Моей виртуальной подруге из Германии посвящается.
Шесть ноль девять. Черт! Черт! Черт! Проспала! Суматошно вскочила, ополоснула лицо водой и побежала будить детей. Утреннюю пробежку никто не отменял. Пятнадцать минут вокруг дома. Потом – дети умываться, я – готовить завтрак, на ходу закинув в рот, что под руку попадется. Далее: дети – завтракать. Я – в душ. Под потоком прохладной воды принимаю решение, на чем сэкономить время: накрашусь на работе. Хорошо еще, что не послушалась советов матери и обстригла волосы почти под мальчишку. Теперь времени на них много не надо: так, «пошебуршу» немножко – и вроде ничего… Еще через несколько минут, одевшись и глотнув пару глотков кофе, я бегу заводить машину, дети залезают в нее и… к месту назначения. По дороге повторяем с Артемом (младшим) басню, а для старшего, Олега, я приготовила вопрос по химии на засыпку (его должны спросить): чем отличаются взвеси от суспензий?
Вот еще одна разведенка или мать-одиночка, скажете вы, и ошибетесь. Муж у меня есть. Причем очень даже презентабельный. Недурен собой, выпивает в меру. Работает. Вот только…
…С третьего класса я сидела за одной партой с Генкой Федоровым. Мы были друзьями не разлей-вода. Он был много лучше девчонок-подружек. За меня мог отколошматить так, что мало не покажется. За годы учебы у нас накопилось немало фишек, о которых знали только мы. Наша взаимовыручка была отшлифована до совершенства: кто что учит, кто что - списывает, кто что подсказывает. Благодаря дружбе у меня сложилось четко-положительное отношение к мужчинам. Ведь, если они все такие надежные, как Генка…
Единственную глупость, которую он совершил в девятом – это то, что вдруг в меня влюбился. Нам по-прежнему было здорово и весело вместе, в придачу к этому добавились еще и поцелуйчики – не более! Сохранить целомудрие очень просто, если сама не влюблена. А поцелуйчики – это так, для спортивного интереса…
В десятом в класс пришел Олег. Он сидел на второй парте на третьем ряду и часто, оборачиваясь на меня (последняя парта на первом), прожигал взглядом. От этого взгляда у меня пересыхало во рту, а в интимной зоне возникало некое томление, причину которого осознавать я не хотела.
…На выпускном мы танцевали с Генкой, а когда я вышла из помещения на минутку, Олег схватил и утащил в кусты сирени. Там все и случилось. Потом всю ночь мы гуляли, обнявшись и не говоря ни о чем. Одурманенная незнакомой мне доселе страстью, я была кусочком пластилина в руках этого человека.
…Продолжения не было. То отчаянье, боль и самое главное - непонимание: почему так? – едва не привело меня к суициду. Генка, конечно же, понял все. Его боль, наверное, была сродни моей, и друга я потеряла.… Эта потеря была в моей жизни самой глобальной и невосполнимой, но тогда я этого просто не понимала.
…Олег исчез с горизонта, будто и не было его никогда, а я несколько лет из этого выкарабкивалась.
Муж, Александр, появился в моей жизни, когда мне исполнилось двадцать. Он был красив, немногословен… и чем-то напоминал Олега. Когда он начал оказывать мне знаки внимания, я ухватилась за это как за спасательный круг.
Как он красиво меня называл! Каринка, Каринушка, Каринэ, малыш! А как заботливо и по-джентльменски открывал дверцу машины с моей стороны! Я садилась и вылезала из нее как королева! Млела от его нежности, было приятно в его объятиях, приятна его неторопливая размеренность во всем, его многозначительность. Поженились. Родились дети. В вечной суматохе дел, я как-то не сразу заметила, как из малыша превратилась в гнома. Чувствуете разницу? А произвольным от имени Карина стало Кара. Когда он так ко мне обращался, мне казалось, будто он в чем-то меня обличает. А потом и вовсе это стало звучать как «божья кара». Сентиментальный юноша превратился в высокомерного и жестокого циника.
В тридцать я окончательно разуверилась и в мужчинах и в своей привлекательности. Муж меня не хотел. Я стала раздражительной и злой как все неудовлетворенные женщины. Он демонстративно не замечал этого. Вечером, выключая свет, нарочито отворачивался к стене. Иногда я просто каталась по полу в истерике. Он либо делал вид, либо и вправду так быстро засыпал, что не слышал моих стенаний, но реакции с его стороны не было никакой. Несколько раз, проревев полночи, утром я пыталась приластиться к нему – он отвергал меня, говоря, что от меня воняет (именно это слово) нечищеными зубами. После этих унижений попыток больше я не делала. Дистанция была уже за пределом критической, оставалось только ждать развязки. Ниточка, на которую нанизывался бисер унижений и обид, закончилась….
…Как ни странно, мужа все устраивало. Он жил своей жизнью. Работал, сидел дома за компьютером, читал, мало общался со всеми нами, хотя с удовольствием поедал в огромном количестве приготовленную мной еду и носил выбранную мной, и в идеальном порядке поддерживаемую, одежду и обувь. Есть мужчины, которые всю жизнь считают себя единственным ребенком в семье, и не важно, кто будет его обслуживать – мама или жена. Таким оказался мой муж. Больше обслуживания ему от меня ничего не было нужно. Кроме этого, спустя десять лет жизни я не смогла узнать о нем ничего. Его душа, если таковая имелась, была закрыта для меня. Слава богу, с детьми всё было замечательно: полный контакт и понимание. Работа тоже была интересной и любимой, так что две трети жизни были заполнены и радовали.
Последней бусинкой обид, разорвавшей моё горестное ожерелье, стало еще одно оскорбление. Есть такая поговорка: милые бранятся – только тешатся. Это не про нас. Мы давно не были милыми друг другу, и оскорбления с его с его стороны были точечными, хорошо продуманными. Ему словно доставляло наслаждение спокойным ровным голосом сказать какую-нибудь гадость. Вот и в этот раз, когда я просто попросила его сменить перегоревшую в коридоре лампочку, он, нехотя встав с дивана, хладнокровно, вполголоса, проговорил:
- Достала… каша пригорелая.
Я стояла, пригвождённая хлестким унижением. Он не любил кашу. На завтрак я ему готовила или оладьи, или омлет. А уж пригорелая каша… Гном, вонючая, пригорелая каша, кара божья… Нежеланный заморыш – вот кто я для него.
- Ладно. Утремся, - наконец, про себя, отреагировала я, - если я – пригорелая каша, ты – рудиментарный отросток в нашей семье. С этой поры как мужчина он перестал для меня существовать.
Автор Ирина Сычева.
