он готовит кофе. При имеющимся у нас выборе кофе большинство клиентов – настоящие поклонники подлинного кофе, непрестанно восхищающиеся нашим меню. Они в самом деле восхищаются, так как знают в этом толк.

Пол и часть стен кафе выполнены из древесины борнеосского тика с шероховатыми прожилками. Постеры вдоль стен с изображением кофе разнообразных видов аккуратно обрамлены в стеклянные рамки.

И как кульминация – большое стеклянное окно, на котором написано название нашего кафе красочными буквами, напоминающими вам о парикмахерской времён голландского владычества:

Кофейня

Бен & Джоди

Джоди. Джо-ди. На неё можно наткнуться в наименее привлекательном месте: за кассовым аппаратом или в углу с калькулятором, пока Бен там, в центре орбиты, безостановочно щебечет; обе руки его выполняют замысловатый танец вместе с кофемашиной, целым рядом больших жестяных банок, венчиков, чашек, стаканов и всевозможных инструментов за длинным столом.

Место у нас небольшое, и простое по сравнению с другими кафе в Джакарте. Однако каждый сантиметр здесь интенсивно обустраивался. Бен самолично выбирал каждый стул и стол – все они разные, – проверяя их по-одному, тратя не менее четверти часа на каждый предмет. Он пробовал их, потягивая кофе, полагаясь на свой инстинкт, достаточно ли опытна «душа» этой мебели для питья кофе. То же самое – со стаканами, чашками, электрочайником, заварочным чайником, и так далее. Не было ничего, что бы ни прошло сначала тест Бена на совместимость. Когда он стал центром, окружённым тесной структурой из всевозможных столов и стульев, я как будто наблюдала за его личной ловкостью, словно на небольшой дружеской вечеринке с кофе, где Бен выступал в качестве хозяина дома. Однако то, что делало это место по-настоящему особенным, это изобретённый Беном способ питья кофе. Он не просто собирает, пробует вкус, но и размышляет о кофе, который готовит. Бен выводит смысл, производит аналогию, пока не создаст философию для каждого отдельного вида кофейного напитка. Вот что заставляет меня любить этот напиток.

- У этого кофе есть свой нрав, – едва уловила я слова Бена, сказанные одной из посетительниц, что сидела в баре. – Судя по вашему выбору – каппучино – вы из тех, кому нравится нежность и одновременно красота, – улыбнулся Бен, подавая ей чашку. – А вы знаете, что капучино – самый кокетливый кофе?.

Та женщина усмехнулась.

- Он отличается от кофе-латте, хотя внешне очень похож на него. Для капучино выращивают кофе, вид которого имеет высокий стандарт. Кофе такого вида не может быть каким попало, если должен выглядеть как можно красивее.

- Оо! Да?

- Настоящий любитель капучино обязательно поглядит на то, как он выглядит в его чашке, прежде чем отведать его. И если с первого взгляда он покажется каким-то беспорядочным и неконцептуальным, возможно, его не захотят пить. – Объясняя это, Бен искусно создавал пенку капучино, которая плавала на поверхности чашки, превращаясь в аккуратную форму сердечка.

- А как насчёт непроцеженного кофе? – спросил кто-то, вероятно, от безделья.

- Скромный, простой, но очень привлекательный, если узнать его поглубже, – быстро ответил Бен. – Для непроцеженного кофе не имеет значения его внешняя подача, он грубый, да и готовится быстрее. Как будто и особых навыков не требуется. Но подождите, пока не уловите его аромат, – тут Бен, словно цирковой артист, подал чашку непроцеженного кофе. – Пожалуйста, делаю вам комплимент!

C ошеломлённым выражением лица тот человек взял чашку, которую ему придвинул Бен, готовый потягивать кофе.

- Подождите ещё немного, – продолжал заманивать его Бен. – Поразительные свойства непроцеженного кофе заключаются в температуре, давлении пара и правильной последовательности его приготовления. Но всё это будет напрасно, если вы упустите реальную цель – аромат. Попробуйте сначала вдохнуть аромат. Это особый кофе, что выращивается у подножия горы Килиманджаро.

Тот человек раздувает ноздри и поглубже вдыхает клубок пара, что вьётся вверх от его чашки. Эти глаза смотрят так, что искрятся от удовольствия.

Видя такую реакцию, Бен удовлетворённо кивает. Через мгновение он перемещается на другое место, беседует с другим посетителем, но с тем же энтузиазмом и вниманием.

Когда же наконец кафе закрывается и все возвращаются по домам, остаёмся мы вдвоём и беседуем в одном из уголков. Это наша единственная возможность наконец выпить кофе.

- Не ощущается, что это кафе у нас уже больше года. – Мои глаза следили за вращением по кругу корицы, а мечты были поглощены круговоротом кофе в собственной чашке.

-Так много людей пришло и ушло, – заговорил Бен, внезапно подпрыгнув, будто что-то ужалило его. - И ты знаешь, каков мой вывод?

- Мы станем очень богатыми?

- Не обязательно, однако все черты и смысл жизни здесь есть.

- В этом меню напитков? – я указала на тонкую книжку, лежащую на столе.

- Верно ,– кивнул Бен.

- Как ты можешь такое бесконечное количество сжать в этом меню напитков? – я шутливо разглядывала его. – Бен... Бен...

- Джоди... Джоди. – Бен даже покачал головой. – Эта книжка – живая, это меню, которое будет и дальше развиваться. До тех пор, пока есть то, что называется кофейное зерно, люди будут находиться здесь. – Бен помахал своим кофейным меню прямо перед моим носом.

Выражение его лица вспыхнуло, словно кипяток. У Бена появилась новая идея. Я предположила, что когда-нибудь он задумается наконец построить идола из кофейных зёрен, так как это казалось лишь вопросом времени.

После того нашего вечернего разговора Бен совершил новый прорыв.

В список напитков теперь добавилось краткое описание философии каждого из них. Апогеем всего стало то, что он сменил название нашего кафе:

ФИЛОСОФИЯ КОФЕ

Найдите здесь самих себя

Название нашего кафе и его слоган стали очень популярными. Я наблюдала, как всё больше и больше людей останавливается, читает, а потом с любопытными лицами входит внутрь под действием соблазна и в то же время колеблясь, будто входя в лавку гадалки. И даже без нужды в хрустальном шаре, могу сказать, что наш товарооборот повысился.

Теперь уже приходили не только кофеманы, наше кафе посещали и те, кто совсем не любит кофе. Эта последняя группа – любопытные, и наконец, те, кто готов продегустировать кофе ради любопытства.

Есть ещё группа помешанных на философии, которые больше получают удовольствие от диспутов с Беном, чем от кофе, который заказывают, но под конец и они стали постоянными клиентами.

Помимо этого Бен также сделал небольшие карточки, которые раздаются каждому после посещения кафе. На такой карточке было написано: «Кофе, который вы пьёте сегодня....» со сведениями по философии этого кофе. Они вставляли её в карман, бумажник, сумку в качестве символа удачи и содействия надежде в течение дня. Иногда я слышу, как они начинают называть наше кафе милыми их сердцу именами в таких вариантах: Фил-Коф, Со-Фи, Фи-Ло, ФК, и так далее.

Все прорывы, совершённые Беном, придали этому кафе новый магнит, а именно: сделали его маленьким философом, товарище, которому доверяешь. Кафе – не просто место их недолгой остановки, но и часть их личной жизни, так сказать, их друг.

А то, что я считала экстраординарным, на деле оказалось ничем. В тот вечер, когда мы вдыхали аромат горячего кофе в первый раз, Бен высказал мне это. Поздним вечером, сидя на барном стуле, он сказал:

- Джоди, сегодня я принял серьёзный вызов.

Я была в тот момент занята подсчётами с помощью калькулятора, и только вскинула брови.

- О, да? Какой ещё вызов?

Бен отодвинул калькулятор подальше на край стола.

- Сначала внимательно послушай.

И он начал рассказывать. Сегодня днём к нему явился один посетитель, щеголеватый мужчина лет 30. Он твёрдо переступил порог кафе с выражением, которое можно сравнить с тем, что бывает у победителя лотереи, выигравшего целый миллиард. С выражением триумфа на лице. Может и правда, он только что получил миллиард, так как он без оснований угощал всех, кто сидел в баре. Стоя перед ними, он спросил Бена, точнее громко объявил:

- Нет ли в этом кафе кофе, имеющего смысл? Ведь успех – это форма идеала жизни. Если есть такой кофе – то я закажу большую чашку.

Бен учтиво ответил:

- Пожалуйста, загляните в меню. Возможно, есть что-то подходящее.

Человек покачал головой:

- Я только что прочитал. Там нет кофе c таким смыслом.

- Тогда может быть, приблизительно с таким?

Фраза Бена спровоцировала у него смех:

- Простите, но в моей жизни нет термина «приблизительно». Я хочу кофе с идеальным вкусом, не имеющим изъянов.

Бен принялся почёсывать голову, которая не зудела.

- Это значит, что вы пока не можете помещать подобный слоган впереди, – и он указал на оконное стекло. – Я пришёл сюда, чтобы найти представление о себе самом. – Вслед за тем он подробно рассказал об успехе в жизни – он владел компанией, импортировавшей автомобили, его жена – красавица-актриса на пике карьеры. В своём возрасте – а ему ещё не было и сорока лет – он стал одним из самых влиятельных бизнесменов, по версии нескольких известных экономических журналов.

У меня кружилась голова. То ли из-за кофеинового удара, то ли из-за той истории успеха.

Бен продолжал рассказывать. Тот человек бросил ему вызов: он должен был приготовить кофе с самым совершенным вкусом, какой только возможен. Такой кофе, что заставляет нас задержать вдох от восхищения, когда его пьёшь, и сказать только:

- Эта жизнь идеальна.

Мужчина объяснял это с глубоким восторгом, скорее всего, представляя себя самого, и назначил вознаграждение в пятьдесят миллионов.

- Глаза мои сразу широко раскрылись: что, так просто – вытащить из кармана пятьдесят миллионов?

И я принял вызов.

- Минуточку, это ведь не ставка?

- Нет. Если выйдет так, что я смогу это сделать, то получу эти деньги. А если не смогу – то нет. Без риска.

- Если так, то чего ещё думать об этом? Обчисть его! – страстно закричала я. – Представляешь, какое развитие можно сделать, имея в кармане пятьдесят миллионов?

Бен только лишь слегка кивнул, сморщив лоб. Я же точно знала, что вовсе не пятьдесят миллионов вызвали у него интерес.

- Это значит, что я должен упорно работать. Начну прямо сейчас! – Бен неожиданно встал, оставив меня и свой кофе, от которого только что отпил глоток.

Вот только что он имел в виду под «упорно работать»?

***

Позднее я узнала, что он имел в виду. Тех ночных разговоров, которые мы обычно вели, больше не было и в помине. Когда кафе закрылось, Бен по-прежнему сидел неподвижно в баре.

На мой взгляд, теперь каждую ночь Бена окружали мерные стаканчики и ложки, пробирки, весы, и тому подобные вещи, место которых скорее в химической лаборатории, чем в кафе. Нечёсаные волосы Бена лежали в беспорядке, щёки огрубели из-за того, что он забыл о бритве, вокруг глаз залегли чёрные круги из-за слишком долгого отсутствия сна, тело истощилось из-за того, что он часто забывал поесть. Мой друг мутировал – он превратился в подобие доктора Франкенштейна. Сумасшедший барист.The mad barista.

***

Прошли недели. Около полуночи Бен вдруг позвонил мне, вынудив прийти в кафе.

Поворчав, я пришла.

- Что это за дело – настолько важное, что не может подождать до завтра?

Бен не ответил. Однако я уловила блеск в его сияющих глазах на запачканном, растрёпанном лице.

Он протянул к моему носу мерный стаканчик. В нём был тёплый кофе.

- Попробуй, понюхай.

Я понюхала. Ароматный. Очень ароматный.

- Попробуй, выпей.

С некоторым сомнением я отхлебнула. Сочетание вкусов охватило мой язык.

- Мммм... Этот кофе... Бен, этот кофе... – Я подняла голову. – СОВЕРШЕННЫЙ!

Я сжала руку Бена, пока тело его не пошатнулось. Мы оба очень долго смеялись. Словно сняли вдруг тяжёлый груз. Как будто мы не смеялись уже годами.

- Это самый вкусный кофе, – снова воскликнула я от изумления.

- ... в мире, – продолжил Бен. – Я объездил весь мир и пробовал самый вкусный кофе, но пока ещё не было кофе с таким же вкусом, как у этого. Так что, наконец я могу сказать, что существует кофейный купаж, вкус которого совершенен.

Я кивнула в знак согласия.

- Какое название ты хочешь дать этому купажу?

Бен застыл, пока, наконец, не расплылся в улыбке – улыбке отца, наблюдающего за тем, как его младенец рождается на свет.

- Идеал Бена, Ben’s perfecto, – твёрдо сказал он.

2

Рано утром Бен позвонил своему сопернику, и ровно в четыре часа пополудни тот пришёл вместе со своей подругой.

Кто угодно захочет обменяться с ним судьбой. С первого же шага, как он вошёл в кафе, от его ауры веяло успехом и богатством, а его подруге не требовалось и фото ауры, чтобы уловить её красоту.

Как было засвидетельствовано всеми клиентами, которых мы намеренно пригласили, Бен сперва угостил гостя чашечкой своего «Идеала Бена», напряжённо сложив руки в пригоршню.

Тот человек отхлебнул, задержал дыхание, а затем выдохнул и тихо сказал:

- Эта жизнь идеальна.

Наше маленькое кафе наполнилось оглушительным шумом. Все кричали от радости.

Мужчина вытащил чековую книжку.

- Поздравляю. Этот кофе идеальный. Perfect.

В качестве компенсации Бен вручил ему визитную карточку «Философии кофе». На ней было написано:

Кофе, который вы пьёте сегодня –

Идеал Бена (Ben’s perfecto)

Это означает

«Успех – это

форма совершенства в жизни»

Мужчина рассмеялся во весь рот, читая надпись.

- Согласен. Я буду всегда хранить эту карточку, – произнёс он, затем положил карточку в карман своей дорогой куртки. Послеполуденное время в тот день прошло просто идеально. Мы раздали образцы «Идеала Бена» всем посетителям, и этот напиток получил необыкновенное одобрение.

Точно так же было и в последующие дни. C момента создания «Идеала Бена» наша прибыль выросла, даже удвоилась.

Этот напиток стал любимым у всех клиентов, и одновременно с тем стал уловкой-приманкой, которая привлекала в кафе новых людей. И хотя по цене он был выше в сравнении с другими напитками, удовольствие, получаемое от «Идеала Бена», и правда, нельзя было найти нигде больше. Популярность этого напитка также привлекала большое внимание иностранцев, и все они приходили в изумление, когда пробовали его.

Никто не предполагал, что можно найти столь потрясающий кофе в Джакарте, в маленьком кафе под названием «Философия кофе».

3

Сегодня от скуки я сопровождаю Бена в бар. Хочу время от времени наслаждаться энергией от общения с преданными клиентами или просто понаблюдать за реакцией новых посетителей, когда они дегустируют впечатляющий кофе «Идеал Бена».

- В первый раз – сказал шёпотом Бен, который знал каждого своего клиента в лицо, когда мужчина среднего возраста вошёл в кафе.

С выражением максимального гостеприимства я немедленно поприветствовала его:

- Доброе утро, господин, – обратилась я к нему, кланяясь.

- Доброе утро. – По-видимому, впечатлённый моим приветствием, он уселся на одну из барных скамеек. – Можно заказать один кофе, барышня?

- Конечно можно, господин. Это же кофейня.

Вслед за тем он улыбнулся. Немного неловко поправил позу, в которой сидел, осмотрелся, изучив наше помещение, затем неспешно раскрыл газету, которую зажал под мышкой. По всем приметам я угадываю, что этот посетитель не привык распивать кофе в кафе.

- Пожалуйста. Чего бы вы хотели заказать? – я предлагаю список напитков.

Посетитель только кинул быстрым взглядом, но читать не стал.

- Ах, да что угодно, барышня. На ваше усмотрение. Выберите что-нибудь вкусное, – ответил он спокойно.

Я быстро крикнула Бену:

- Бен, один «Идеал»!

Прошло несколько мгновений, и вот уже Бен предлагает посетителю чашечку «Идеала Бена».

- А это не просто вкусно, это сааааамое вкусное в мире, господин! – рекламирую я.

- А вы действительно любите пить кофе?», любезно спросил Бен: это его рутинный вопрос каждому новому посетителю.

- Этот кофе подобен моему ежедневному целебному отвару. Я-то уж точно знаю, какой кофе вкусный, а какой нет. Один мой приятель сказал, что здешний кофе очень вкусный, – воодушевлённо произнёс он с сильным яванским акцентом.

Отпив глоток, посетитель отложил чашку и вновь раскрыл страницы своей газеты.

Бен сразу же с энтузиазмом спросил:

- Ну как, господин?

Посетитель поднял голову:

- Что – как?

- Кофе.

Тот вежливо кивнул.

- Достаточно, – ответил он лаконично и продолжил чтение.

- Достаточно как? – продолжал надоедать ему Бен.

- Да, я имею в виду, что достаточно вкусно, молодой человек, – ответил он.

- Господин, кофе, который вы только что пили, самый вкусный кофе в мире. – Я не могла не объяснить этого.

- Это правда? Да неужели? – рассмеялся посетитель, словно услышав анекдот.

На лице Бена мгновенно появилось строгое выражение.

Наш гость осознал те пояснения, что сам же и сделал.

- Ну я же пошутил, молодой человек! Ваш кофе действительно хорош.

- Вы и впрямь раньше уже пробовали более вкусный кофе, чем этот? – спросил Бен, у которого все мышцы на лице напряглись.

От возросшей паники посетитель хихикнул:

- Ну, ему не настолько далеко от того, что вы готовите, молодой человек.

- Но всё же он вкуснее, не так ли? – голос Бена всё повышался.

Кадык посетителя нервно подёрнулся, он украдкой поглядел на меня, на Бена, и, наконец, кивнул.

- Где вы пробовали такой кофе?

- Но... но он не такой уж и вкусный. Отличие совсем небольшое. Небольшоооое...

Его утешительные попытки напротив, скорее усугубили ситуацию. Несколько других посетителей позвали Бена, но он совершенно не обратил на них внимания. Ноги Бена словно вросли в пол. Всё его существо было сосредоточено на этом человеке, и отнюдь не в приятном смысле слова.

- Где?

- Ох. Далеко это, молодой человек.

- Г Д Е

Я никогда ещё не видела Бена таким. Словно ничто в этом мире не могло отвлечь его энергию, концентрацию. Я решила отодвинуться подальше и исполнить просьбы других людей, которые уже встревожились, так как их не обслужили.

Вскоре после этого Бен подошёл ко мне:

- Джо, в полдень мы закрываемся. А ты будешь сопровождать меня в одно место. Принеси всё, что потребуется на несколько дней. – Его рот оставался плотно сжатым. Менее чем за час наше кафе закрылось.

***

Кто бы мог догадаться, что остаток моего дня завершится тем, что я буду вести машину по дороге, идущей к деревушке на Центральной Яве.

Глаза Бена, казалось, хотели вылезти из орбит, изучая минималистическую карту, начерченную тем несчастным человеком, выполненную, несомненно, в подавленном состоянии.

- Бен, уже стемнело. Мы, кажется, заблудились. Сначала давай поищем какое-нибудь жильё, а завтра утром поедем снова.

Бен прислонился ко мне, утомлённый.

- Ладно. Мы возвращаемся в Клатен.

Я тут же резко повернула руль – что хотела сделать с самого начала, с тех пор, как моя спина ощутила, как будто разбита вдребезги, сотрясаясь на каменистой дороге.

Этим вечером мы остались ночевать в Клатене. На завтра утром Бен взял на себя вести машину.

- Я понял, почему мы вчера заблудились. Был один поворот, который я не видел, – пылко воскликнул он.

Я просто согласилась. Для меня эта поездка была исключительно причудой, осуществлением навязчивой идеи Бена о кофе, который, по его словам, был вкуснее по субъективному мнению одного человека, не привыкшего ходить в кафе, что на 99% не будет доказано, если посмотреть, где мы сейчас находимся.

На повороте, который имел в виду Бен, мы остановились, чтобы спросить одну мимо проходящую женщину.

- О, может быть, вы имеете в виду закусочную Сено?

- Во всяком случае, там очень вкусный кофе, – объяснил Бен.

- О да, да, – с воодушевлением ответила женщина. – Закусочная Сено – всё время прямо, однако дорога плохая, молодой человек, езжайте потихоньку.

Бен в спешке поблагодарил её, готовый нажать на газ.

- Кофе этот называется тивус ,– добавила женщина.

Бен тут же затормозил:

- Что-что?

- Кофе тивус! Вот.. О, я тоже его несу как раз оттуда, – и она показала содержимое корзины на плече: там были сухие поджаренные кофейные зёрна.

Бен сразу зачерпнул пригоршню.

- Извините, госпожа, я немного у вас возьму, – сказал он, протягивая ей купюру в пять тысяч рупий.

Женщина аж рот раскрыла от удивления. Уже издали мы услышали её крик:

- Молодой человек! Неужели эти пять тысяч – за всю корзину!

В Бена словно демон вселился. Покрытую грязью дорогу, всю в ямах и рытвинах он преодолел с такой скоростью, будто нёсся по платной дороге. Я же изо всех сил, как могла, сдерживала тошноту.

Прямо в конце дороги была ветхая хижина-закусочная, стоявшая на вершине небольшого холма в сени больших деревьев. Во дворе находились сита с только что собранными кофейными зёрнами. Вокруг этой хижины повсюду были насаждения кустов с великолепными белыми цветами, выступавшими то там, то тут. И я только тогда осознала, что весь небольшой холм засажен кофейными деревцами.

- Это невозможно, – прошептал недоверчиво Бен. – Участок с такой высотой не годится для посадки кофе, и где найдёшь фермеров, что выращивают кофе в таком небольшом количестве?

В закусочной старый хозяин приветствовал нас дружеской улыбкой.

- Из города, да, молодые люди?

Я кивнула:

- Да, отец, из Джакарты мы.

- Очень далеко , – покачал головой хозяин в знак удивления.

Бен тут же уселся на длинную скамейку, что стояла там. На лице его было по-прежнему сбитое с толку выражение.

- Нам два ваших кофе-тивус.

- Очень редко сюда приезжают люди из Джакарты. Всё больше из маленьких городков, что неподалёку отсюда, – сказал он, протягивая нам два гранёных стакана, что мы поймали прямо перед собой.

- Отец, Сено – это же вы, да?

- Ну да. А как это вы узнали, а?

- Да вы известны до самой Джакарты, – ответила я, усмехаясь и пытаясь уследить за Беном, который совершенно не чувствовал иронии: глаза его без устали следили за всеми движениями Сено, готовившего кофе.

Сено невинно засмеялся.

- Ну и ну, неужто это возможно? – И тут перед нами поставили два стакана густого дымящегося кофе. – Все пробуют эти жареные блюда, молодые люди. Прошу.

Я взяла жареный банан. На столе стояли тарелки с разнообразными жареными угощениями.

Бен был немногословен. Он просто смотрел на стакан перед собой, словно ожидая, что этот предмет заговорит с ним.

- Сколько стоит одна порция, отец?

- Если порция жареных угощений – пятьдесят рупий, а если стакан кофе – ну тогда сколько вам не жалко.

- Почему так, отец? – внезапно заговорил Бен.

- Так ведь у меня этого кофе таааак много... Если действительно хочешь продать, то обычно сразу одну корзину зёрен, а если уже готовый напиток, вот как этот, тогда бесплатно, ничего страшного. Но люди, что сюда приезжают, обычно непременно желают заплатить. Есть такие, что дают 100 рупий, 150, 200... Сколько хотят.

- Давайте выпьем, отец, – сказал я, готовая сделать глоток.

«О, прошу, прошу».

Бен, как оказалось, уже отпил глоток раньше. Я замерла на миг, ожидая появления его реакции. Бен же просто онемел. Только глаза его были окутаны завесой тайны. Я медленно продолжила отпивать по глотку и...

Мы оба молчали. Глоток за глотком в безмолвии.

- Всё же добавить вам ещё, а? – голос господина Сено прервал нас.

Ни я, ни Бен не произнесли ни слова, только позволили снова наполнить наши стаканы.

- Очень многие люди любят кофе тивус. Я и сам толком не понимаю, почему. Кто-то говорит, что он бодрит, кто-то, что он придаёт терпения, успокаивает, вызывает тоску. Ха ха ха. По-разному. С моей точки зрения, вкус у него обычный. Может быть, это и впрямь чудесный кофе. Я никогда его и пальцем не трогал, а он продолжает плодоносить. С самого начала, как я здесь живу, этот кофе уже был тут. А название его – тивус – по имени моей покойной дочери. Будучи ещё ребёнком, каждый день, когда она видела цветы кофейного дерева, любила говорить: «Тивус-тивус», увлечённая сказками, что я ей рассказывал.

Внезапно Бен выскочил наружу. Я не стала удерживать его, позволив посидеть в одиночестве под большим деревом снаружи.

***

Солнце уже полыхало рыжим цветом. Я подошла к Бену.

- Что ещё ты ищешь? Нам лучше вернуться домой.

- Я проиграл, – измученно прошипел он.

- Проиграл в чём? Здесь нет никакого состязания.

- Отдай это господину Сено, – Бен протянул мне листок бумаги.

Глаза мои были готовы выпрыгнуть из орбит, когда я узнала, что он протянул.

- Ты сумасшедший! Это невозможно!

- Джо, ты ведь сама уже попробовала вкус этого кофе. Разве этого объяснения недостаточно?

Полуживая, я всё же пыталась понять его.

- Ладно, этот кофе действительно уникален. И что дальше?

- Ты ещё не осознала? – Бен озабоченно взглянул на меня. – Мной манипулировал человек, который считает, что имеет всё. Он заманил меня в ловушку своим глупым вызовом, просто чтобы удовлетворить свой эгоизм. Я сам попал в западню фальшивого, ненастоящего совершенства, –воскликнул он с досадой. – Я стыжусь самого себя, мне стыдно перед всеми теми людьми, которых я наполнил тряпками и лоскутками, «Идеалом Бена»!»

- Тряпками? – Я положительно не понимала.

- А ты знаешь, в чём незаурядность этого кофе тивус? – спросил он, поглядев на меня пустым взглядом. – Господин Сено сказал, что этот кофе способен вызывать различные реакции, и он прав. Этот кофе заставил меня осознать, что я худший бариста. Не просто делающий вид, что всё знает, но ещё и пытающийся сделать из кофе философию, а затем торговать ею. Но серьёзнее всего то, что я уже считал, что готовлю самый совершенный кофе в мире. Глупец!... Глупееец!

- Попытайся вспомнить, что план развития кафе «Философия кофе» придумала я. И всё это нуждается в этой самой бумаге, в качестве капитала, – уговаривала я.

- Я на пенсии будут собирать кофе.

На этот раз моё непонимание достигло апогея и взорвалось.

- Почему ты должен настолько усложнять весь этот кофейный бизнес? Передозировка романтизма? Ну хорошо, ты любишь кофе, вот только не нужно переусердствовать. Используй разум.

Бен поднялся.

- Ты и впрямь думаешь только о деньгах. Прибыль. Сроки. Оборот. Действительно, тебе никогда не понять смысла кофе, который я готовлю. Просто усвой философию кофе. Ты такая же, как тот тупой успешный парень.

Мой кулак уже хотел было заехать ему по лицу, но я сдержалась.

- Бен, ты всё ещё в смятении. Не говори, лишь бы чего сказать. Мы сию минуту возвращаемся в Джакарту.

- Сначала отдай это господину Сено.

- Не будь глупым! Я это не люблю. Эти деньги определённо не его, они твои – ты получаешь их за свой тяжёлый труд, за то, что готовишь «Идеал Бена».

Однако это название, напротив, прозвучало как оскорбление его ушей, заставив Бена содрогнуться от отвращения.

- Джо, помни, что эти деньги полностью принадлежат мне по праву, – пригрозил он.

- Больше нет: мы единодушно согласились вложить их в капитал, который будет использован для развития кафе ,– быстро возразила я.

Бен твёрдо покачал головой:

- Просто забери мою долю в кафе, я говорю серьёзно.

- Не так...

- Если ты действительно мне друг, не принуждай меня ни к чему, – мягко сказал он.

Когда я услышала это, мой мозг словно заклинило на приведении аргументов, но лишь до того момента, пока мы оба наконец не сели в машину. Прощальный взмах руки господина Сено сопровождал наше возвращение в Джакарту, а тот листок бумаги я по-прежнему крепко сжимала в руках.

4

Бен был прав. Я не могу принуждать его. И нет никого другого, кто мог бы. Энтузиазм в его жизни исчез, словно свеча на ветру; та же участь постигла и наше кафе – оно, как и свеча, погасло. Закрылось.

Мне же пришлось отвечать на телефонные звонки и письма, в которых спрашивали о новостях «Философии кофе». Были даже и такие люди, что предлагали денежную помощь, если мы и впрямь испытываем финансовые затруднения. Были и те, кто отправлял цветы и посылки с фруктами, полагая, что Бен заболел.

Бен же был здоров, просто не хотел иметь дело с кофе, хотя каждый вечер находился там: в баре, замороженном тишиной.

Я мягко растирала себе виски. Честно говоря, я тоже запуталась и постепенно стала сомневаться в собственном отношении. Возможно, Бен прав, и всё, о чём я думаю – это деньги, прибыль и судьба, и один бог знает, какой бы она была без «Философии кофе». Ведь это Бен на самом деле является очагом этого места, а я просто гашу его своим непониманием.

И вдруг что-то привлекло моё внимание. Уголком глаза я заметила маленький полиэтиленовый мешочек, привязанный к углу стола. Кофе тивус.

Внезапно мои руки быстро потянулись к этому пакетику, развязали узелок, зачерпнули достаточно большую горсть зёрен, а затем насыпали их в кофемолку.

И вскоре уже была готова чашечка горячего кофе тивус. Я впервые приготовила кофе самостоятельно.

Я потягиваю глоток своего первого кофе тивус, и в сознании моём вырисовывается лицо Бена, когда он пришёл ко мне с кучей блестящих идей об этом кафе. Это было 2 года назад.

Я делаю уже второй глоток и представляю себе фрагменты картины – нашей тяжёлой работы вместе. Капитала в обрез. Денег оставлось едва-едва. Всё полностью было принесено в жертву ради этого места. Представляю себе лицо Бена – он выглядел как бездомный бродяга, вернувшись из своего кофейного тура по Европе. Я улыбнулась. Он и впрямь настойчивый человек.

Третий глоток. Моя улыбка становится всё шире. Я вспоминаю пройденные нами горести и радости: один день без посетителей, когда мы от огорчения и расстройства напились кофе до головокружения, подержанная кофемолка, которая часто ломается, клиент, который забыл взять с собой деньги, и в итоге оставил один свой ботинок в качестве залога. Я засмеялась.

Глоток следует за глотком. Снова мелькали всё более насыщенные воспоминания, а когда оставались уже последние капли напитка, осадок на донышке моей чашки оказался чувством потери. Я потеряла своего друга.

***

Было уже два дня, как я покинула Джакарту. А как только я приехала, заглянула в кафе, чтобы забрать ключи от дома, который я оставила там.

Я и не предполагала встретить там Бена, хотя время уже было почти полночь. Он сидел там один, ни на что не реагируя, хотя и слышал, как я вошла.

Я вышла из кухни и угостила его чашкой кофе.

- Нет, спасибо, – пробормотал он.

- Не будь таким. Я просто знаю, как развести в горячей воде этот пакетик с кофе и осмелиться приготовить кофе для баристы, – пошутила я.

Губы Бена тронула лёгкая улыбка, затем он попробовал кофе, который я приготовила, и мгновенно выражение его лица изменилось.

- Что это значит? – почти что отчитал меня Бен.

Я не ответила, просто протянула ему карточку.

Кофе, который вы пьёте сегодня –

Кофе тивус

Его смысл:

Хотя нет ничего совершенного,

Эта жизнь так прекрасна!

- Господин Сено передал привет. Он также передал наказ – мы не можем отождествлять кофе с сахарным тростником. Какой бы совершенный кофе ты ни делал, кофе остаётся кофе, и у него есть горькая сторона, которую невозможно спрятать. И в этом сила кофе тивус – давая горечь, он заставляет тебя отступать назад и поразмышлять. Даже мне он преподал урок, – тут мне потребовалось сделать вдох, чтобы набрать полную грудь воздуха. – Даже на десятки миллионов рупий не купишь того, через что мы прошли. Такое совершенство и впрямь фальшивое. «Идеал Бена» не более чем всего-лишь купаж вкусного кофе.

- Верно, – Бен горько улыбнулся. – Мы были просто торговцами лоскутками.

- Однако есть ещё много вещей, о которых ты должен подумать... Вроде этого. – Я выложила поздравительные открытки и письма на стол. – Эти люди не притязают на совершенство, такое как у «Идеала Бена». Они любят тебя и «Философию кофе» такими как есть».

Бен уставился на бумаги, разложенные как попало перед ним, я же ждала, пока руки его медленно зашевелились, вытягивая бумаги одну за другой: открытку за открыткой, письмо за письмом. Понемногу благодаря их письмам от «Философии кофе» повеяло жизнью. Бен знал их всех. Лица, согретые чашечками крепкого кофе с пенкой, которые он ежедневно подавал им с любовью.

Я всё ещё молчала в ожидании, пока Бен не закрыл обеими сложенными ладонями лицо. Очень долго. И вот когда я полагала, что моё ожидание так и не закончится, Бен внезапно поднялся, вцепившись в моё плечо.

- Это те самые деньги? – прошипел он.

- Они в правильных руках.

Я заметила, как Бен слегка кивнул.

За спиной же, я уверена, он рассмеялся во весь рот.

Через большие окна кафе были видны руки, что снова плясали в баре, готовили приборы, пробуждая давно замолкшую «Философию кофе», словно кофейный порошок без ряби на воде. Сегодня вечером они разводят в кипятке кофе тивус, вновь соединяя и то, и другое.

В сотне километров от Джакарты...

- Матушка, недавно кто-то купил кофе тивус. Мне дали вот это. – Господин Сено разговаривал с женой и показал ей лист бумаги, исписанный цифрами.

- А это что? – его жена непонимающе почесала голову.

- Я не понимаю, – господин Сено тоже пожал плечами.

- Да просто храни это как память, – господин Сено кивнул головой и положил бумагу под стопку одежды в своём гардеробе.

Поиски Германа

[2004]

Должно быть, есть красноречивая пословица, которая гласит: «Если хочешь одного, то не бери два, потому что один дополняет, а два уничтожают». Хоть и странно такое слышать, однако это важно. Пословица не просто изюминка в литературе. Представьте себе горький опыт, который бы сформулировал это. Или представьте некоего полуживого человека, который пробирается на плоту вверх по реке, чтобы познать удовольствие от непринуждённого плавания вдоль берега. Представьте одного упавшего, на которого ещё должна свалиться сверху лестница. Представьте глиняный горшок с молоком, служащий только за тем, чтобы его испортила капелька краски цвета индиго. И представьте Геру, которая ищет Германа.

Эта тринадцатилетняя девочка нравится всем, включая меня, хотя она не моя родная младшая сестра, а сестра моего друга. Милая и послушная Гера. Нет никаких значимых потрясений в жизни подростков, которые слушаются старших, законов государства и предписания религии.

Пока однажды днём на террасе её дома мы не заговорили о Германе Фелани: фильме, который мы только что посмотрели; и о его восхитительных усах, вдохновивших меня и всех друзей её старшего брата соревноваться в том, кто первым отрастит усы как у Германа. Гера, которая просто смотрела, как мы беседуем, невинно заметила, что у неё никогда не было друга по имени Герман. Другие друзья её старшего брата не обратили на это внимания. За исключением меня. Я воспользовался возможностью и прошептал ей на ухо:

- Разумеется, тебе надо бы поискать его в школе.

Через неделю Гера вернулась ко мне и доложила, что, как выяснилось, в её школе нет никого по имени Герман, включая учителей. Я был довольно изрядно шокирован: среди сотен школьников и десятков учителей нет никого по имени Герман? Было множество, огромное количество Ахмадов, даже был один Людвиг, но Германа – нет. Я осознал, что и у меня самого нет знакомого Германа. Гера простёрла крылья и стала искать Германа в домашнем кругу. Она посетила главу крестьянской общины и сельского старосту. Но не было ни Германа, ни того, кого бы называли отец Герман или братец Герман. Я предложил ей свою сельскую общину и микрорайон, и мы стали искать вдвоём, но по-прежнему Германа не встречали. Гера принялась выяснять у своих родственников и друзей, нет ли среди них кого-то по имени Герман? На удивление, его не было. У нескольких людей были в именах какие-то элементы Германа или приставки и окончания: Фери Германшах, Дуди Германто, Индра Гермади, Гермаван Ади, однако Геру это не устраивало. Она хотела настоящего Германа.

Поисками Германа мы занимались не каждый день, разумеется. Время шло, и Гера готовилась к выпуску из средней школы. Гера, которая хотела стать педиатром, попрощалась с нами, и отправилась учиться в Джакарту. Надеюсь, там она встретит Германа! Это было моё последнее пожелание до того, как Гера села в вагон поезда.

Через несколько лет у меня родился первый ребёнок. Едва вообразив наш визит к компетентному врачу-педиатру Гере, я услышал, что Гера спустилась с небес на землю. Оказалось, что этот идеальный ребёнок стал обычным человеком. Гера славилась тем, что часто меняла партнёров, и однажды поплатилась за это: забеременела, не будучи замужем. По иронии судьбы, даже познаниям будущего врача не удалось заставить её руководствоваться разумом. Из страха вызывать необузданный гнев, она отправилась к деревенскому шаману. Её живот был раздавлен и разглажен. Плод не вышел наружу, были только кровь и перманентное повреждение матки. Гера очень сильно заболела и затем была вынуждена вернуться домой.

Долгое время Гера томилась под домашним арестом. За столь долгое время лицо её стало печальным. Затем её отправляли в ряд общежитий при медресе. После того, как её сочли выздоровевшей как снаружи, так и изнутри, Гере было позволено мечтать.

И Гера выбрала полёты. Я встретил её как раз тогда, когда она прощалась, ибо хотела уехать и получить образование стюардессы. Чтобы встретить Германа в космосе? – шутил я. Гера смеялась, и, как знать, означал ли этот её смех, что так и есть на самом деле, или нет, или она вообще смеялась надо мной? Словно недавний вопрос зачислил меня в мусорный мешок, называемый «прошлое», который она хотела как можно скорее выбросить.

Во время нашей следующей встрече на Гере была настоящая форма стюардессы. Сама она была очень красивой.

- До каких пор ты намерена летать? Когда выйдешь замуж? – спросил я. Гера улыбнулась наполовину, презрительно фыркнув и кокетливо покачав головой, словно отвечая на глупый вопрос, подобно такому как: «Существует ли несолёная соль?» Я интерпретировал это как «нет». Гера превратилась в современную женщину, которая была недосягаема моим социальным меркам.

- Ну что, встретила уже Германа? – спросил я снова.

И Гера снова громко рассмеялась. Потом рассказала мне, что с прошлого года она покончила с поисками, тем более со списком имён, так как это не то, чего она хотела. Гере хотелось напрямую встретить кого-то, пожать ему руку, и потом тот человек представился бы и сказал: «Герман».

- Ты ещё больше усложнила этот поиск, – сказал я.

- Я сделала его более естественным, более захватывающим, – твёрдо ответила она. Всё же она оставила мне номер своего телефон на случай, если вселенная решит, что именно я найду для неё Германа.

Разумеется, я не думал о Германе всё время. Чаще я думал о Гере. Мой друг поведал мне, что у его младшей сестры любовная связь с пилотом, у которого пятеро детей.

- Его зовут Герман? – спросил я. Потому что, если это так, то можно немного понять мои чувства. Но нет, его зовут Баджури. Господин пилот Баджури скоро разведётся с женой ради спокойной жизни с Герой. Но нет никого, кто бы дал своё благословение – включая меня, – так как его зовут не Герман, а Баджури.

Я всё чаще думал о Гере. Сообщили, что у неё дважды был выкидыш, и в конце концов она вообще не смогла больше забеременеть. А вскоре господин пилот и Гера развелись или просто расстались, я точно не знаю. Гера, принёсшая такую жертву, перешла работать в другую авиакомпанию, но внезапно потеряла работу, так как её компания обанкротилась.

- Тогда где сейчас Гера? – спросил я своего друга.

- Она в Джакарте, и не возвращалась домой, может быть, из-за того, что ей стыдно, и так и не посетила родителей с того момента, как начала встречаться с тем престарелым пилотом, – так ответил мне мой друг.

- Да оставь ты её, – сказал он мне. – Ей не везёт потому, что он не получила благословения.

Я никогда бы не подумал, что именно я вначале встречусь с ней. По правде говоря, семье Геры было известно, где она, просто они делали вид, что не знают этого. Гера торговала вразнос батиком, ходя по домам, и изредка участвовала в распродаже электротоваров. Лицо её выглядело уставшим, а свет глаз померк, напитавшись разочарованием. Когда мы встретились, у Геры ушёл целый час только на то, чтобы поплакать, пожаловаться и порыдать.

Долгое время не было никого, кто бы выслушал её. Гера сказала, что разочарована в жизни. Жизнь несправедлива. Жизнь жестока. Жизнь такая... До тех пор, пока не иссяк её лексикон. Только тогда у меня появилась возможность сказать, что я нашёл для неё Германа.

Возможно, это была первая хорошая новость, полученная ею за многие годы. Даже не подумав, Гера отправилась на встречу с моей тёщей, которую звали госпожа Герман. Германом звали её мужа. Подлинный Герман, без комбинации с окончанием «то» или «шах». Встреча произошла естественным образом, по договорённости, не глядя в телефонную книгу или список сельских жителей.

Однако госпожа Герман, которую я встретил месяц назад, изменилась. Она больше не была разговорчивой и улыбчивой. Господин Герман умер неделю назад, оставив жену, у которой больше никого в этом мире не было; и не оставив Гере возможности пожать ему руку и представиться ей: «Герман». Госпожа Герман плакала, а я был подавлен. Словно то были две вдовы, оставленные смертью в одиночестве.

Вернувшись оттуда, я мало разговаривал, только один раз перед тем, как мы расстались:

- Даже найти для тебя Германа мне не удалось.

Гера опустила глаза и почти прошептала:

- Братец, ещё с детства только ты заботился обо мне. Я же всегда любила тебя, только ты был словно слепой. Пожалуйста, не разыскивай больше Германа. Не спрашивай о Германе, потому что, по правде говоря, мне не нужен никакой Герман. Мне нужен такой человек, как ты.

Я не сразу понял смысл её слов, но моя рука рефлективно отдёрнулась, когда Гера схватила мои пальцы. Похоже, тут какая-то ошибка. Я всегда помнил её как Геру, которая ищет Германа. Не меня. Всё в один день! Ноги мои быстро убежали оттуда, и я нечётко слышал, как она зовёт меня по имени.

С того дня я пытался перестать думать о Гере. Хотя это и нелегко. Я так привык о ней думать. Когда на экране телевизора иногда появлялся Герман Фелани, или я находил в газете имя Герман, или сталкивался со всем, что связано с Герой, то снова слышал, как она звала меня по имени в тот послеполуднный час. И как бы ни хотелось обернуться назад, я знаю, что лучше продолжать идти. Продолжать идти.

Теперь я часто задаюсь вопросом: было ли всё по-другому, если бы в тот день я сделал выбор и встретился бы с Герой и тем, что лежало у неё на сердце? Продолжал бы я поиски Германа, хотя это и не то, что ищет она сама? Если бы я посмел признать, что поиски Германа – просто повод встретиться с ней?

Сто дней прошло. Я засунул в сумку отпечатанное письмо Ясина, обменялся приветствиями со своим другом и его семьёй, как будто в последний раз, потому что мне кажется, я больше не буду сильным. В течение ста дней каждую ночь глаза мои были мокрыми от слёз с тех пор, как я услышал печальную весть моего друга о Гере, которая однажды ушла и не вернулась.

Подруга Геры, с которой она была в последний раз, рассказала, что к ней с Герой подошёл один человек, привлечённый лицом Геры, и предложил ей стать моделью для рекламы.

Гера совершенно не заинтересовалась; она взяла визитную карточку того мужчины и посмотрела на неё вполглаза. Но через какое-то время Гера словно что-то осознала. Точнее, когда она как следует рассмотрела ту карточку, то сразу побежала вслед за мужчиной, но так и не вернулась. Два дня спустя тело Геры было найдено застрявшим посреди оврага. Его выбросили из автомобиля с номерами полиции Сурабайи, по словам очевидца события. Я прочитал эту новость в помеченном красным уголке на странице газеты.

Мой друг даже смог показать мне ту визитку, ставшую ключом к исчезновению Геры. Когда я прочитал отпечатанное на ней имя, я сразу же почувствовал, как ноги Геры бегут, что есть мочи в погоне за одной-единственной мечтой, которая сбылась в её запятнанной и полной разочарований жизни, чтобы пригласить владельца той карты познакомиться ещё раз. Ради того, чтобы услышать один из фрагментов его имени: Герман.

Я рисую в своём воображении, как засияло её красивое лицо.

Герман Сухирман.

Счастье Геры, должно быть, увеличилось вдвойне, когда она наткнулась на Германа, однако она не знала, что один Герман дополняет её саму, а двое могут убить её.

Я тоже не знал этого. Нет никого, кто бы знал. Нет пословицы, которая могла бы стать руководством в этом деле, так как, если бы, по крайней мере, я раньше встретил бы Германа, сейчас Гера была бы жива. Она могла бы находиться в этом доме, составлять мне компанию в старости, так что мне не нужно было бы строить предположения, имеются ли в жизни сразу две любви. Одна дополняет, а две могут убить меня. Но этого я никогда не узнаю.

Письмо, которое так и не дошло

[2001]

Ты никогда не отправишь своё письмо, так как на самом деле ты просто хочешь поговорить сама с собой. Ты хочешь побеседовать с ветром, с ароматом одиннадцати тубероз, которые ты купила у цветочника с жалостливым лицом, с комарами, что ищут себе пищу, с ночью, с секундной стрелкой часов... о нём.

О нём, которого ты никогда не поймёшь. Он – яд, который медленно убивает тебя. О нём, которого ты придумала, которого ты сотворила.

Одна сторона тебя хочет, чтобы он пришёл. Он ненавидит тебя, испытывая отвращение, близкое к помешательству, высмеивает все промашки и заблуждения, пока не влюбится в тебя, винит во всём магию, которая подсознательно возникает всякий раз во время вашей встречи. Ты отошлёшь билеты в кино, счета в ресторанах, все его записки – начиная от записки в одну строчку до молитвы-двустишия. Пятнышки на его щеках – от щекотки, от копоти, а пепел – от предметов, которые он спалил – доказательство того, что вы когда-то дурачились, – летел ему в глаза. Надеюсь, он уйдёт и больше никогда не вернётся. И твоя, и его жизнь, безусловно, будут проще.

Но одна сторона тебя хочет, чтобы он пришёл, забрал тебя, она согласна с вами, ведь ты столько раз влюблялась снова и снова до потери разума и здоровья в чистом осознании Любви. Затем вас выбросит на берег в каком-то неизведанном мире, чтобы перечитать все предложения, вспомнить каждый дюйм пути, борьбы и стойкости.

Ведь одна сторона тебя верит, что засчитана будет даже одна слезинка. Ничто не утекает просто так, всё обязательно впадает в беспредельный океан – океан свободы, параллельный горизонту... это и есть ваша цель.

Если бы жизнь не эволюционировала, если бы могла хоть на один момент остаться навсегда окаменелостью, которой ничто не мешает, если бы хотя бы одна космическая сила умела застаиваться на какой-то миг, то... без сомнения, ты выбрала бы даже одну секунду с ним, чтобы увековечить её. Достаточно всего одной.

Одна секунда, и всё его существование будет преподнесено тебе, чтобы он мог быть с тобой, а не тысячи вещей, ожидающих, что в следующую секунду на них тоже взглянут. Насколько же ты готова окаменеть ради этого! Однако жизнь наша течёт, она словно жидкость. Вселенная движется. Реальность меняется. Все узелки в нашем сознании развиваются и раскрываются. Жизнь уничтожает всё то, что выбирает тишину, заставляет нас следовать по великому искреннему потоку, хотя и полному неизведанных тайн. И ты не исключение.

Ты боишься. Ты боишься, потому что хочешь искренности. А искренность ставит тебя в угол, заставляя признать, что ты начала сомневаться.

Именно он – самая большая часть твоей жизни. Но ты тревожишься. Слово «история» осторожно начинает виснуть там, над вами. Это ваша история. Такая концепция пугает.

У истории есть особое обоснование в жизни человека, но она больше не присуща всей полноте реальности. История похожа на облако, которое выглядит как твёрдое тело, однако стоит дотронуться до него – и оно станет хрупкой дымкой.

По сценарию ваших путешествий ты должна часто повествовать о них, отмечать их, а затем воспроизводить их в своей голове как «Любимая Мечта», «Цель», «Вдохновение» по отношению ко всем шедеврам, извергаемым в этот мир. Но только пока в каждую проходящую секунду вы подобны путникам, заблудившимся в пустынном месте. Каждый из вас плутает с компасом без каких-либо усилий согласовать свои действия. Время от времени вы встречаетесь, пытаетесь вытерпеть друг друга ради Любви и Борьбы, которые не могут быть напрасными. Ты дорого заплатила за это путешествие. Ты поставила на кон всё ради того, что считаешь истинным. И любовь к нему стала твоей высочайшей истиной.

Ты уже давно осознала, что Опыт является неотъемлемой частью отношений, связанных взаимным чувством.

Ты давно уже осмелилась заглянуть назад и подсчитать, через сколько реальных испытаний вы прошли вместе.

Отношения, которым не позволено развиваться регулярно, станут призрачными и не оставят следа на земле. Использованная основа для любви может превратиться в моральный долг, вложения во время, чувства и торговлю с расчётом для двух сторон.

Любовь нужно беречь. Когда её бьют и топчут ногами, что весьма страшно, любви, как оказалось, по-прежнему нужен механизм для выживания.

Любовь не следует постоянно считать какой-то большой приманкой или миной, что внезапно подорвёт тебя – и кто знает, когда и почему это произойдёт. За любовью, которую ты избрал, нужно следовать на каждом шагу со склеенными пальцами ног, и так идти, держась за руки, ибо любовь – это испытание.

Любовь – это не только идеи и воспоминания. Любовь – это нечто большее, это он и ты. Это развитие двух людей, которое проходит проверку для того, чтобы и дальше оставаться гармоничным. Потому что любовь живая, а не просто является талисманом, которому поклоняются.

Ты хочешь остановиться, нажав на кнопку задержки. Ты хочешь остановиться, заткнуть естественную пульсацию жизни и позволить ей катиться без всякого бремени.

И ты знаешь, что именно это он и не может дать тебе сейчас. И так до самого конца.

Тебя окружают за столом оставшиеся у тебя написанные им от руки письма (ты только что осознала, насколько всё это несправедливо. Почему ты должна получать свою долю задания – разобрать документы и архивы, и почему только над тобой одной издеваются?).

Не удивляйся, что именно ты плачешь, что есть сил. Он никогда не хранил твою фотографию, и понятия не имеет, что чувствуешь, когда пристально рассматриваешь фигуру, представляя в своём воображении прикосновение пряди гладких волос, на которые не нанесена укрепляющая их пенка, какое ощущение дарит тёплый пар от тела, температуру которого ты знаешь наизусть.

Ты можешь только лишь поделиться этой печалью, этой неготовностью, этим бессилием с цветком с неприятным запахом, с отчаянными комарами, с ночью, доверившийся утру, которое вечно тянется за ней, с секундной стрелкой настенных часов, онемевшей из-за отключения электроэнергии.

Ещё до второй страницы своего письма ты убедилась, что он поймёт, или, по крайней мере, поймёт наполовину, насколько же сложно расставание в одиночку.

Нет другой пары глаз, которые бы могли убедить тебя, что это действительно уже закончилось. Нет ни слов, ни объятий, ни поцелуев, ни шагов, которые могли бы стать драматическим показателем того, что решение о конце отношений было принято вами вместе. Или напротив, нет ничего, что бы понукало тобой, заставляло передумать. Нет слова «не», что было бы возможно, если произносить и поступать правильно, которое заставило бы тебя броситься назад и не хотеть идти снова.

Ты ведь понимаешь: это самое тихое прощание, с которым ты когда-либо сталкивалась.

Когда это письмо достигнет последней точки, останется ещё одна частичка тебя, которая хочет сидеть на своём насиженном месте и не хочет покидать границу законченных и незаконченных отношений. Часть тебя чувствует на себе больше ответственности за всё, чем вы пожертвовали вместе, чтобы пройти этот пугающий путь сердец. Это ты с такой маленькой, но упрямой головкой, предпочла не идти с другими, а продолжать и дальше сопровождать историю. Ибо время уже позднее, а твои силы идут на убыль, и ты дашь этой «малышке» вынести всё. Может быть, когда-нибудь небольшая частица тебя начнёт скучать в одиночестве, она закричит, желая вернуться назад. Ты встретишь её, а затем позволишь истории обнести себя толстыми стенами, через которые ничто не сможет просочиться. Или, быть может, когда чудо сможет прорваться сквозь всю эту муть, оно будет своего рода маяком, компасом, Южной Звездой, которая укажет путь домой твоему сердцу, чтобы наконец встретиться со мной.

Я испытываю то же чувство, что и ты – броситься в объятия и пройти через это. Я писал тебе любовные письма – письма, которые так и не дошли.

Снег в пустыне

[1998]

Не будь песчинкой на одноцветном покрывале пустыни. И хотя тебе привольно в толчее посреди своих собратьев, никто и не узнает, если ты пропадёшь без вести.

Для чего становиться кактусом в районе абсолютно однотипной пустыни? Пусть ты зелёного цвета и растёшь повсюду, нет никого, кто будет плакать по тебе, если тебя не станет.

В огромном пустынном ландшафте лучше не становиться оазисом. Даже если ощущаешь себя одиноким, высоко летающие птицы заметят твоего собрата повсюду.

Посреди пустыни, как предполагается, будут вечные снега. Утренняя роса не превзойдёт твой холод, вечерний ветер задрожит, проходя над тобой, оазис смутится, а кактус будет изумлён. Все песчинки будут знать, если ты уйдёшь или просто передвинешься хотя бы на два дюйма.

И каждый сантиметр пустыни будет вдохновлён, так как ты не побоишься окоченеть в аду, осмелишься быть белым, несмотря на то, что ты один, потому что ты... иной.

Ключ к сердцу

[1998]

В теле есть сердце, а в сердце есть одна безымянная комната. Ты сжимаешь в своей руке ключ от двери в эту комнату.

Комната эта миленькая, а содержимое её тоньше шёлкового волокна. Она говорит на языке, понимает который только совесть.

Слабость её оказывает на тебя влияние, пока время от времени не побеспокоит тебя. Только их присутствие ещё ощущается, и если что-то происходит с ними, твой мир рушится, словно радуга, которая после дождя распадается.

Знаешь ли ты, что потерянная любовь – это слепой мир?

Её свет ослепляет тебя, пока ты не пойман в ловушку, и твоё сердце становится мишенью, как только тебя запирают. Многие границы расширяются, когда тебя убаюкивают как в люльке, а когда тебя обожают, то ты готов отказаться от всего. Маленький ключик для тебя – самый ценный подарок.

Одна граница – чтобы ты не прикасался к нему: раскрывать самого себя – и это не то же самое, что вручать его.

В этой маленькой комнате есть терраса для гостей. И только тот, у кого есть такое право, находится в центре твоего сердца.

Пока ты спал

[2000]

Сейчас 01:30 утра у тебя. Кожа на твоём лице сморщилась в складках наволочки, а твои густые волосы свалялись в кучку с правой стороны, так как ты спишь ничком, лицом вправо. Твои руки, кажется, всегда вытянуты – ты что-то постоянно ищешь под подушкой? Я же постоянно хочу украсть твоё время, завладеть твоим вниманием, только лишь с тем, чтобы свиться калачиком и проникнуть в те складки простыни, где сейчас лежит твоё тело.

Вот уже почти три года я такая. Двадцать восемь месяцев. Умножь на тридцать. Умножь ещё на двадцать четыре. И ещё на шестьдесят. И снова на шестьдесят. И снова умножь на шестьдесят. Несомненно, получится вот эта цифра: 4 354 560 000.

Это огромное количество миллисекунд, прошедших с того момента, как я впервые влюбилась в тебя. Эта цифра может быть ещё более фантастической, если её выводить в наношкале. Проверь, пожалуйста. Смею тебя заверить, ты всё ещё находишься там, в каждом ядре секунды, снова там же, и снова, и снова...

Мой индикатор времени не обязательно должен быть дорогим. Когда я разглядываю тебя, то ощущаю бессмертие, и в то же время тлен. Твой «Ролекс» не может этого передать.

Пойми, то, что я пишу, не предназначено для того, чтобы растрогать тебя. Честность похожа на макияж в минорном духе – её нельзя увеличить, добавив ещё немного ради утешения. Миллиардное число – это математический факт. Эмпирический. Кто сказал, что любовь не может быть логичной? Любовь способна открывать размеры чисел, и в то же время чувств.

Сейчас у тебя на часах 02:30. Я не ощущаю, что нахожусь здесь уже час. Положи ещё 215 000 миллисекунд на мой временной счёт. Спасибо. Я становлюсь всё богаче. Если бы я могла добавить ещё рупию, а лучше доллар сюда же! Но ты бесценен. Ты – пристань и мыс, всё вместе. Это божественное ощущение. Ни доллары, ни даже иены не способны передать его.

Я никогда не буду знать досконально, какова твоя спальня. Я не из числа тех, кто часто там бывает. Кто знает? Возможно, об этом знают только валики или дополнительные подушки? Иногда неодушевлённые предметы фактически получают то, что мы хотим больше всего, и мы не в состоянии с ними соперничать. Я ревную тебя к твоей пижаме, полотенцу, и особенно, к валику. Но... Стоп. Я не в силах продолжать. Просто представляю, как содрогаюсь от ужаса. Каково это – когда тебя обнимают и прижимают к груди без претензий? Это рай. Людям следует поклоняться, перевёртываясь с ног на голову, чтобы заполучить. Жизнь и впрямь похожа на обход вокруг горы Синай. Нам не разрешают идти напрямую, дабы добраться до Земли Обетованной.

А теперь позволь мне поспать. Следуй за мной в абстрактный мир, где можно найти всё. Конечно, ты там. Ты не просыпаешься, потому что захотел в туалет или видишь кошмары. Подожди меня.

Есть так много того, о чём я хочу поговорить с тобой. Давай устроим пикник, искупаемся в молоке, нарежем на кусочки рисовый пудинг-тумпенг, поиграем в песке, сразимся в крикет, погоняемся друг за другом в мешках, сделаем оригами из бумаги, поплаваем на плоту, займёмся перетягиванием каната... Нет ничего, чем бы мы не могли заняться, так? Но если можно выбрать только одно, то я мечтаю спать рядом с тобой. Моя рука под подушкой, там, где вытянуты твои пальцы.

Засыпая, я сворачиваюсь комочком в правую сторону, туда, где наши лица находятся напротив друг друга. И когда ты потом откроешь глаза, я буду здесь. Мои волосы лежат в беспорядке, а на твоём лице отпечатались складки простыни.

Нет ничего более прекрасного, чем любовь двоих по утру. С моргающими лицами, запахом пота, маслянистыми зубами и кислым привкусом во рту... И они всё ещё смеют улыбаться и говорить друг другу «Доброе утро!»

Зубная щётка

[1999]

Госпожа-филолог выглянула из окошка машины, не боясь, что голову ей ударит какая-нибудь наглая машина или другой транспорт, что часто обгоняют нас слева. Она по-прежнему смотрела на небо, беспорядочно усыпанное звёздами, а затем сама подняла шум. Она всегда истерически относилась к вещам, которые я не понимал.

После того, как мы вдвоём уселись на траве, она принялась настойчиво объяснять мне:

- Попытайся увидеть. Небо настолько черно до самых границ своих, что земля исчезает. В результате этого звёзды и городские огни становятся единым целым, будто находятся на одной поверхности. Красиво, правда?

Она была также наделена способностью всё правильно и рационально объяснять, и всё это звучало красиво. Это был единственный способ понять красоту, пойманную её глазами. Я же не филолог и никогда не смогу говорить метафорами. Её речь, монохромная и безразмерная, всегда шла обо мне. Практична и реалистична – так я переводил её. Я люблю женщину рядом со мной со всем её интеллектом, умом. Эги, которую я уже давно знаю, – моя хорошая подруга и личность, которой я горжусь и восхищаюсь. Она способна детально объяснить, что такое любовь, мне, который никогда не захочет брать на себя труд анализировать это. То, что я знаю, так это то, что забочусь о ней, и мне никогда не бывает с ней скучно весь день, и я уверен, что мы можем работать вместе, и чем-либо управлять, включая домашнее хозяйство. Вот такое у меня применение вещества под названием «любовь». Именно такое. И Эги это тоже известно.

- Ты замёрзла? – спросил я, готовый раскрыть свою куртку.

Услышав это, Эги, которая была одета в один только лёгкий кардиган, пришла в себя и осознала, что на улице холодно. Она, должно быть, ушла глубоко в себя, в свой мир, где её душа могла согреться, а тепло потом распространилось бы по коже.

Завернувшись в мою куртку, Эги свернулась клубком. Взгляд её по-прежнему парил в небе. Я знаю, о чём она грезила, особенно после того, как услышал её дыхание, однако не хотел спрашивать. Зачем поднимать вопрос о том, что беспокоит только лишь мои думы?

Вскоре после этого мы вернулись в Джакарту.

***

- Мы уже давно не были в Пунчаке! – сказала Эги, которая размахивала зубной щёткой в руке. – Когда это было в последний раз, а?

- Шесть недель назад, когда небо и земля стали единым целым.

Эги весело посмотрела на меня. – У тебя великолепная память, но ты выражаешься как-то плоско, говоря, что один плюс один будет два.

Тут из ванной комнаты отдался эхом звук щётки, соприкоснувшейся с зубами. Я вернулся к чтению, вытянув ноги на длинном диване. Эги всегда долго чистила зубы. Внезапно звуки чистки зубов прекратились. Тихая ночь заставила меня присмотреться к произошедшей перемене. Из отражения на стекле я увидел открытую дверь в ванную. Эги стояла, застыв, как статуя, со ртом, полным пены.

- Эги, что случилось?

Послышались звуки полоскания рта. Кран закрыли.

- Тио, я возвращаюсь домой. Ко мне придёт Лунглай.

- Ты просто побудь здесь. А завтра утром я провожу тебя домой. Мне лень вновь выходить, – сказал я, зевая. Нет необходимости соблюдать правила этики с Эги. Мы оба уже достаточно взрослые и достаточно близки, чтобы не испытывать неловкость, когда Эги приходится спать в моей постели, вставать утром, завтракать вместе со мной, а затем я отвожу её домой или на работу. Эги даже запаслась здесь зубной щёткой. Её глаза окутаны слезами.

- Я чувствую какую-то неопределённость, – тихо пробормотала она.

Меня ужалило чувство вины. Я отношусь к Эги слишком критично, а её слезы часто побуждают меня искать логику, которая, по моему мнению, необходима, и наводят на неё ещё большую грусть из-за мыслей о том, что я не люблю или не хочу помогать ей. Не удивительно, если она захочет вернуться домой, а не разражаться плачем передо мной.

- Пожалуйста, плачь столько, сколько сможешь. Я обещаю, что буду молчать, – я улыбнулся и потянул её, чтобы она села рядом со мной, и вновь принялся за чтение.

- Тио, – она окликнула меня после долгой паузы. – Мне очень нравится чистить зубы. Хочешь узнать, почему?

Я хотел дать спонтанный ответ, например: чтобы в зубах не было дырок, или из-за чрезмерной любви к зубной пасте, но решил помолчать.

- Когда я чищу зубы, я не слышу ничего, кроме звука щётки. Мой мир внезапно сужается. Есть просто зубы, паста и щётка. И нет места для чего-то ещё. Счёт на минуты, Тио, но значат они очень много...

Ох, Эги, я знаю, что ты имеешь в виду, мой дорогой учёный-филолог. Я достаточно долго изучал скрытый смысл твоих фраз, однако недостаточно долго, чтобы понять причину, стоящую за всем этим. К примеру, для чего она лелет душевную рану, которая заставляет её только лить слёзы?

Я растроганно посмотрел на неё. У Эги мокрые щёки, никогда не слышный плач и слёзы, что так стремительно текут, что я решил закрыть книгу и взять её в охапку.

- Ты уже хотел..., должно быть..., выругаться, – прилагая усилия, прошептала она.

Я похлопал её по плечу.

- Я по-прежнему не понимаю. Однако всё зависит от тебя.

Такие моменты, как сейчас, всегда наводят меня на мысль о том, что не исключено, что я родился с каким-то недостатком. В этой вселенной есть один язык, который не вложен в мою генетическую упаковку, вот почему мне никогда не удаётся понять, хотя здесь очень близко от меня находится эксперт, Эги, профессор-филолог этого странного языка, языка с планеты, где у любви есть своя логика и свои законы.

Я навсегда проклят остаться внеземным существом.

***

День её двадцатисемилетия. Приятно проведя время с группой друзей, мы снова вместе. Глаза, витающие где-то далеко в облаках, ноги, свернувшиеся клубком, дыхание, начавшее растягиваться – такова Эги, даже в такой особый для себя день.

Безмолвие всегда приводит её к одной и той же границе – границе между тем миром, где находимся мы, и миром, который не включает меня. И никто не может удержать её и не дать пересечь эту границу.

- Это... подарок для тебя, – я подставил ей последнюю подножку, прежде чем перейти в сильное наступление.

Эги удивилась, увидев коробку у себя перед лицом.

- С каких это пор ты полюбил делать все эти подарки?

- Двадцать семь лет – серьёзный возраст, – ответил я наобум.

Она засмеялась, когда узнала, что в той коробке.

А я занялся пояснением.

- Это электрическая зубная щётка, У неё есть гарантия, потребляет мало энергии, хорошо борется с зубным налётом, у неё много щёток-насадок, и у каждой есть своя функция. В этой серии имеется специальная упаковка для путешествий, достаточно миниатюрная, чтобы ты могла положить её в сумку. Вот – инструкция к ней.

- Тио, – перебила она, держа меня за руку. – Я знаю, ты человек практичный, должно быть, раз выбрал такой вот подарок... Но... почему именно зубная щётка?

Я смотрел в эти два глаза, только чтобы скрыть растерянность, заставлявшую меня заикаться.

- Проблема в том, чтобы... эээ... проблема в том..., – я прочистил горло, послав куда подальше того подлеца, который создал мой язык таким пресным в выражениях, и смягчил тон, от которого Эги наполовину улыбнулась, ожидая моего ответа. Эта улыбка заставила подскочить электрический ток в тканях моего мозга, убедив меня в том, что этот мир и так достаточно прекрасен без всякой нужды в раю. Эта улыбка обогатила меня.

- Я никогда не понимал мир твоих грёз, – эти слова наконец выскользнули из меня наружу. – А ещё твои надежды, и ту силу, которая способна удерживать тебя там настолько долго. Но если эта зубная щётка и впрямь тот билет, который сможет вывести тебя наружу и отправить домой, то я хочу, чтобы ты как можно дольше чистила зубы, и забыла остановиться. Потому что тогда это будет означать, что ты больше здесь, в том мире, который понятен мне. В единственном месте, где я существую только ради тебя.

Она была изумлена. Плечи её зашевелились, и она отодвинулась подальше.

- Эги, не делай..., – зашептал я встревоженно.

- Ты знаешь мои чувства. И я больше никогда не хочу обсуждать этот вопрос.

- Но такова реальность. Я никогда не менялся на протяжении всех прошедших лет. Тебе это известно.

- Ты мой близкий друг... Самый лучший мой друг. – Она ещё больше отодвинулась, готовая закрыться.

- До какого времени ты будешь и дальше рассчитывать на это? – Я терпеть не могу кричать. Человек, которого никогда нет в то время, когда тебе больше всего нужна его поддержка, человек, который думает о тебе, вероятно, один раз из тысячи за всё время, которое ты проводишь в мечтах о нём, человек, который даже не в курсе, а нужно ли тебе чистить зубы, выпуская его на три минуты из своих мыслей?

- Лунглай хочет прийти. Пусть это будет только в моём сердце. Он просто заберёт меня с работы при первой возможности. Я могу почувствовать, что он всегда думает обо мне.

- Во сколько ты встанешь? – устало вздохнул я.

Она недвусмысленно покачала головой.

- Это называется настоящая любовь. Единственное, чего ты никогда не узнаешь.

Я покачал головой.

- Это настоящая слепота. Ты предпочитаешь быть слепой, хотя твои глаза здоровы. Ты сама закрываешь себе глаза. А печаль, которую ты так лелеешь, подобна человеку, что лечит свои раны уксусом вместо йода.

Эги долгое время молчала, смотря на меня с жалостью. Её взгляд на миг поймал моё лицо.

- Надеюсь, когда-нибудь ты поймёшь.

Весь мой словарный запас иссяк. Её убеждения находятся где-то за пределами моего разума. Итак, куда мне до того, чтобы смочь её понять?

Я люблю Эги. Эги же любит другого человека, который смог позволить ей просто плыть по течению. Таковы простые факты, известные нам обоим. Это невезение усугубляется ещё и тем, что моё логичное желание обладать её – это ещё не любовь к Эги, в то время как мазохистская любовь Эги также чужда мне.

Мостик, что связывал нас, рухнул. Два человека, которые были близкими друзьями многие годы, в течение одного вечера стали чужими друг другу. Может быть, для этого пришло время.

***

Уже почти год, как Эги нет в моей повседневной жизни. Больше нет той, кто переводит в слова красоту природы. Нет той, что показывает смысл, лежащий в основе тривиальных вопросов.

Больше нет никого, кто бы сидел на моём длинном диване, поглощая философские книги, раскрывающие, в чём состоит смысл жизни. Но больше всего мне не хватает утраченного звука – звука чистки зубов.

Каждый раз, как я пытаюсь всё это рационализировать, у меня получается всегда один и тот же вывод: я должен с ней ещё раз встретиться.

Найти её – дело нехитрое: это всё та же Эги, которую я могу увидеть после полудня: она читает книгу, сидя на скамейке в парке в жилом комплексе близ своего дома. А вот что действительно сложно – выразить то, чего я никогда не осознаю, ещё сложнее – не питать после этого никаких надежд.

- Эги...

Она повернулась, глаза её расширились, не веря, что я снова вот так появился в её жизни. Но ещё более удивительным было, когда я опустился на колени и взял её пальцы в свои холодные руки.

- Я только на минуту, не задержу тебя надолго, – быстро сказал я, склонив голову.

Она не вымолвила ни слова; пальцы её были по-прежнему холодными.

- Я никогда не стану учёным-филологом и не засну, когда стану читать книгу по философии. Я всё тот же Тио, монохромный, видящий всё только в трёх измерениях, а не в четырёх, как ты. Однако сейчас я понимаю это странное состояние, – я с вызовом посмотрел ей в глаза, разоблачая сам себя, – потому что уже испытал это. Эту слепоту. Сейчас я знаю, что люблю тебя не только из-за логики и интеллекта. Не только потому, что ты отвечаешь моим стандартам совершенства... Но и потому, что моя любовь к тебе выходит за пределы разума. За год я нашёл довольно много других альтернатив, которые есть только у тебя. Ты принадлежишь миру грёз, в который я никогда не попаду. Я тот же самый расчётливый Тио, который не желает кидать деньги на ветер. Но я на самом деле ни на что не питаю надежд. Просто хотел всё это высказать и... больше ничего.

Я завершил свою речь с улыбкой настолько широкой, насколько это было возможно, и попытался встать, хотя и было тяжело держать тело на дрожащих коленях.

Холодная, словно лёд, рука Эги удержала меня.

- Куда ты хочешь пойти? – тихо спросила она.

- Погулять, – ответил я неуверенно.

- Иди за мной, – коротко изрекла она, складывая книгу.

Мы оба встали и покинули парк, словно ничего не произошло и не было пробела за этот пустой год.

- Я и сама много размышляла незамутнёнными клетками мозга, как ты всегда и рекомендовал мне, переводила то, что ты считал абсурдом. И, в конце концов, пришла сюда, – произнесла она, словно заклинание. Рука её была тёплая. – Никто не может понять мир моего сердца, но куда бы я ни пошла, ты по-прежнему единственный реальный человек, наиболее значимый человек. Мне не нужно чистить зубы, чтобы я смогла вернуться. Ты и есть мой билет в один конец.

Эги права – мне нужно сделать паузу, чтобы понять её слова, поэтому ноги её остановились, а взгляд глаз послал мне заявление, не нуждающееся в переводе. Это наш первый общий язык.

- Тио, ты моя настоящая жизнь, и мне больше никуда не нужно ехать. Ну конечно, если ты не возражаешь, чтобы мы гуляли не спеша, – настояла она полушёпотом.

Короткая прогулка до моей машины в тот день стала воротами в новое долгое путешествие.

***

Эги права. Нельзя принуждать ко многим вещам, но они достойны того, чтобы дать шанс. И такой шанс должен предлагаться обеими сторонами ежедневно. Я тоже прав – мы оба можем построить что угодно, будь то близкую дружбу на дюжину лет или на всю жизнь вместе.

Каждый раз, как я сижу на диване и смотрю на Эги, поглощённую чисткой зубов, у меня иногда возникает страх. Страх, что в один прекрасный день я буду вынужден силой притащить её обратно домой, и зубная щётка больше не сможет быть её обратным билетом. Я боюсь, что потеряю абсурдный мир, в котором живёт моё чувство к ней, мир, который мне очень нравится. Этот страх возник как раз после того, когда я на самом деле понял чувства Эги и все её доводы.

Я медленно поднялся и поглядел на изображение позади Эги, которое отобразилось в окне: Тио. Иррациональный и слепой. Я не хочу потерять его.

Мост во времени

[1998]

Взросление ещё не означает, что мы всё понимаем.

Большое дерево вырастает ближе к небу и дальше от земли. Оно чувствует, что видит всё со своей высоты. Но всё же напомни ему о крошечном пятачке земли, когда оно было ещё совсем малюсеньким. Понимает ли оно, что оно – словно маленькая вселенная со своими солдатами-муравьями, похожими на гигантский поезд, где капля росы – это стеклянный шар, упавший с неба? Оно не обращает внимания на шары-облака в небе и не знает ничего об электрических столбах.

Когда оно было маленьким, бабочки часто садились на его побеги. А сегодня крупная птица свила гнездо на его подмышке, а стая летучих мышей заменяют ему плоды. Однако оно ничуть не унижало бабочек, извивавшихся у его основания, ибо понимало их язык, на котором больше не могло говорить.

У каждой ступени есть свой собственный мир, который всегда забывается при взрослении. И то, что нельзя снова надеть те же очки, не означает, что мы понимаем больше, чем в начале. Седые волосы не делают нас всезнайками.

Можем ли мы переосмыслить то, из-за чего смеются над маленьким мальчиком или какое пламя разгорается в душе подростка наряду со скоростью, с которой улетает время? Ибо мы растём вверх, но остаёмся всё на том же пятачке. Наши корни растут вглубь и не могут отойти слишком далеко в сторону. Всегда будут существовать полюса знания, которые не встретятся, если между ними не построен мост.

Мост, что скромен – не самодоволен.

Дикие лошади

[1998]

Спросите о смысле свободы у стада диких лошадей.

У них крепкие мускулы благодаря любви к бегу, а не потому, что они развозят кого-то туда-сюда. Их конюшня – природа, а не сани с парной упряжкой. На их спинах любовь, а не седло, перекинутое насильно.

Их жизнь прекрасна при свободной воле. Сегодня они пойдут на поле, послезавтра – в горы, нет ничего, что привело бы их в замешательство. У них никогда нет сомнений, потому что они знают, чего хотят. Они уверены в том, что желают. Они легко бегают, так как на них никто не ездит верхом.

Усталость наша увеличивается, когда нас тащат. Время сжимается, когда нас сжимают. Голос сердца умирает, если его кастрировать.

Бегайте на свободе, стада диких лошадей. Только так мы можем поработить время. Пускайтесь ввысь в этой жизни, что только одна у нас.

Кусочек жёлтого торта

[1999]

Эта белая кожа контрастирует с чёрным небом. Лей часто жалуется, что его кожа слишком бела для мужчины. Но Инди не находит причин сетовать на это. С восторгом и любовью Инди медленно дотрагивается до кожи Лея, с таким же благоговением оживляя мягкость шёлка, сплетённого гусеницами. В конце пути пальцы Инди нашли то, что искали. Кусочек сладкого жёлтого торта. Он рядом с лицом Лея.

Оба они легли, тесто прижавшись друг к другу. Его широкая грудь по-прежнему мускулистая, хотя, как он сказал, уже больше двух лет он не занимался фитнесом. В ней есть сила, делающая грудь Лея мягкой и комфортной, словно подушка, так что Инди может спать на ней постоянно.

В той комнате очень темно. Рука Лея искала руку Инди, но всегда сжимала в кулаке её сердце. Иногда оно было так крепко зажато, что она испытывала саднящую боль. Эта боль была вызвана страхом потери, страхом оказаться брошенной и ревностью к другим.

Вдруг Инди усмехнулась.

- Почему ты смеёшься? – нежно прошептал Лей. Как будто в комнате был кто-то ещё, кому не разрешалось подслушивать.

Инди не ответила, так как почувствовала, что Лей и сам знает.

Безмолвие напоминало мелодичную песню.

-Когда же мы встретимся снова? – прошептала Инди полужалобным тоном.

- Максимум через месяц. Я потом объясню причину.

Наконец рука Лея нашла руку Инди.

- Просто помолись, чтобы это было как можно скорее. Мы никогда не знаем, что случится завтра или послезавтра... Кому известны изменчивые обстоятельства? – снова мудро произнёс Лей.

Инди молилась. Одна и та же молитва каждую ночь. Инди была уверена, что Богу не будет скучно, напротив, Он всё больше будет понимать её желания, мечты. Всё это искренне. А искренность приносит достойные результаты.

***

Ясное дело – проглочен ещё один жёлтый торт. На вкус он был горьким. На этот раз им не повезло. Лей не смог прийти на встречу с ней. У него заболел ребёнок, и его нельзя было оставлять одного. Инди понимала это. Так и должно было быть. У Лея есть свой собственный мир, и у неё тоже.

Затем Инди села, опершись на окно, измеряя свой мир. Мир нормальный и естественный, в котором она существует как уравновешенный человек. Люди и впрямь ничего не знают о том, насколько неустойчивой она становится, когда наступает ночь. Ночь приводит её в тюрьму. В эту тюрьму она входит добровольно. Там к ней привязан железный шар, который тянется за каждым её шагом и заставляет спотыкаться. Однако Инди уверена, что может быть счастлива и превратить эту тюрьму в нирвану. Она начинает молиться.

***

Она больше не помнит, сколько они съели вместе кусочков жёлтого торта. Ось жизни и впрямь тяжело катится. Инди должна сделать из этого сатиру, высмеять что-то, что на самом деле не смешно.

- Он говорит, что если встретит тебя, то вырвет тебе глаза.

Инди расхохоталась.

- А почему он не наймёт снайпера или не застрелит меня из пистолета прямо посреди толпы народа? Разве это не более монументально, не более изощрённо?

Лей тоже засмеялся.

- Ты уже отправила это поддельное письмо, так? В мой офис?

Они были вынуждены придумать сценарий «мешанины» – практических шагов для успокоения взбешённой жены Лея. Это поддельное письмо измучило Инди. Она осознавала, что это всего-лишь притворство, однако писать его было сплошным мучением.

Затем они продолжили разговор. Редкостный, замечательный час. То был шанс рассказать друг другу пустячные, смешные вещи, выразить то, как они тоскуют друг по другу.

И тут вдруг раздался еле слышный звонок мобильного телефона.

- Минуту, – сказал Лей и проворно нажал на кнопку «Удержать звонок».

Инди уже наизусть знала, что это значит: терпеливо жди под сопровождение призрака Бетховена, пойманного в музыкальную шкатулку «К Элизе». Озабоченность её вызывало то, что она была преподавателем классической скрипки, и звук безжизненной музыкальной шкатулки был пыткой.

- Алло, – вновь послышался голос Лея, но уже более тяжёлый.

- Всё в порядке?

- Она нехорошо себя чувствует, но, да, уже всё в порядке.

Однако Инди ощутила беспокойство, которое больше не покидало голос Лея. Менее чем через три минуты Лей закончил телефонный разговор.

- Извини, но мне уже пора возвращаться домой.

Инди поняла это и потому спокойно отпустила Лея.

– Разве не так должно быть? Инди спросила тень в зеркале.

Её с Леем положение было следствием сделанного ими выбора ещё задолго до их встречи.

- Тебе следовало бы уже гордиться, – снова сказала Инди своему отражению в зеркале. – Лей не сделал выбор в пользу того, чтобы убежать, даже если может и хочет. Он держится, так как он ответственный.

Что-то Инди начала осознавать. Отражение мало-помалу окаменело, сжимая в руке телефон, который больше не был подключён. Она почувствовала стеснение в груди и быстро упорядочила дыхание. Инди знала, какие бывают последствия, если даже совсем немного неправильно подышать. А всё потому, что она прошла курс быстрой медитации, чтобы научиться подавлять боль и усталость при выбросах пузырьков углекислого газа, а также надеяться на удачу, которая придёт вместе с поступлением пузырьков кислорода.

Выдох... Вдох... Выдох... Вдох... Это стеснение слишком сильное... и неправильное. Существует непропорциональная нагрузка, которая не просачивается наружу, но разрушает концентрацию.

Словно река, разливающаяся во время дождя, слёзы льются потоком. Тяжело дыша, Инди попробовала преградить им путь, вытерпеть, чтобы оставаться сильной, несмотря на то, что никого другого не было, кроме отражения в зеркале. Но разве не этого как раз Инди больше всего избегает? Сдерживая рыдания, она догадалась, что есть и другой человек, который, как и она, чувствует на себе вину за собственное отражение.

За последние два года Инди болела четыре раза. Диагноз у всех врачей всегда был одинаков: у вас стресс. Ни одного раза из этих четырёх случаев у Инди не было такой роскошной возможности: без труда снять трубку телефона и пожаловаться на то, что она больна, чтобы Лей после этого вернулся, отвёз её ко врачу или, по крайней мере, принёс ей лекарства и воду.

Инди всегда чувствовала себя счастливой, так как только ей Лей дарил свою любовь всей душой без остатка. Как бы ни получилось так, что я всегда ошибаюсь, а вы всегда оказываетесь правы, указывая на Инди в зеркальном отражении. На самом деле она была самым невезучим человеком. Любовь – всего-лишь риторика, если нет реальных действий, а это значит, что за всё это время она пресытилась пустословием.

Почувствовав, что не способна провести остаток ночи с чувством сожаления, Инди позвонила в службу экстренной помощи: своей ближайшей подруге Ари.

Ари немедленно пришла и уселась на край окна. Кусочек жёлтого торта лежал перед её лицом, но Инди не имела возможности отведать его, так как прежде получила нагоняй:

- Что я говорила? Он больше не придёт, так? И ты всё ещё это терпишь? Сумасшедшая! – воскликнула Ари с досадой. – Попробуй посмотреть в зеркало, дорожить собой. Ты хорошая, умная женщина, и недостойно тебя всё это переживать.

- На самом деле я часто смотрю в зеркало, и верно, действительно, я не достойна – ответила Инди про себя. – Слишком большая честь – уметь так любить.

- Я не ненавижу Лея, и ты это знаешь. Но должен же быть кто-то, кто может дать тебе больше. Ари сжала плечо Инди, по-прежнему беспокоясь, и в то же время растрогавшись, словно давала советы маленькому непослушному ребёнку. – Вы оба одинаково молоды, но только у тебя много шансов. Просто не будь как те ботинки, которые надеваются в тайне от всех.

Со скоростью электрического тока в нейронной сети Инди представила себе пару старых ботинок, спрятанных где-то под лестницей: удобных ботинок, которые всегда надевались, когда ноги их владельца устали. Однако когда их владелец хотел предстать перед всем миром, он не мог выбрать эти ботинки. Он надевал роскошные ботинки, которые и впрямь были предназначены ему в качестве спутника. Того требует мир. Хоть это и неудобно, но такова обязанность. К тому же у Лея нет иного выбора.

- Может быть – пробормотала Инди, – и впрямь будет лучше мне с тем, у кого нет другого выбора. У него есть только я, как бы тяжело или легко ни было. Я не альтернатива.

Ари с облегчением улыбнулась. Инди начала просыпаться от долгого сна.

Ари и другие её друзья были вынуждены снова кусать пальцы. Инди отменила капитуляцию. Она и Лей стали ещё более опытными партизанами. И именно кусочек жёлтого торта стал тем механическим регулятором спада и подъёма их любви. Ари точно знала эти колебания, как и прочие «мусорные корзины» Инди, которые широко улыбались, если Инди была счастлива, и сильнее плакали, если Инди грустила. Иногда всё это вызывало у Инди забавные ощущения, и в то же время сбивало с толку, когда она совершала свои привычные молитвы. Неужели она столкнулась с преступником..., разрушителем..., или стороной, которая заслуживает жалости и помощи? Ещё это незваное стеснение в груди – оно по-прежнему не отпускало её, но Инди уже была слишком невосприимчива к нему. Глаза её словно истратили весь свой запас слёз. Больше нет необходимости беспокоиться о дыхании.

В её мире ничего не изменилось. Инди – всё та же преподавательница скрипки на курсах, со своими весёлыми учениками и родителями, считающими её идеальным примером. Она дышит полной грудью и принимает существование другого мира, что говорит о всевозможных скверных стигмах, бремя которых она несёт на себе. Инди не нашла в том ничего неверного. Тюрьма, избранная ею самой, имела последствия – плохую репутацию. И даже не мечтай о программе улучшения внешнего вида!

Каждую ночь Инди садилась на краешек окна, чтобы поговорить со своим кусочком жёлтого торта. Она постоянно пыталась напомнить себе, что то, чего она хочет, действительно просто: половинку своей души, что всегда была с Леем. Всего-лишь. Инди хотелось целую душу.

Ливень разбушевался, внося хаос в ночь. Инди проснулась от раскатов грома и звонка телефона.

- Алло, – в охрипшем голосе Инди содержались нотки подозрения. У неё было нехорошее ощущение.

- Она пыталась покончить с собой.

Инди проворно соображала. Её мозг с головокружительной быстротой домысливал продолжение фразы Лея.

- Не знаю, кого она там наняла, но он всё узнал и сообщил ей о нас: обо всех наших встречах, о том, что мы не прекращали связь за эти пять лет.

- Но это ведь не в первый раз, верно? Угроза самоубийством всегда была её любимой с давних пор, – прервала его Инди с колебанием в голосе.

- На этот раз она и в самом деле была настроена решительно, Инди: проглотила почти весь пузырёк валиума. Но к счастью, я не опоздал. Её состояние может улучшиться.

Шестое чувство нашёптывало Инди, что следует ждать продолжения.

- В замешательстве она написала письмо, в котором рассказала о нас двоих, упомянув наши имена. И она считает, что именно ты в ответе за её поступок...

- Обязательно должно быть что-то ещё, – говорил Инди внутренний голос. – Конечно, что-то ещё.

- Сейчас кто угодно на её стороне. А кто же захочет защитить нас?

- Вот оно, – подумала Инди и закрыла глаза. – Конечно, это оно и есть.

- Инди, прости меня.

- Хватит, – подумала она.

- Ведь ты понимаешь ситуацию, да?

- Хватит, хватит, – сказала она про себя.

- Я не могу оставить её. Представь себе, её жизнь и смерть определяются моим решением! Если я уйду, что она потом сотворит?

- Хватит, хватит, хватит, – снова подумала она.

- Я обещаю, что сделаю всё возможное ради тебя, ради нас.

- Пожалуйста, замолчи. Пожалуйста, – сказала она про себя.

- Но только не сейчас. Сейчас невозможно.

-Замолчи, – кричала она без слов.

- Инди, прости.

Она повесила трубку телефона так осторожно, словно запирала джинна в бутылку. Затем Инди выдернула кабель, словно разрывала нить времени. Небо помутнело от туч. Где же ты? Почему не придёшь, чтобы я отведала твой горьковатый вкус?

Она почувствовала, как комок подступает к горлу. Таково вознаграждение за искренность... за веру.

Словно слепой, что вдруг прозрел, Инди внезапно осознала, что тюрьма стала её жизнью. Абсолютной. На самом деле она не была готова к этому. Знакомое уже стеснение защемило в груди, мешая дышать, и продолжало давить до тех пор, пока больше нельзя было выносить. Давно уже простаивающие без дела слёзные железы, словно насос, начали качать тяжёлую солёную воду, которая растапливала кожу на её щеках. Молитвы, что она совершала каждую ночь на протяжении пяти лет, посыпались откуда-то сверху и превратились в упрёки и сожаления, снова и снова заливая её. Инди не знала, о чём молилась, – конечно же, о слишком многом, так как этот дождь, кажется, не хотел прекращаться. Каждая его капля пронзала её, как нож. Инди сожалела, что так много говорила прежде.

В конце концов, она упала ничком, почувствовал тщетность. Кто знает, как она проснётся? Инди испытывала слишком сильную тошноту и позывы ко рвоте.

Лей больше никогда не составлял ей компанию на краю окна. А вот кусочек жёлтого торта всегда был там без всякого греха.

На протяжении нескольких месяцев Инди плотно задёргивала шторы, не признавая, что у неё в комнате был кусок жёлтого торта, борясь с чувством тоски и сожаления, и заменив их на скуку собственного изготовления, пока, наконец, не устала и не сдалась.

Одной ясной ночью в конце года Инди открыла шторы и обнаружила звёздное небо. И там была она... Луна, какая бывает в начале и в конце месяца... Жёлтого цвета, наполовину сидящая на небе. Немой наставник самого тяжёлого урока в её жизни. Кусок жёлтого торта посреди чёрной формочки.

Десятки жёлтых тортов подавали ей на тарелке, и Инди всегда с волнением пыталась угадать, какой же будет вкус – сладкий или горький. Теперь же она прекратила строить догадки. Проявленная ей отвага той ночью – снова столкнуться со своими чувствами, признаться, что её любовь не угасла, а мутировала, – придавала новый смысл. Её жёлтая луна – не более, чем отражение Земли, что продолжает вращаться без всяческих компромиссов, жизнь, что движется вперёд без возможности когда-либо отступить назад.

Инди давно, словно скульптор, составляет простое понимание, которое неторопливо меняет модель её сердца. Она представляет себе знакомый железный шар, окаменевший кулак. И медленно пальцы его разжимаются. Инди представляет, как садится на корточки, сбрасывая с себя привязанный к ней груз многих лет. Ключ от него всегда был у неё в руках. Она не могла не улыбнуться. Оказалось, что та половинка души, которая, как она считала, потеряна, никуда не делась, а просто повернулась другой стороной, – и то была игра света и тьмы между солнцем и луной.

Той ночью Инди перешла на другую сторону. И теперь она могла любить и не бояться, что любовь исчезнет.

Индиане, которая заново открыла свою независимость.

Молчание

[2000]

Тусклая ночь. Твоё молчание заражает воздух и навязывает миру нежелание говорить. Это мир 4 на 6 метров, где мы сидим вдвоём.

Я оттягиваю подальше твою руку, чтобы обнять себя. Ничего такого. Я понимаю. Горе вызывает у тебя озноб и простуду, но если тебя обхватят две пары рук, ты покроешься испариной. Это не значит, что не нуждаюсь в тебе, раньше ты предостерегал меня.

Я понимаю. Горе всегда возвращает тебя в утробу матери – то место, где ты комфортно свернулся бы калачиком, хотя его и нет. Есть мир вокруг тебя, а рядом с тобой есть я. Однако ты бросаешься в объятия этого собственного ощущения.

Твоё молчание ведёт меня до конца обороны. И, в конце концов, я давлюсь пустотой. И никто не может запятнать твоё молчание. Сделай вдох. Заверни в мешок и храни, чтобы потом растворить его в реке.

Смутно доносятся всё громче и громче какие-то шумные звуки, окружающие мир 4 на 6 метров, где мы сидим с тобой и скорбим. Я слышу ворчание, иногда кашель, прищёлкивание языком, пока крик не заставляет меня вздрогнуть. И наконец, слышится тихое всхлипывание. Однако силуэт твой всё так же совершенно неподвижен и молчалив.

Как ты мог сделать своё тело клеткой для чувств? Разве твои чувства это не ограда от тела? В твоём молчании я слышу много звуков. Твоё молчание говорит.

Твой невидимый для глаз плач разрывает пространство и время и по-своему приближается ко мне. Давай... Я утру эти слёзы, нежно поцелую тебя в лоб и положу твою голову на свой тёплый живот... Давай.

Мы с тобой делаем выдох. Больше не душно. Ничего не движется. Но твоё молчание придавлено тишиной.

Погода

[1998]

Разговоры о погоде.

Погода для нас – это метафора. Вопрос о погоде стал тем выражением, которое используется тогда, когда каждая сторона хранит что-то с подчёркнутым трепетом.

Какая у тебя погода?

У меня всё небо синее, ясное.

А у меня пепельно-серое.

Высокомерие ломает наш путь, несмотря на погоду, которая соединяет его. Молчание заманивает нас в ловушку игры в догадки, хождение по кругу предположений, чтобы скрытое оставалось и дальше ненаписанным.

Как там у тебя с погодой?

У меня светло и совсем безоблачно. А у тебя?

Чисто и ярко. Облаков нет.

Про себя я кривила лицо, ибо лгала. Он же в душе поверил, ибо был обманут. Но наше внутреннее единство решило сделать так: показать, что всё светло и ярко, хотя это не так на самом деле, потому что тучи не подобает выставлять на всеобщее обозрение.

Погода ради погоды с нашей помощью, и истину всё больше будут загонять в угол, пока, в конце концов, не разразится буря, от которой останется сияющая честность, и кто знает, нагреет ли она или обожжёт.

Грусть Ланы

[2005]

Ряд цифр выступал на листке белой бумаги, бросаясь в глаза Ланы. Проблеск изумления, а также содрогания от ужаса. Цифры, расположенные как попало, которые трудно запомнить, могут раскидать ветхие воспоминания и придать им новый смысл. Она – новая. Я – старая.

Зал ожиданий всегда вызывает в её сердце дилемму, но так не было всегда. Лана действительно была слишком взволнована, чтобы звонить по телефону. Может быть потому, что она не была уверена, когда вернётся, и когда вернётся её собственный ребёнок.

Лана набрала первые четыре цифры из десяти по списку. Сердце забилось в груди так учащённо, что она ощутила боль. Губы тревожно задрожали в предвкушении. Таким образом, когда чуть позже послышались гудки, Лана была готова принять нужную позу, чтобы сделать в последний раз фотографию.

Слова «Как дела?» выскользнут с её губ в том настроении, какое бывает с вечерним заходом солнца перед тем, как оно ночью потухнет. Затем она пустит в дело целую серию любезностей в точном порядке – так, как всегда делала это про себя, перед тем как крепко заснуть, чтобы их разговор вошёл в историю как самый захватывающий.

А затем – то чувство. Чувство тоски, которое она осторожно, словно в рассрочку, выразит, так, чтобы оно не выглядело, как будто взято из бульварного романа. Чувство любви тщательно упаковано у неё в иносказания, подобно девушке, наряженной в вечернее платье и элегантно выпущенной на танцпол. Красавице уделяют много внимания, но она стесняется. Всё это она практиковала каждый день, год за годом.

На двух цифрах перед последней её пальцы на секунду задержались и вдруг оцепенели. На секунду, что вдруг расширилась и растянулась на двадцать три года брака. Он всегда добивался Ланы – так говорили все. Однако они не могли быть вместе по причинам, которые больше нельзя ставить под сомнение.

- Ты – трёхколёсное такси с мотором от БМВ, – так Лана говорила ему, когда он оказывал на неё давление.

Лана знала многих БМВ с мотором от допотопного трёхколёсного такси, и всех она презирала в итоге как ничтожеств. Чтобы действительно быть близким другом Ланы, нужно стать роскошной европейской маркой и внутри, и снаружи. Лана уникальная и гламурная женщина.

- Ты всего-навсего мой мальчишка-интеллектуал, – сказала ему Лана. Они оба рассмеялись, так как им понравилось такое сравнение, хотя его сердце разбивалось каждый раз, как слово «мальчишка» вылетало из очаровательных губ Ланы.

Он хотел бы стать героем, обладающим волшебной силой, мастером спорта, богатейшим учёным, который делает грандиозные открытия для прогресса человечества. Лана хотела бы стать членом суперэлитной группы, которая получает технологии от марсиан для строительства тайной колонии на Луне. Они оба верят в теорию заговора и периодически обмениваются информацией, которую сами же и сочинили. Никто не мог бы так же идеально развлекать Лану, утолить её чувство юмора, испытать силу её воображения.

Они провели свои студенческие годы в разных местах. Он учился в Университете Индонезии, ради чего был вынужден жить на кухне у своего дяди в Лентанг Агунге, ибо у того было восемь детей, и кухня была единственным местом, где ещё можно было постелить матрас. Лана училась в Университете Южной Калифорнии, для чего ей потребовалось находиться в Лос-Анджелесе. Л.А. будет чем-то новым, если разложить на составляющие классовые различия между ними, так они всегда шутят. Но бывают и моменты их незначительного равенства, когда буквы Л и А становятся их единственным развлечением, а когда они испытывают страстное желание, их больше не остановишь.

Лана не закончила свою учёбу в Университете Южной Калифорнии, но это не стало проблемой. Бизнес её семьи был слишком большим, чтобы ждать какого-то диплома. Другое дело он – ему пришлось платить в рассрочку за одну учёную степень за другой, стучаться во многие двери ради стипендии, а затем снова изо всех сил бороться за чреватую взлётами и падениями академическую карьеру, которая никогда не сделает его столь же богатым, как Лана.

Когда он стал доцентом, то поселился в скромном доме в рассрочку в жилом комплексе, принадлежащем университету, часть которого ещё занимали болота. Лана помогла ему с переездом, и даже оставалась там и спала на циновке. Светящийся телевизор – её подарок – украшал гладкую стену, на которой не было никаких украшений. Лана не владела колонией на Луне, однако её доходов было более чем достаточно, чтобы подарить ему телевизор.

Одну неделю Лана прожила в том доме.

- После того, как мы попробовали прожить с кем-то 24 часа 7 дней в неделю, и нам не наскучило это, означает, что мы можем вступить в брак с этим человеком, – теоретизировала Лана.

Услышав эти слова Ланы, он смеялся до слёз. Лана стала смеяться тоже, пока не подавилась.

- Я не могу жениться на тебе, – вмешался он, закончив смеяться.

Только тогда Лана осознала, что они оба смеялись по разным причинам. Однажды он сказал ей, что у него есть подруга. Всего только неделю. Девушка с последнего курса, жёсткая и не кричит. Она не верит в НЛО, и не любит писателя Кхо Пинг Ху, её не заботит, существует ли всемирный заговор, пока на стол в её семье каждый день подают рис, пока пять раз в день раздаётся азан.

- Почему ты можешь любить её? – спросила Лана. – Потому что она хочет быть со мной – ответил он.

Лана тут же спонтанно рассмеялась, тяжёлым и долгим смехом. Он же просто улыбнулся и ждал, пока Лана не закончит смеяться.

- Я женюсь, – тихо продолжил он.

- Как ты можешь жениться на той, с кем только что познакомился? Которая не кричит, не может оценить уникальность твоего интеллекта, не может шутить и фантазировать всю ночь напролёт, – осыпала его градом слов Лана, начавшая уже злиться, так как этот разговор становился всё менее забавным.

Он молчал, устало глядя на Лану.

- Ему наскучило дожидаться неизвестности, он сыт по уши быть слабой стороной. Человеком, которого нет, – думала Лана. Но сама она ничего не может поделать. Они слишком уж разные. Иногда Лана думала о том, каким чудом появился на свет этот человек. Как могла среда, полная несовершенств, старомодная, консервативная, ортодоксальная, со всеми прочими явлениями, которые указывают на синдром социальной клаустрофобии, явить его, такого утончённого и безумного? Словно он был расколот на два мира: мир, где он с Ланой, и остальной мир без Ланы.

Лана вспомнила, как последний раз этот номер высветился на экране её мобильного телефона:

- Завтра я делаю ей предложение. Помолись.

Лана содрогнулась: о чём она должна молиться? Жизнь идёт в соответствии с контрактом, согласованным духами, прежде чем появиться на свет во плоти и крови.

Что бы ни произошло, это не неудача или везение, а просто исполнение контракта. Итак, можно ли говорить, что кому-то не везёт, если эта неудача на самом деле была запланирована? Лана подверглась большому стрессу, когда впервые услышала эту концепцию на антистрессовом ретрите.

В конце концов, Лана не смогла больше терпеть, и в ярости позвонила:

- Я умоляю тебя, не ходи туда делать ей предложение. Если ты женишься, я стану самым одиноким человеком в мире. Если нужно будет, я обращусь к твоим родителям. Не лги сам себе. Только я понимаю, кто ты есть на самом деле.

Он был резок и холоден, как будто в него проник чужой дух, которого Лана не знала:

- Всё это время ты знала меня только с той стороны, которую сама же хотела. Я такой из-за тебя. И ты никогда не узнаешь, каков я в действительности.

Лана покачала головой. Это невозможно. Вероятно, он продолжает заблуждаться.

Что это за контракт такой? На самом ли деле это тот же самый дух, её одноклассник со времён старших классов средней школы, который всегда твердил, что они – это одна душа, только разделённая надвое, что у них родственные души? Лана повесила трубку. Я обманута. Это разрыв контракта.

Его старший ребёнок уже скоро начнёт ходить в начальную школу. Они по-прежнему живут в том самом доме. Лана узнала об этом от одного из выпускников университета.

- А ты ещё не замужем? – осторожно спросила её подруга. Лана слегка покачала головой с выражением, вызвавшим у той зависть.

- У неё есть независимость, признание и смелость, чтобы быть другой. Уже давно у Ланы есть всё это, – сказала про себя её подруга. – Общаться с Ланой – это всё равно, что плыть по течению в прохладной воде. Однако это прохлада уже очень давно стала настоящим пугающим холодом. – Подруга попросила у Ланы позволения уйти, и распрощалась с ней, оставив её с потерянной наполовину душой, ждущей великого воссоединения, когда разделённые души должны вновь встретиться.

И последняя цифра. Она выпадает на ноль. Большой палец Ланы дрожал, словно отягощённый целыми горами накопившегося внутри мусора, который она собирала на протяжении всей жизни. Затем её сердце всё измерило и взвесило:

- Буду ли я спокойней, если мне удастся доказать, самой себе, ему и всему миру, что у меня всё хорошо?

Один телефонный разговор докажет это. Одна доза честности, прежде чем Лана отправится отравлять организм химиотерапией – лживым ядом, ставшим лекарством.

Её большой палец парил над нулём. Честность – вот настоящее лекарство.

Высокий синтетический звук отозвался эхом в пустом зале ожидания. Нажата последняя кнопка.

- Я люблю тебя. Ничего не изменилось.

Красная кнопка, выбранная Ланой, стёрла девять цифр на экране её мобильного телефона, загоревшегося синим. Женщина в форме подошла к ней.

- Госпожа Маулана, позвольте вас проводить в самолёт.

Лана не торопилась. Её руки двигались медленно и торжественно. Тому самолёту, конечно, хотелось бы подождать пациентку, чтобы сложить листок бумаги и отправить его в кошелёк – точно таким же образом, как эта бумага была сложена много лет назад и ждала в том же месте все эти годы. Затем Лана осторожно подошла к инвалидному креслу, приготовленному специально для неё.

- Все в порядке, госпожа? – спросила работница, увидев глаза Ланы.

Лана слегка улыбнулась своей тонкой улыбкой, вызывавшей чувство зависти. Тут была честность, готовность довериться и смелость, чтобы быть иной. Но были также и капельки воды, напоминавшие по форме ноль, что выступили на веках. Лана стёрла эти капельки тыльной стороной ладони:

- Всё в порядке.

Красные свечи

[1998]

Бывают времена, когда одиночество становится лучшим подарком на день рождения. Тишина вызывает размышления, которые движутся внутрь, проникая в тайны сотворения времени.

Тишина удерживает на поверхности воспоминания, возвращает утраченную любовь, выпускает гнев, вновь даёт почувствовать сладость успеха и красоту провала. Тишина становится зеркалом, заставляющим нас отражаться в нём, нравится ли нам результат, или нет.

Красные свечи величественно возвышаются на глазурном стекле. Отблески их огня озаряют только что изменившийся возраст. Испустив последний вздох, свечи падают замертво на дно мусорной корзины.

Тепло от их пламени было ограничено фитилём, и вот он уже догорел.

Череда молитв согревает тебя и без огня. В каждом торте на день рождения есть калории, необходимые для сердечной силы, переваривание которых не заканчивается в кишечнике. Свеча без фитиля горит в душе, освещая твой путь, когда весь мир находится во тьме.

Будь счастлив, ведь на самом деле у тебя может быть день рождения каждый день.

Пробел

[1998]

Как бы ни были красиво выгравированы буквы, могут ли они иметь смысл, если нет паузы? Можно ли их понять, если нет пробелов?

Мы можем двигаться, только если есть расстояние, не так ли? И любить друг друга, когда есть пространство? Взаимная любовь сближает двоих. Но если не хочешь задушить, то ослабь эту верёвку.

Ты вздохнёшь полной грудью с помощью пары неразделённых лёгких. Кровь стремительно потечёт с помощью сердца, что неприменимо дважды. Душа не расколота надвое, она встречается с другой душой в одном направлении. Так что не парализуй меня, выступая от имени любви.

Давай странствовать, крепко взявшись за руки, но не завязав их. Не преграждайте путь друг другу, если не хотите споткнуться.

Держи меня за руку, но не слишком крепко, так как я хочу идти бок о бой с тобой, а не плестись за тобой.

Проект

[1998]

Внешний вид строения имеется в любой голове, как и цель, которая посылает пульсацию пламени в проект. Один за другим камни мечты аккуратно складываются, основываясь на прочном фундаменте, скреплённые твёрдым цементом. Затем это строение оборудуется и завершается, пока, наконец, не рождается целостным в материальном мире.

В каждой голове есть разнообразные проекты, различный выбор материалов. Некоторые рады скромной хижине, других же удовлетворяет военная башня.

Убедитесь, что ваше имущество – в одном из миллиона зданий. Даже если это не самое главное, но так же ясно, как луна, ибо многие камни разбросаны вокруг недостроенных зданий. Много людей сидят на террасах домов, но нет такого здания, у которого в реальности есть только основание. У мечты нет рук, но она всегда у тебя будет, если ты того захочешь. Когда начнётся ураган или огонь охватит твой дом, он не разрушится и не превратится в пепел. Эти здания просто ждут твоего содействия, твоих способностей и ещё одного проекта.

Будда-бар

[2005]

Нелли. Пробо. Омен. Джек. Беджо. Их пятеро. Они молоды. Они счастливы. Они холосты. Они друзья. Они короли мира. Не все они мужчины, однако к ним применим термин «короли». Есть одна женщина, Нелли, которая менее всего намерена становиться королевой, если это будет означать быть на вторых ролях. Все они одинаковые. Рабочая сила всё-ещё отдавала запахом крупных компаний, которые выплачивали за вчерашний день минимальную зарплату учёным. Был великий соблазн этим злоупотребить.

Они выпили по пять стопок текилы вместе. Затем эта ошибка вызвала взрывное ощущение в голове.

Остаток зарплаты за этот месяц в щепотке соли и гуще лимонного сока парил вместе с завыванием индианок в качестве фона для басов и барабанов. Подобные песни сегодня безумно популярны. Слияние двух культур. Будда и бар. Текила и бобы. Диско и мантры.

Всё гармонично слито воедино в этом углу. Пока их пятеро, а не четверо или трое, а тем более двое.

***

Пробо – последователь бога Меркурия. Земля закрутится вдвое быстрее, если её осью станет Пробо. Изумление в глазах Нелли невозможно каждый раз скрывать. Пробо двигается, а его гладкие и гибкие мускулы самца изгибаются и извиваются. Глаза Пробо светятся теплом – это признак огромной любви. Пробо любит себя, облизывает собственную кожу, если ему того хочется, пританцовывает, стоя перед зеркалом, вернее, он просто без ума от того, что видит в нём. Ему нравится всё, что есть вокруг него без исключения. У Пробо нет такого понятия, как чужак. Он верит, что все люди – как один. Он сам и Бог – это одно целое.

Душа Нелли была словно вымыта, когда жаркие потные руки Пробо прижали её к себе и он прошептал слова любви. Нелли всегда предполагала, что эта любовь – только для неё одной. Однако Пробо выходил за эти рамки. Он говорил, что любовь избирательна и склонна, как говорил Пророк Мухаммад про любовь к своим последователям. Человек –звезда для любящих его.

Пробо неуправляем. После пятисекундных объятий, полных искренности, он пустится прыгать то туда, то сюда, раздавая объятия и любовные признания тем, кто попросит.

Нелли может только следовать позади, выкрикивая напоминания:

- Пробо! Не забывай пить воду! Не обезвоживай себя!

В руках она всегда держала светящуюся палочку-фонарик, будучи начеку. Ибо как только глазные мышцы Пробо начинали неметь, Нелли могла крутиться, извиваться и сводить с ума Пробо.

***

Омен всегда верил, что он – женщина в мужском теле. Однако женщина эта была лесбиянкой, так что Омен, пока имевший мужское тело, всё ещё любил женщин. На девяносто процентов его энергия была женской, и на десять – мужской – достаточно, чтобы Павлову облажаться, хриплым голосом говорил Омен, указывая на свой пенис – единственный компонент с иностранным именем в нём самом, таком знакомом и привычном. Что в Омене казалось им близким, – это то, что женщинам всегда было с ним комфортно. Он был готов приказать целому миру подождать, чтобы выслушать жалобную историю. Ибо самый сильный среди людей – не Пробо.

Нелли хотела бы стать неизменной частью безмолвия, которое имеет в виду Омен. Покой богини Гестии. А кто этого не хочет? Омен решительно закрывает двери и окна, чтобы всецело служить им, тем, которым требуется, чтобы он выслушал их. Омен бессердечен, говоря «Хватит» прямо посреди Кубка мира по футболу, и выключает телевизор, чтобы спокойно соединиться с Богом в себе самом, даже если чемпионат – всего раз в четыре года, а соединение с Богом – четыре раза в день. Кто же этого не хочет? Но за такое спокойствие нужно дорого платить.

Владеть Оменом – то же самое, что и владеть общественным телефоном. Просто вас соединят, когда внутрь брошена монета. Остальное время он спит. Даже смещение земной коры не изменит положение головы такого человека, как Омен, на подушке. А во время еды желудок Омена расширяется, заполняя до 90 процентов полость его тела. 10 процентов остаётся на фекалии. Нелли только и может, что ворчать из-за этого, когда Омен крепко спит, то подбирая окурки от «Bear brand», то очищая щёткой ковёр от следов сухих листьев, то в оцепенении распыляя из аэрозоля по комнате Омена благовония, прежде чем его мать вернётся домой злая, думая, что кто-то сжигает мусор по ночам.

***

Сегодня вечером её идеей-фикс будет Джек. И есть текила, лимон и соль. Все остальные сделали паузу до второй стопки, даже до первой. Все, но не Джек. Он же остановился только тогда, когда у него началось головокружение, а чтобы добраться до этой стадии, нужна очень длинная ночь.

У них часто бывают открытые дебаты. Джека чаще всего загоняют в угол. Его называют трусом, потому что его смелости хватает только на то, чтобы идти по пути, благословенном правительством и охраняемым законом. Хотя он явно наименее выгодный экономически, а последствия его наименее приятные, Джек не принимает это близко к сердцу.

Всякий раз, как он приглашает, все четверо его друзей всегда приходят. Никто не в состоянии быть вдали от него. Джен – это джокер в колоде простых и благородных карт. Как можно пройти мимо него?

Смех – это лучшая антистрессовая терапия, самое изощрённое средство против морщин. Все преимущества смеха можно получить, находясь в радиусе действия его ауры. Встреча с Джеком – это смех весь вечер. Джек на скалах – это лучшая комбинация, что-то, что связано с лучшими его качествами.

Если действительно захотеть провести эту жизнь в верности и позитиве, то Нелли выберет Джека. Но и жизнь странная штука. Если положительный полюс захочет доминировать над вами, тут же вторая половина отказывается, напоминая о необходимости иметь такое же место и для негатива, где были бы печаль, разочарование и скорбные слёзы. И в такое время Джек становится фигурой, приводящей в замешательство. В нём есть что-то неестественное. Джек на скалах – как будто в нём нет места для печали. Из-за этого Нелли колеблется и волнуется. Все знают, для чего здесь Беджо: из-за барабанов и басов, из-за завывания индианок, из-за слияния биения сердца и ритма диджея. Беджо присутствует здесь, чтобы насладиться музыкой из затейливой системы, устанавливаемой с помощью математических расчётов. Вот и всё. Беджо среди них – как девственница в гнезде воров, святая дева, отмывающая всю гниль этого мира с помощью своих потомков. Нелли уж точно это известно.

В их маленькой группе Беджо стал талисманом безопасности и стабильности. Санто Беджо, как его называют, не только полезен, ведь больше нет никого в достаточном сознании, кто бы ещё и машину водил. Санто Беджо координирует свои действия с охранниками, чтобы вынести вместе с ними Джека, который свернулся в туалете, выпустить воздух из тела Пробо с помощью его рефлекторных способностей, выполнить некоторые реальные задачи Омена, если тот забудет вернуться из мира предков. Без Беджо все они – как трёхногий стол. Хромой стол.

Беджо без них – как одинокое дерево.

Много вопросов возникает, когда твоя рука сжимает бревно. Что ты хочешь делать? Нелли спрашивает это у себя каждый день, и в конце каждого дня ответ, что она выбирает, всегда один и тот же: Беджо – всего-навсего бревно без них.

Все они гармонично объединены в том углу. Пока их пятеро, а не четыре, три, а тем более двое, пока Нелли просто принимает без необходимости выбирать. Без неё самой эти четверо – всего-лишь четырёхногий стол без почитательницы.

Рико де Чоро

[1995]

Я родился на старинном резном деревянном столе. Этот круглый стол со стеклянной облицовкой был местом последней остановки моей матери. К счастью, мать смогла прикрепить икринку со мной между выемками резьбы на столе, прежде чем умереть, опрысканная жидкостью «Байгон». Если бы не это, я не смог бы рассказать про случившуюся со мной чудесную историю.

Я влюбился. Это большая проблема и для меня, и для моего народа. Девушка, которую я люблю – человек, подросток приятной внешности и с таким же приятным именем: Сара.

У неё слегка вьющиеся волосы до плеч, кожа светлая и ароматная. Она самый добрый человек в том доме, где я размещаюсь. Но для моего народа она не более чем человек, убийца.

Однако я знаю наверняка – Сара не может убить. Я часто слышу, как она рассказывает всем:

- Если я где запримечу таракана метрах в 5 от себя, то не он удерёт первым, а я! – Затем она таращит глаза. Это очень красиво.

Вот именно так и случилось. Единственными лицами, которые чаще всего охотятся на нас, являются Би Ипах, тётушка и дядюшка Харьянто (владелец дома), Давид и Наталья (старшие брат и сестра Сары). Сама же Сара никогда не осмеливается иметь с нами дело. Каждый раз, как она приближается к нашему царству, что находится на кухне, она всегда просит, чтобы её кто-нибудь проводил туда.

Я всё более убеждаюсь, что ей действительно жаль меня. Каждый раз, как она видит меня в посудном шкафу, она бывает просто ошеломлена, а потом убегает. Она не хочет делать мне больно.

Мой отец никак не хочет понять это. Положение его и впрямь трудное. Как король, он несёт тяжкую ношу. Отец надеется, что я позже сменю его в должности, и буду обладать такой же харизмой, которую я не могу иметь.

Отец – благородный таракан, которому нет равных. В нём слились сила и мощь лесных тараканов с умом домашних тараканов. Он урбанизировался, придя из леса в город, прячась за овощами, которые доставляют на главный рынок. Наверное, так и было, пока его не перевезли в этот самый дом.

Детство его прошло в щели рядом с телевизором, вот почему он и был таким умным, культурным и обладал широким кругозором. Всё он узнавал из той электрической цветной коробки.

Отец также дал нам всем имена, чтобы мы не были похожи на тараканов из канализации, которые выскакивали из щели в ванной.

- Те тараканы из туалета некультурные. Они всё ещё живут как в первобытные времена, когда у тараканов не было личности, не говоря уже о запахе их тела... Фу! Как такое можно терпеть?! – говорил он всегда. Отец считает, что наши тела более ароматные. Мы, по крайней мере, возимся в остатках еды, а не в конечном продукте!

Отец зовёт сам себя Хантер, адаптировав это имя от имени героя своего любимого когда-то фильма. Это имя для отца и впрямь горделивое.

Коллекция имён у отца многочисленная и хорошая: там есть и Ренегат, и Дименшн, и Маримар, и Белла Виста, и Лорье, и Глэйд, и другие. И все они взяты из телевизора. Все, кроме моего имени. У моего имени своя история, не похожая на другие.

Сначала меня хотели назвать Так Тик Бум. Отец говорил, что это имя очень подходит для таракана. Оно забавное, но также и звучит интеллигентно и тактично. И подходит для будущего короля. Однако как только я услышал имя, произнесённое устами моей обожаемой Сары, всё изменилось.

В тот момент Би Ипах как раз принесла корм для пары рыбок-склеропагесов, так любимых дядюшкой Харьянто, и еда та была в виде... (простите)... таракана.

Слава богу, что я не узнал его. Это был один несчастный таракан, пойманный в ванной. Зрелище это и впрямь было табу для других тараканов.

- Это приносит неудачу, – говорили они. – Возможно, это сократит нам жизнь.

Но в тот момент я просто не смог сдержаться, так как там была моя Сара, которая нежно смеялась у уголка аквариума.

По-видимому, то был сезон спаривания у рыб. По словам отца, две рыбки-склеропагеса могут убить друг друга, если их поместить в один аквариум. Однако сейчас и правда подул ветер любви и мира. Обе рыбки, видя собственную тень, могут взбеситься, так как хотят разодрать её в клочья, а сейчас... наоборот! Они любят друг друга! Их поведение и впрямь примитивно.

- А давайте дадим им всем имена! – сказала Сара Давиду и Наталье, которые тоже смотрели. Я был растроган. Насколько же Сара похожа на моего отца.

Эта прекрасная девушка на миг задумалась, а потом воскликнула:

- Мы просто используем сложные детские имена!

- Согласны! Согласны, – ответили ей воодушевлённо Давид и Наталья. Их шаловливые мозги тут же заработали.

- Мы дадим рыбкам-склепропагесам имена Майкл и Мейти! Ну тогда и еде тоже! А что, если нам назвать многоножку Анто? – предложил Давид, весь искрясь и вспоминая своего врага времён детства, Анто Сувирьо, из пятого класса, который всегда жульничал, играя в шарики. Но ему нельзя было противостоять из-за его слишком большого веса.

- Лягушка... Индра!

- Маленькая рыбка... Нино ен де Генг!

Тётушка Харьянто, которая как раз проходила мимо, тоже присоединилась:

- А как насчёт того таракана, того как зовут?

Сара, которая до того молчала, вдруг подала голос:

- Таракан Рико! Смешно, правда? Рико де Чоро*! – сказала она с сердитой мимикой.

- Рико!... Ри-ко. Имя и впрямь красивое!

- Да-да. Рико, – произнесла Сара, нежно махнув рукой.

Би Ипах же выпустила усики несчастного таракана, которые тотчас же исчезли во рту голодной рыбы-склеропагеса, что жадно уплела их: то ли Майкла, то ли Мейти.

Я больше не обращал на это внимания. В мыслях у меня было одно лишь это имя. Вы только представьте себе: Сара дала имя простому таракану!

Называйте меня плагиатором, имитатором, и так далее, однако нельзя позволить, чтобы имя, выброшенное из моего сердца, было потеряно вместе с душой какого-то таракана.

Позвольте мне, унаследовавшему имя Рико де Чоро, начать быть им с этой секунды и навсегда.

Однажды вечером состоялось большое собрание в шкафу для сжиженного газа. Там находился дворец-резиденция моего отца, меня и мачехи.

То место и правда было самым удобным из всех укромных уголков кухни. Самое влажное, тёмное и редко посещаемое.

Я и мои младшие сводные братья и сёстры наблюдали за отцом, выступающим с пламенной речью на минбаре.

- Это уже слишком! – воскликнул он в гневе. – Петрук, попробуй рассказать об этом другим! – велел он Петруку, своему личному помощнику и секретарю королевства.

Петрук на миг закашлял, прочищая горло:

- Этим утром случилась катастрофа, постигшая одного из наших граждан... Лалу Питу, – голос Петрука задрожал, изображая глубокую скорбь.

Аудитория тут же засуетилась. Я же был в шоке, услышав такое. Лала Пита была милым тараканом-альбиносом примерно моего возраста. И нам было хорошо известно, сколько десятков тараканов мужского пола часто боролись между собой за то, чтобы жениться на Пите. До того, как встретить Сару, я тоже был в неё немного влюблён.

- Как же она могла умереть? – закричал Комо, большой поклонник Питы.

Петрук, казалось, не в состоянии рассказывать, однако попытался собраться:

- Давид... Тот ребёнок... тот ребёнок... схватил Питу... Он не убил её сразу. Но он поймал её в ловушку с помощью расчёски... А потом...за... завязал узлом оба её усика. Так... так что... – Петрук был вынужден остановиться, чтобы успокоиться.

* Чоро – на яванском языке – «таракан».

Все сразу сообразили: её усики были связаны узлом? Для таракана это равноценно мучениям в могиле. Во сто раз лучше, если тебя раздавят или опрыскают, чем так страдать.

- Похоже, над Питой действительно надругались. Некоторые из нас обнаружили её уже безжизненной, было слишком поздно. На ней уже копошились муравьи... – Петрук задыхался.

В этот момент я и впрямь ненавидел Давида; как он мог так закончить жизнь Питы? К ещё большему несчастью, прекрасные тараканы оказываются пищей ничтожных муравьёв.

Тараканий народ переполошился. Матери обнимали друг друга, всхлипывая. Молодёжь же проклинала Давида изо всех сил, насылая на него тяжкие проклятия: чтобы в нём копались до тех пор, пока он не сдохнет, чтобы на него помочились, пока он не опухнет, и так далее.

Отец казался глубоко задумавшимся. Затем он поднялся и произнёс:

- Отныне мы действуем до полудня. – Голос его прогремел так, что заставил всех закрыть рты. – Больше ни один таракан не будет слоняться до шести часов вечера. Никто больше не будет шалить и появляться перед Сарой, чтобы пугать её. Все должны прятаться, пока я не найду способа отомстить!

Вскоре собрание рассеялось. Атмосфера во дворце была мрачной. Я вздрагивал от ужаса, видя отца. В такое время в нём всегда появлялись зловещие черты лесного таракана. Он ходил взад-вперёд, время от времени распуская свои прочные крылья, и летал от одной стены к другой.

Я изо всех сил старался не показываться, укрывался позади сковороды или кастрюли. Моя любовь к Саре приведёт его только в ещё большее бешенство.

2

Ужас всё больше поглощал королевство. Комендантский час оказался эффективным, как мы и предполагали. Шла беспощадная охота на наших граждан со стороны членов семьи Харьянто, не зная отдыха ни днём, ни ночью. Обычно отлавливали ту часть из наших, кто был рассеян.

Сейчас же они, скаля зубы, переворачивали вверх дном ящики, где жили наши семейства, и в итоге все оказались в животе пары рыб-склеропагесов с Калимантана, опьянённых страстью.

Это явление оказалось под большим вопросом для всех, пока я наконец не осмелился подойти поближе к рабочему кабинету дядюшки Харьянто и его жены, которые обсуждали бытовые вопросы.

Оказывается, они занимались финансовыми вопросами, включая выделение из бюджета денег на корм рыб-склеропагесов.

- Представь себе, сколько нужно выделить денег, если мы будем продолжать кормить их каждый день многоножками? По одной многоножке сжирают. Лягушки тоже дорогие. И маленьких рыбок они тоже больше уже не любят. Да и потом, их же две рыбки. Корма им в месяц нужно столько же, сколько и карманных денег для Сары.

Тётушка Харьянто принялась спорить:

- Ну давай тогда просто продадим рыбок.

Дядюшка Харьянто яростно отказывался:

- Я очень люблю этих рыбок. Если тебе неизвестно, то я их держал с детства. Они не должны голодать, как бы то ни было! Пусть лучше едят пока тараканов.

- Ах, папаша, откуда же будут питательными? Они грязные. Да и в любом случае, сколько десятков мы должны ловить в день, пока эти голодные рыбы проглотят их целиком? Мне противно искать тараканов на кухне каждый день! – заворчала тётушка Харьянто.

- Просто вели Си Ипах или Давиду поискать их. Главное, этих рыбок нельзя продавать, – поставил ультиматум дядюшка Харьянто.

Вот и стала ясна загадочная причина устраиваемой до сих пор резни.

Я поспешно проскользнул на кухню, где доложил указанную информацию Петруку, который пошёл немедленно сообщить отцу.

В отличие от наших предположений, отец даже рассердился:

- Вот нахалы! Они что, думают, что мы, тараканы, дешёвка какая-нибудь?! – тут же закричал он. – Если они хотят попросту наполнить желудки этих глупых рыб, то почему бы им не выбрать тараканов из канализации, у которых всё равно нет мозгов? Мы же цивилизованный, культурный народ! Наша жизнь по праву должна цениться выше, чем просто корм для рыб! – продолжал он снова. Его крупное тело расширилось ещё больше. –Мы докажем, что мы не такие же тараканы, как все остальные!

Вдруг я услышал, как он выкрикнул моё имя:

- РИИИКООО!

Тело моё тут же одеревенело. Но я осмелился потихоньку поднять голову и посмотреть вверх. Отец, конечно, разбередит эту болезненную проблему. И будет прав.

- И ты! Мозги твои тоже из сточной трубы! Точно как у тараканов из туалета! Как ты можешь сходить с ума по этому человеку-убийце?...

- Она не убийца! Она ещё никогда не причинила боли ни одному таракану! – спонтанно вырвалось у меня. Откуда такая смелость у таракана, прячущегося за кастрюлями? Как я смог противоречить самому королю Хантеру?!

- Как ты только осмеливаешься защищать её? Она и впрямь сделает это сразу. Сколько сотен раз люди в этом доме убивали нас на потеху ей? Избалованный ребёнок, который только и может, что говорить: «Ой-ой-ой, помогите-помогите!» Она что, на самом деле думает, что мы тупые?

У меня уже готова была вырваться наружу целая серия фраз в её защиту, но тут я увидел, что моя мачеха делает мне знаки, чтобы я не спорил.

- Чем думать о своей слепой любви, подумай о судьбе нации, которая позже будет в твоих руках. Не позволяй, чтобы твои граждане стали потенциальным кормом для рыб и мальков, которые родятся у них и потом уничтожат наш народ, – его крик усиливался, воспламенённый духом национализма, пока не сгорел совсем. Каждый раз, как я слышу, что отец говорит таким образом, я чувствую утомление.

- Постарайся найти ложку и посмотреться в неё в как в зеркало! – снова рявкнул отец. – Посмотри на себя, на нас – тараканов! В глазах людей мы вечно чёрные, маленькие, гадкие и вонючие!

На этот раз его слова ударили меня, словно пощёчина.

- И если уж хочешь знать моё мнение, то ты – фальшивый таракан! Может быть, ты – проклятый человеческий ребёнок, ставший тараканом. Но если ты можешь увидеть в своей тени могучее, видное и значимое существо, тогда ты истинный таракан. И заслуживаешь того, чтобы стать моим преемником, – подавленный голос отца понизился, будто он сдерживал слёзы.

Внезапно мне стало грустно, ведь только теперь я слышал, насколько он разочарован. Не в состоянии больше видеть его удаляющийся силуэт, я всё-ещё чувствовал боль от его слов как от пощёчины: «чёрные, маленькие, гадкие, вонючие...».

Я медленно подошёл к блестящей стеклянной крышке от кастрюли и увидел в ней своё отражение. Мне хотелось завопить, когда я осознал, насколько он был прав: я не увидел отражения могучего, красивого существа. Там было лишь длинное плоское усатое насекомое, чёрное, маленькое, гадкое и вонючее.

***

Наше королевство полностью изменилось. Катастрофа достигла пика, наше население сократилось почти на треть. Улицы становились всё тише, дома же выглядели пустынными. Не устраивались больше полуночные празднества, не было больше собраний матушек-сплетниц или небольших групп тараканьих детей, которые свободно бы играли.

Мои дни превратились в череду безумия. Я больше не мог, как и раньше, свободно смотреть на Сару. И что самое безумное: это событие лишь сделало ещё глубже мою любовь и надежду, заманив меня в ловушку абсурдных мечтаний, например, о том, как бы превратиться в человека.

Однажды днём, пробудившись от всех этих безумных снов, я осознал, что рядом беседуют несколько тараканов.

- Ваше Величество, это очень хорошая идея. Но может ли она удаться? Смогут ли эти люди понять?

- Поверь, Петрук, это единственный способ, чтобы они получили по заслугам.

- Но как мы сможем с ним общаться?

- Я уже выучил его жесты. И хотя это немного странно, но думаю, что есть много общего между нашими языками. Я уверен, что мы сможем общаться.

Я сразу понял. То были голоса отца и Петрука. И вдруг я услышал голос тараканихи. Голос моей мачехи, Винолии, или, как её ещё называли близкие, Мамы Вин.

- Хантер, я думаю, это неправильно, – тихо заговорила она. - Я не понимаю, почему ты так по-дурацки мыслишь. Наши законы не такие же, как у них. Нам не нужно никому мстить. Сильные, несомненно, победят. Для чего сравнивать таких насекомых, как мы, с умными существами, вроде людей?

Отец настаивал на своём.

- До каких пор мы хотим, чтобы с нами обращались подобным образом? До каких пор наше мировоззрение будет мириться с тем, что с нами ведут себя как со зловонными животными, от которых так легко можно избавиться? Разве вы не хотите, чтобы ваши собратья продвинулись вперёд? Тараканы существовали на земле ещё до человека, и мы будем существовать, даже если все люди вымрут! И кто же тогда окажется сильнее?

Мама Вин отвернулась.

- Ты слишком долго жил рядом с телевизором – её слова прозвучали непочтительно и дерзко. – Ты даёшь наказ собственному ребёнку быть настоящим тараканом, тогда как твой разум уже такой же, как у человека.

Отец, казалось, хотел взорваться, но чувство почтения к Маме Вин заставило его замолчать. Он обратил внимание на Петрука.

- Мы продолжим выполнение плана...

Разумеется, Петрук послушался его. Он уважал Хантера больше всего на свете.

- Завтра мы встретимся с ним, – пояснил отец. – Я буду говорить напрямую. Пожалуйста, подготовь нескольких сильных солдат, чтобы они пошли вместе с нами. Как бы то ни было, он должен считать нас по-прежнему опасными, пока мы не узнаем всё на самом деле.

Они оба продолжали разговор, выйдя из дворца, так что я больше не мог их слышать. Но было ясно, что их план великий... и опасный.

3

Я был поглощён наблюдением за крепко спящей Сарой из-за занавески. Я тщательно прикрывал оба свои усика всякий раз, как наведывался в её комнату, так как этот путь был очень опасным. Комната Сары была оснащена электрическим репеллентом от насекомых, которого было достаточно, чтобы заставить нас пошатнуться, и, что ещё более ужасно, ловушками для тараканов. Это её семья преднамеренно разместила в той комнате инструменты для казни, чтобы не беспокоиться ночью каждый раз, когда она звала их выследить нас.

Вдруг в комнату ворвалась Наталья, роясь и раскидывая всё там и тут.

- А что это ты ищешь? – спросил Давид, который какое-то время следовал за ней по пятам.

- Результат институтского исследования, которое делал наш немного спятивший профессор биологии, – с этими словами Наталья покрутила указательнм пальцем у виска. Проискав около получаса, но так и не найдя его, Наталья стала белее полотна.

- Какого ещё исследования? – нетерпеливо докучал ей Давид. Наталья мельком посмотрела на всё ещё спящую Сару.

- Позже, тут Сара. Боюсь, она услышит.

- Она же спит. Если ты не скажешь, я не хочу тебе больше помогать искать, – пригрозил Давид.

Хотя ещё и сомневаясь, Наталья начала медленно рассказывать. Я увидел, как глаза Давида расширились. Сам же я чувствовал, словно меня раздавили сапогом. Со скоростью молнии я пополз в сторону дворца. И выяснилось, что я... узнал обо всём самым последним.

***

Все жители уже знали о присутствии странного существа, которое находилось позади дворца. Я тотчас разведал информацию, однако распространяющаяся новость, по-прежнему сбивала с толку.

- Оно действительно большое, страшное! Оно похоже на царицу муравьёв, но ужаснее!

- Это существо как ленивый кузнечик, но как-то глупо выглядит.

- Змей-дракон. Да, и впрямь змей-дракон.

Я смело ворвался сквозь стражу дворца, чтобы встретиться с отцом. Но шаги мои тут же прервались, как только я столкнулся с самой странной фигурой, которую когда-либо видел в жизни.

Это существо было похоже на что-то среднее между жуком, кузнечиком, и... тараканом. Цвет у него было тускло-коричневый, рога короткие и толстые, крылья маленькие и едва заметные. Однако отвратительнее всего была странная поза его тела. Тело его было таким же большим, как у отца, но в позе сидящего человека! Спина его была изогнута полумесяцем. Лапки, поддерживающие сидящее тело, были малы и слабы, так что движения его были очень медленными. Они вообще едва двигались. В то же время остальные его лапки выглядели так, как будто вообще не работали.

Оно и впрямь выглядело как огромный глупый монстр. Но настоящее содрогание, лишившее меня дара речи, вызвало другое: под его короткими усиками находилось два больших, острых и блестящих когтя! Может быть... может быть, об этом накануне говорили Наталья и Давид?

Отец, казалось, вовсе не боялся находиться рядом с этим монстром. Вместо этого он представил меня:

- Аа, Рико, познакомься, это наш родственник... Господин Абсурдо!

Господин Абсурдо говорил ломаным голосом со стоном, похожим на полоскание горла:

- Ггрррообблл. Ррииикххо. Мммоллоддной. Пррнинц.

- Он имеет в виду – молодой принц, – гордо перевёл отец, словно выучил необычный язык.

Я замер, уставившись на него:

- Что вы собираетесь делать, отец?

Отец усмехнулся:

- Этот господин Абсурдо поможет нам воздать по заслугам тем жестоким людям, – он похлопал по телу господина Абсурдо, которое оказалось мягким, как подушка.

- Жить ему не так уж много осталось, и потому он хочет использовать остаток своей жизни для полезного дела.

Господин Абсурдо медленно кивнул, посмеиваясь:

- Хрргехх.

Я глядел на него со смесью тошноты и жалости. Однако моё сострадание усилилось после того, как я узнал его печальную историю.

Господин Абсурдо был подопытным кроликом, выброшенным из лаборатории, так как он считался неудачным экспериментом, но вместо этого он стал опасным видом.

Первоначально он был лесным тараканом, которого попытались осеменить рогатым жуком и кузнечиком. В структуре его тела и впрямь были ещё некоторые недостатки, особенно в слабых лапках. Однако фатальная ошибка возникла в обоих больших когтях, ставших ядовитыми. А благодаря структуре суставов, заставлявших тело крениться вверх, когти становились ещё более опасными, потому что их нельзя было удержать.

Господина Абсурдо в полиэтиленовом пакете привезла Наталья, делавшая вид, что всё знает, а потом он неосторожно свалился перед кухней. Метла Би Ипах потащила его к мусорному баку. Его острые когти тёрлись о пакет, пока он не порвался, и он, в конце концов, смог с трудом вырваться на свободу. Когда несколько жителей тараканьего царства нашли его, то сообщили отцу.

Поначалу я был не очень-то уверен в господине Абсурдо, однако со временем понял, что за его ужасным телом скрывается искреннее сердце.

Я часто сопровождал его, чтобы поболтать ночью, хотя мне и требовалось немалое терпение, дабы понять его слова.

- Дядя. Абсурдо.

- Дда. Ррииикххо.

-Если у вас, дядюшка, есть опасные когти, почему же вы не попытались напасть на тараканов, которые тогда нашли вас? Откуда вы, дядюшка, узнали, враги они или друзья? Разве мы не склонны держаться подальше от тех, кто не является нашими родными и близкими?

Господин Абсурдо усмехнулся:

- Эттхо вверохно. Ннго..., – и он, запинаясь, объяснил мне, что заставило меня почувствовать ещё большую жалость.

Оказывается, господин Абсурдо был свидетелем того, как несколько его друзей тоже стали монстрами и были вынуждены применить свои когти, придать себе сильный стимул, чтобы выбросить наружу яд. До чего же мне стало его жалко, когда я узнал, что выходящий наружу яд – это все жидкости, что содержались в его теле, и потому господин Абсурдо наверняка умрёт после этого.

- А этот яд очень опасен, дядюшка?

Он покачал головой.

- Сллллышом пппоозно. – Затем он объяснил, что этот яд только парализует добычу, который делает её неспособной двигаться. Что касается человека, то яд вызывает жжение на коже и онемение мышц, что, безусловно, будет весьма болезненным.

Я был ошеломлён. Как и все, я сейчас мог понять план отца.

- А вы, дядюшка, сделаете это ради моего отца?

Господин Абсурдо снова покачал головой, и мне показалось, что он улыбнулся:

- Ннгеет. Нно дддррляя сссебья.

Моё сердце было в смятении. Господин Абсурдо был недостаточно силён, чтобы и дальше мучиться в его-то состоянии, с немощным телом, что было не в состоянии адаптироваться к нашей экосистеме, да и друзей подобного вида у него не имелось.

- Кого вы ужалите, дядюшка?

- Дрравида.

4

Наконец наступил тот день, которого с нетерпением ожидали все жители королевства. Утром на рассвете при помощи дружной группы муравьёв господина Абсурдо доставили в ящик письменного стола Давида, который всегда оставался наполовину открытым.

После того, как всё было устроено, отец отдал последнее приветствие герою своей войны.

- Абсурдо, от имени Королевства Кухонных Тараканов я выражаю вам благодарность за эту беспредельную жертву! – искренне заявил отец.

Господин Абсурдо кивнул с приятной улыбкой и слабо махнул своей маленькой лапкой.

- Ррииикххо, – позвал он меня.

- Да, дядюшка Абсурдо! – я откликнулся, сдерживая грусть. Посмотрев в его простое лицо кузнечика, я протянул усики, чтобы дотронуться до его колыхавшихся лапок. Он был очень рад получить этот ответ, и его дружелюбное лицо ещё больше засияло. Я почувствовал, что больше не могу находиться там, и последовал за Мамой Вин, которая также покинула церемонию.

- Что происходит с Хантером; разве он не понимает, что все его усилия тщетны? – посетовала моя мачеха.

- И впрямь, почему?

- Он думает, что люди поймут его поступок, даже если к нам будут относиться всё более враждебно и истребят. Тем более, если один из их детей получит травму. Хантер никак не хочет признать, что нам не нужна месть. У каждого существа есть свои дела: у рыб-склеропагесов, у нас, у семьи Харьянто. А почему вообще началась война? – Мама Вин ещё больше поникла головой. – Всё это принесёт одну только скорбь, Рико.

Пока все остальные были заняты тем, что готовились стать свидетелями грандиозного события, я решил пойти в комнату Сары. Я спрятался за занавеской, как обычно. Вообще-то сегодня был особенный день: Саре исполнилось пятнадцать лет. Этим утром она выглядела прелестной, надев белое платье для вечеринки сегодня вечером.

Тётушка Харьянто, проходившая мимо дверей, вмешалась:

- Очень красивая, маменькина дочка, прямо как принцесса!

Сара от всего сердца рассмеялась. Когда мать ушла, она заговорила сама с собой, стоя перед зеркалом:

- В такие же времена, как сейчас, говорили «принцесса»?

Она и впрямь скромница. Как же мне хотелось, подражая ей, воскликнуть, что я согласен на все сто процентов с тётушкой Харьянто. Сара действительно была принцессой, самой красивой во всей вселенной! А я.... я – её принц, принц Рико де Чоро!

Я чуть не утратил контроль и не выдал себя. Контуры моей тени обнаружились на том зеркале. Тень Рико де Чоро, принца насекомых, чёрного, маленького, противного и вонючего. Разве возможно, чтобы я был таким же белым и чистым, как то платье, что она надела, или достаточно красивым, чтобы мы стали подходящей парой друг для друга? Я просто существо с усиками, что живёт в самой грязной части её дома, и голова у меня полна глупых мечтаний, приносящих одно только разочарование моим родителям.

Я увидел, что Сара поражена. Я тоже был ошеломлён, услышав звук вибрирующих крылышек, трущихся о занавески. Оказалось, что мои крылышки растут, и скоро я смогу летать как отец.

Сара, всё ещё в ужасе, бросилась наружу из комнаты.

- Давид, Би Ипах, сестрица Наталья, мама! – Она тотчас позвала на помощь. До чего же мне было жаль, что я застиг Сару врасплох.

Я проследил, как она украдкой тронула линию кабеля на стене.

- Давид! Давид! На помощь! В моей комнате таракан! – Сара трясла старшего брата.

Давид вскочил.

- Это и впрямь таракан? – спросил он на полном серьёзе. Тут в комнату влетела Наталья и твёрдым тоном спросила:

- Таракан? Таракан? Какого он вида?

Сара посмотрела на них обоих с замешательством, смешанным с подозрением.

- Действительно, какой ещё таракан?

- Сара, попробуй вспомнить, какого цвета таракана ты видела?

- Усики у него длинные или короткие? – продолжала она. – Тело его выглядит странным, так? – Наталья пыталась задавать вопросы как можно спокойнее, однако Сару они всё больше и больше пугали.

- А когти у него были? – проболтался Давид.

- Когти?! – Сара была больше не в состоянии представить, насколько ужасно существо, о котором её расспрашивали старшие брат с сестрой. Всё тело её онемело и трепетало, как у человека, что полностью продрог.

- Так это или нет?

Сара только и смогла, что раскрыть рот от удивления и поглядеть на Давида. Мысли её перепутались.

- Не знаю, это непонятно. Я не знаааю! – крикнула она в замешательстве.

- Давай посмотрим вместе, – Давид торопливо поднялся. – Сара, быстро принеси фонарик из ящика моего стола!

Всё моё тело зашелестело, едва я услышал это. Стимул господина Абсурдо, ждавшего в ящике стола Давида, становился всё крепче благодаря панике Сары.

Петрук, который сопровождал господина Абсурдо до самого ящика, начал ощущать вибрацию от приближения.

- Готовьтесь, готовьтесь, Абсурдо! Ещё немного!.

Сара открыла ящик стола дрожащими пальцами.

Абсурдо глубоко вздохнул. Теперь он был готов.

Я не помню ничего из того, что было дальше, кроме белого платья Сары, которое не должны были пачкать слезы, и её смеха от всей души, которому я не позволил превратиться в стон боли.

Мои молодые крылья задвигались как можно скорее, и я приземлился на ящике быстрее, чем её милые пальчики. И... да, лицо господина Абсурдо показалось вблизи, он смотрел на меня с недоверием. Я услышал, как он тихо вздохнул:

- Мммоллоддной. Пррнинц.

Тело господина Абсурдо в тот же миг спустилось как шина, а это означало ни что иное, как то, что два его прочных когтя разорвали моё тело. Я почувствовал, как его стало распирать от ядовитой жидкости, что я впитал в себя. Боли не было, я только окаменел, словно статуя.

Я едва услышал, как Сара вскликнула:

- Вот этот таракан, вот он!

Со скоростью молнии Давид замахнулся сандалием и кинул его. Этот удар разбрызгал часть содержимого моего тела, так что испачкал ящик стола.

- Ааа! Мой ящик! – крикнул Давид в панике. Метёлкой из пальмовых листьев он извлёк меня наружу, снова готовый отбросить меня.

- Подожди! – закричала Наталья, хватая Давида за руку. Она перевернула моё тело и тут увидела фигуру беглеца, которую всё это время искала... господина Абсурдо.

Наталья тихо взвизгнула.

- Этот тот самый мутант, о котором я тебе рассказывала... А тот таракан... То есть, тот таракан, это...

Не знаю, какое же чудо сотворила ядовитая смесь господина Абсурдо, так как я совсем не чувствовал никакой боли, хотя моё тело уже было разбито, но так как некоторая часть яда уже вышла из меня, я медленно снова почувствовал свои лапы... И подтолкнул их вперёд, чтобы ещё раз приблизиться к Саре, увидеть её ангельское лицо...

- Давид! Тот таракан ещё жив! – Это был крик Сары, который я слышал в последний раз, перед тем, как моя история завершится под резиновым сандалием Давида, что несчётно топтала меня без всякой пощады. И в последний раз моё сердце закричало и взмолилось богам и богиням-предкам насекомых... и кому ещё там. Только один раз.

Наталья смущённо молчала. Глаза её растерянно глядели на моё тело, которого уже не было.

- Но этот таракан спас тебя, Сара, – прошептала она.

В комнате пока было тихо. Сердитый голос Давида нарушил их задумчивое молчание.

- Этот таракан так и остался тараканом. Он мог свободно залететь и проникнуть в ящик. Просто ему не повезло, что он столкнулся с тем мутантом. И умер! – Затем он пошёл принести тряпку.

Тем временем Петруку удалось сбежать. Он бежал со всех ног в королевство. Должно быть, он решил быть раздавленным, попав под удар.

Когда он добрался до места, то встретил Его Величество Хантера, смотревшего пустым взглядом за пределы дворца. Мир, который он пытался подчинить себе, преподал ему урок.

- Ваше Величество, наш молодой принц... – Между всхлипываниями Петрук пытался говорить. Однако отец всё видел и сам.

В покоях дворца Винолия тоже оплакивала мою судьбу. Оплакивала все воспоминания и мечты, о которых я рассказывал ей. Конечно, мама Вин и не предполагала, насколько сильно я любил Сару, – настолько, что даже был готов отдать свою жизнь только ради того, чтобы она не пострадала. Я готов был оставить всё, включая бразды правления в Королевстве Кухонных Тараканов.

Я чувствовал, что поднимаюсь ввысь. Не знаю, что это такое. Я больше не могу говорить, даже сам с собой. Но я остаюсь в виде разума, мольбы, парящих сейчас в нематериальном пространстве. Нет времени. Нет места. Нет бытия. Нет принца насекомых, маленького, чёрного, противного и вонючего.

Я попал в лабиринт мыслей Сары и растаял там.

***

- Старшая сестрица!

Я еле-еле услышал её мелодичный голос, зовущий Наталью, что только что проснулась.

- Как ты? – спросила в замешательстве Наталья.

- Прошлой ночью мне приснилось, что я – принцесса, – смущённая улыбка Сары раскрылась, точно цветок. – Я встретила принца. Его зовут Рико де Чоро. Мы прогуливались, танцевали. Он поцеловал меня в щёку и поздравил с днём рождения.

Что-то в её словах нервировало Наталью. Рико де Чоро. Имя это не было чужим, однако ей не удавалось ясно припомнить, как и Саре.

Но ничего страшного. Я рад. Миссия моя подошла к концу.

Моё бытиё в виде сознания скоро закончится. Я вот-вот выйду из лабиринта мыслей Сары. Настала моя очередь присоединиться к духам предков, которые так долго ждали. Мама! Я встречу её и расскажу о своём детстве на деревянном столе без неё.