Эта статья была написана для моего второго канала - "Музыка ветра", но я решила её публиковать здесь, на канале "Дамы, давайте худеть вместе": так её прочтёт бОльшее количество людей.
Каждая статья, которую я пишу на канале "Музыка ветра", пишется по какому-то поводу, а иначе просто не хватает времени.
Вчера во время поездки в районный центр краем уха уловила в новостях по радио слово «Хацунь» и тут же засвербило: Хацунь? Хацунь… Что-то очень знакомое в слове, не могу вспомнить. И вдруг, как удар током: Хацунь как Хатынь! КАК же я могла забыть? Разве МОЖНО такое забыть? Да-да и где-то у меня что-то записано по этому поводу.
Вернувшись домой, я тут же кидаюсь к полке с моими рабочими тетрадями, где только тут может быть записана чья-то история жизни, связанная с Хацунью. Лихорадочно листаю тетрадь за терадью: где же, где? Ведь я точно помню, что что-то у меня по этому поводу записано.
Истории эти, услышанные мною от моих попутчиков ли, или просто от собеседников по жизни, записаны мною и иногда совершенно никак не обозначены, просто среди рабочих планов и записей с совещаний вдруг чьи-то воспоминания, вот и найди тут…
Вот! Вот она, Хацунь! Вкривь и вкось исписанные страницы тетради, торопилась записывать по памяти, пытаясь сохранить интонации и стиль изложения рассказчицы.
« … мы с мамой в лесу были, зачем там были - не знаю, осень уже, грибов нет, да и ягод тоже, когда фашисты в деревню, нас приютившую, нагрянули. Убили всех, а дома подожгли.
Мы лежали с мамой в кустах у самой деревни и смотрели как горит деревня, а какой страшный крик стоит! Мама плачет, лицо руками закрыла. Я вся трясусь от страха и ужаса, меня колотит так, что зубы до боли выбивают дробь, а я не могу остановиться… и смотрю, смотрю, смотрю… мечущиеся люди, крик, плач женщин и детей… сердце колотится так, что готово выпрыгнуть из груди… автоматные очереди...
…вот уже ни крика, ни воплей, все убиты – только треск горящих домов и сараев, шум машины, которая уезжала по дороге в сторону Брянска. Тишина и треск. Сколько времени лежали, не знаю, по моей памяти – долго. Мама, хотя нас никто не видит и уже не может увидеть, ползком ползет назад в лес и меня заставляет тоже ползти. Я – ещё маленькая девчушка, около шести лет…»
От автора историческая справка: 24 октября 1941 года в деревне Хацунь несколько красноармейцев, выходящих из окружения, напали на трех фашистов и освободили группу военнопленных из шести человек. Двое немцев были убиты, а третий, раненый, сумел скрыться в лесу. А на рассвете 25 октября деревню окружили каратели. Фашисты согнали в одно место жителей деревни и расстреляли всех из пулеметов. 318 человек были убиты, а деревня сожжена. Директива Гитлера в действии: за одного убитого немца убивать сто русских!
«…Когда стало смеркаться, мы с мамой крадучись, пригибаясь почти в пояс, прокрались в деревню. Помню, что ограды из жердей стоят, а домов – нет! Печи торчат. Много дыма и какого-то приторного, как мне чуялось – сладковатого, запаха жареного мяса. Этот запах долго меня преследовал. И уже, когда я стала взрослой, то поняла ЧТО это за запах - так пахло сгоревшими людьми... Некоторых людей фашисты убили в их домах, они и сгорели вместе со своими избами. Я ведь уже большенькая была, уже могла что-то соображать, с 35-го года я…»
От автора историческая справка: Деревня Хацунь, что была всего в 25 километрах от Брянска, насчитывала всего 18 дворов. Небольшая деревня, в которой жило всего около 80 местных жителей и которая приютила всех эвакуирующихся, кто убегал от войны и хотел укрыться, спастись...
25 октября 2011 года, в день 70-летия трагедии, на месте Хацуни торжественно открыт мемориальный комплекс «Хацунь», в числе памятников мемориала и 28 стелл, символизирующих районы Брянщины с цифрами об убитых, угнанных. :
Так, например, на самой первой стелле фото надпись: "Выгоничский район. Погибло 552 жителя. Угнано в немецкое рабство 2335 человек. Сожжено 34 населенных пункта". И так на каждой из 28 стелл...
На территории мемориала стоит Часовня, по шатровому верху которой стекают золотые слёзы...
Из 318 расстреляных в Хацуни установлены имена только 83 человек. Имена беженцев из Брянска и Карачева, в большинстве своём остались неизвестны.
Надгробные плиты с именами тех, кто жил в этой деревне и чьи имена были установлены:
« …Мы с мамой подкрались к тому месту, где стоял дом, нас приютивший. Помню, как мама стала рыться на пепелище, что-то ища. Посреди огорода, у уцелевшей бани, стоящей в самом конце огорода, стояла тачка, мама аккуратно положила туда две крынки с плетня, охапку поленьев из поленницы у бани, в предбаннике на полке нашарила коробок спичек: "Спички, Ирочка, спички - какое счастье", - повторяла она шепотом, а сама продолжала шарить по полутьме, шарить, меня заставила выносить шайки, подняла и положила в тачку фуфайку, почему-то валяющуюся на полу в предбаннике. Потом она прокралась по пепелищу сгоревшего дома к печке и вынула все чугунки, что стояли в печи, забрала и те, что остались на шестке. В них была еда. Мать, тихо передвигаясь, в свете луны она мне казалась тенью, всё искала и искала ЧТО БЫ ЕЩЁ взять в бане и возле бани, а я почему-то пошла к пепелищу и вдруг возле сгоревшего крыльца, вернее того места, где оно было, увидела в свете луны маленькую белую ножку в красном башмачке. Я в оцепенении смотрю на неё, а потом как заору: - А-а-а! А-а-а! Мать кинулась ко мне и сильно, и больно зажала мне рот. А я и под её рукой продолжала орать. Помню как мама оглядывалась по сторонам, волосы всклокочены из-под платка, вся в саже – страшная...
... Это была нога девочки, которая вместе с бабушкой накануне вместе с нами пришли из Брянска, ища убежища, и нас приютили в этом доме. Девочку звали Катенька и ей было 3 годика. Почему была только нога, а где сама Катя? Этот кошмар долгие годы преследовал меня…»
От автора историческая документальная справка: «…В 10 часов утра 25 октября три отряда карателей собрали всех, кто находился в деревне. Некоторых казнили с особой жестокостью. Остальных расстреляли, а деревню сожгли дотла. В Хацунской трагедии погибло 318 человек, включая 60 малолетних детей в возрасте до 10 лет. Самой младшей девочке было всего 6 месяцев, ее проткнули штыком прямо в люльке…»
«… Мама, толкая перед собой тачку, шла снова в лес. Видимо, когда мы отсиживались до темноты в лесу, мама и приняла решение, что жить мы будем в лесу, боялась видимо куда-то идти, к чужим людям, чтобы приютили, боялась, что фашисты придут и туда, чтобы всех убить.
Так мы оказались очень глубоко в лесу, шли к месту нашего будущего жилища очень долго, несколько часов, как мне тогда показалось - так я устала. Мама то толкала перед собой тележку, то тащила её за собой, видимо тоже устала, и всё время молчала. У меня от всего пережитого кружилась голова, я еле брела за матерью и тоже молчала..."
-----------------------------
- Какие, Таня, мы с тобой воспоминания растормошили. Не могу больше.
Ирина Васильевна замолчала, я в растерянности молчу тоже. Я не выспрашивала специально Ирину Васильевну о тех годах, просто сейчас по телевизору в новостях показали открытие мемориала "Хацунь". Смотрю, а моя соседка по палате, пожилая уже женщина, Ирина Васильевна, побледнела вся и за сердце хватается. Я - к ней, капли в стакан с водой капаю, а она: - Не надо, Таня, сейчас всё пройдет... Это про нас с мамой...
Я, ошеломленная, тоже смотрю на экран, а там диктор зачитывает рапорт фашистского офицера об успешно проведенной "операции" устрашения согласно гитлеровской директивы: за одного убитого немца убить 100 русских!
... И гибла Хацунь на рассвете.
Как розги,- немецкая речь.
И падали замертво русские дети,
Никто их не смог уберечь...
Я знаю о Хатыни со школьной скамьи. Но о Хацуни Я НЕ СЛЫШАЛА НИ-КОГ-ДА! Приехав домой после больницы, я спросила у мужа знает ли он о Хацуни? - Не знает! Я думаю и что для многих моих читателей даже сейчас, а мемориал открыли 25 октября 2011 года!, это будет открытием.
- Конечно, Ирина Васильевна, давайте лучше мы с вами погулять сходим, мыло Вы хотели купить, одевайтесь, пойдем.
Но, видимо, всколыхнувшиеся воспоминания уже не давали покоя моей соседке, а потому назавтра, после обеда, Ирина Васильевна продолжила свои воспоминания.
"... Мать выбрала под наше жилье бывшую медвежью берлогу под корнями огромного упавшего дерева среди лесной чащобы. О том, что это была берлога, я узнала от матери позднее, она боялась меня напугать, а сама тряслась от ожидания, что вот-вот с наступлением морозов вернется медведь или медведица и нас убъет. Да-а-а… Бог уберег.
- Каждый день мать уходила в сгоревшую деревню, искала, что может пригодиться нам в нашей лесной жизни. Обходила все печи и забирала чугунки с едой, что в них была ... Однажды она вернулась с котенком на руках и собакой, которая чудом выжила и видимо тоже где-то скрывалась всё это время. Я обычно чуть шла с матерью в сторону деревни и там, где как ей казалось, было уже для меня безопасно, она и оставляла меня со строгим наказом никуда с места не трогаться. Я, не знаю - по малости ли лет, или ещё почему, но почему-то не боялась оставаться одна, сидела тихонько и ждала. И вот смотрю однажды, а мать тащит полную тележку, а за ней собака бежит, меня увидела, ласкается, лицо лижет - видно как рада любому человеку!
- Как мать старалась к зиме готовиться, понимая, что иначе мы не выживем, могу только сейчас догадываться СКОЛЬКО СИЛ ей на это надобилось. Однажды смотрю, а мама найденной на одном из пожарищ лопатой без черенка яму копает под сосной. А рядом ещё одну, ещё. Это были схроны под овощи, которые мама стала из погребов сгоревших домов деревни вытаскивать, урожай-то уже убран был у крестьян. И вот однажды мама, выбираясь из одного погреба, увидела как по дороге идет пожилая женщина и она узнала в ней ту самую бабушку, которая вместе с нами шла из Брянска, бабушка девочки Кати. Она окликнула её. Оказывается, она тоже в тот день, ещё раньше нас, уходила в соседнюю деревню. Ушла, а когда вернулась, деревни уже не было, и внучку не нашла. И вот в надежде хоть что-то или кого-то найти каждый день возвращается в деревню, а прячется в лесу. Я не сказала бабушке Соне, так её звали, ЧТО я видела возле крыльца ... Так мы оказались в лесу втроём.
На следующее утро бабушка Соня ушла в соседнюю с Хацунью деревню, так она нам сказала. Вернулась дня через два, смотрим - волочёт на себе огромную котомку. Оказывается, выменяла на свои золотые сережки и кольцо теплую одежду. Одежда старющей была, нафталином пахла противно, но это была ТЕПЛАЯ одежда. И валенки бабушка Соня приволокла, всего одни, мужские, огромные, в них они с мамой потом по очереди хворост в лесу собирали..."
"... Деревня-то соседская, видимо уже знала, что произошло в Хацуни, много вопросов не задавали, приютили осиротевший скот, который ещё был на свободном выпасе и вечером вернувшийся в сгоревшую деревню, согнали его в свою деревню, разобрали по дворам. Чужих к себе в дома уже не брали, боялись. И бабушке стоило больших усилий хоть что-то выменять на украшения, которые были на ней. Всё это она вечером устало рассказывала нам с мамой: - Зимовать, видимо, девочки нам, действительно, придётся здесь... Надеялась, что кто-нибудь приютит... Боятся... Их можно понять, я не осуждаю... Хотим жить, девочки, давайте готовиться зимовать...
И они начали с мамой готовиться к зимовке...
Тащили из погребов всё, что могли, и складывали в схроны, а я собирала хвою и укрывала ямы, чтобы они не сильно промерзали. А что? сколько раз - выкопаешь случайно картошку весной при посадке, а она как свежая... да и морковка так же, лук... Вот и мы хранили овощи в земле, в схронах.
- Одновременно и берлогой нашей занимались, зима ведь катила, холодно уже было, особенно по ночам. Стали углубляться. Мы сперва с мамой пригнемся да и нырк в берлогу, а тут ступеньки уже понадобились, из нескольких кирпичей наладили, глубокая получилась, как нас дождями не заливало? Потолок ветками еловыми укрепляли да жердинами из осины их подпирали. Жердинами и вход в берлогу нашу укрепляли да ветками еловыми закидывали, чтобы тепло держать. Потом как-то мать с бабушкой дверь из бани приволокли - и так её, и сяк, а она - никак, валится и всё тут. И уж когда статину приволокли, к ней и сумели дверь приладить и опять мне задание - мхом щели затыкивать, но уже и вход был, а то тоже ветками прикрывались, зимой бы они нас не спасли, всё тепло бы выходило, но всё равно холодно было, печку, что кое-как сложили, всё время топили и спали вокруг неё.
- А мама с бабушкой Соней знай продукты тащат - как-то бочонок меда попался, радости было! Грибы соленые в кадушках. Вот так и зимовали. Мать с бабушкой выходили зимой из берлоги только за едой из схрона да за хворостом. А я и не выходила, в туалет разве только ...Кое-какая еда и в берлоге хранилась... Из нашедшейся муки мать лепешки делала на воде, но до весны муки не хватило, хоть и берегли ... А как хлеба не хватало!
- Лучинами освещались. Бабушка Соня учительницей оказалась, вот вечерами и сказывала нам истории всякие о мире, о природе, книги вспоминала, какие в жизни читала... Днем-то мы в хлопотах своей лесной жизни были...
- Весной мать с бабушкой посадили картошку в одном из деревенских огородов. Бабушка Соня снова пошла было в соседние деревни, семян поспрашивать, да чуть было не погибла - под облаву чуть не попала. Как она сама потом рассказывала: - "... чутьё как у зверя видимо стало, чувствую, что что-то не так и бегом-бегом из деревни в лес, а сзади слышу уже мотоциклы стрекочут, очереди автоматные..."
Семенами, тем не менее, раздобылась: и моркови самосадной семена дали, репы, а более и ничего, да ещё семечек подсолнуховых... Вот всё это они с мамой и посадили, о будущем зимовье думали.
- Стали думать вроде они с мамой, что вернуться в деревню - всё-таки безопасней так, да и так рассуждали: уже сожженная деревня, зачем немцам туда заглядывать?
- В общем, выбрали они уцелевшую от пожара баньку, в огороде стояла, там мы и зимовали вторую зиму. Уже веселее было, но страшно. Как-то страшнее, чем в лесу. Так и выживали. Мать с бабушкой всё продолжали в пожарищах рыться. Страшные находки хоронили. А на следующую осень, в 43-м, уже и наши пришли. Как узнали-то? Бабушка по какой-то надобности опять пошла в соседние деревни, маму-то не пускала - молодая она, вдруг кто обратит внимание на чужую - не дай Бог, обидят или немцам выдадут как пособницу партизанам, а на неё, старую, внимания мало...
Вот она и принесла радостную весть об освобождении. Тут же засоборились в дорогу, домой, в Брянск... Бабушка Соня узнала, что все её родные - две дочери, сестра угнаны в неметчину, погоревала и в Рязань уехала, к брату. Мама устроилась в пекарню, стало посытнее, но не долго - видимо сказались все переживания, мама прямо на работе и умерла... А моя участь что ж - в детский дом, там и выросла... Отца я и до войны не помнила, а как-то спрашивать маму об этом не удосужилась, пока она была жива: как-то так жила, не задавая матери вопросов и всё. Дурочка ведь ещё была. Сейчас-то всё бы выспросила, да вот он локоток-от… А фамилию мне уже в детдоме дали, почему не знала свою фамилию - не знаю, может и знала да забыла?..."
от автора: Ирина Васильевна, по малости ли лет, или её мать ей ничего не говорила, но она не помнит, чтобы они с кем-то встречались в деревне из бывших жителей или тех, кто, как и они были беженцами. А было их много, кто вместе брели по дорогам из Брянска в поисках безопасных мест ...
- Кто похоронил убитых жителей, Ирина Васильевна тоже не знает, наверно из соседних деревень. Помнит только, что когда мама и бабушка Соня натыкались на пепелищах на человеческие кости, то закапывали их.
- А может они и захоронили? - задумчиво говорит Ирина Васильевна. - Не знаю, берегли видимо мою психику. Зря... Помнить надо...
Более тысячи деревень было уничтожено в годы Великой Отечественной войны на территории Брянской области немецко-фашистскими оккупантами, сообщил прокурор области Александр Войтович в ходе первого заседания суда по делу о признании преступлений нацистов в регионе геноцидом.
"Было уничтожено более тысячи деревень Брянского, Карачевского, Выгоничского, Дятьковского, Жирятинского, Клетнянского, Новозыбковского, Почепского, Погарского, Рогнединского, Трубчевского, Стародубского, Унечского и других районов", - сказал Войтович.
Об этом надо ТРУБИТЬ ВСЕМУ МИРУ! Надо, чтобы весь мир знал, а особенно они - немцы, ЧТО они творили на нашей русской земле! Сколько их, невинно загубленных душ по всей России?! Сейчас они опять в марши собираются, СМИ звонят о возрождении нацизма в Германии, и опять их пушки и танки на нашей земле! Великая культура - говорят о них. ГДЕ она их культура, когда узнаешь вот о такой Хацуни? Надо тыкать их в это КАЖДЫЙ ДЕНЬ! Чтобы тоже помнили...
Это история только ОДНОЙ деревни и горьких судеб тех, кто жил в ней...
Ирина Васильевна не очень уверена, что они нашли своё временное убежище именно в Хацуни, но история гибели этой деревни так похожа на то, что пережила лично она, что какая разница?- её история похожа на тысячи других историй брянщины и русской земли...
- Эта история записана мною в 2011-м году, когда я ещё и сном духом не ведала, что буду когда-то публиковать то, что волновало меня... а может знала? потому и записывала?
- Не только внукам - детям детей, расскажите эту историю, чтобы помнили, но и всем, кому можете - ЧТОБЫ ТОЖЕ ПОМНИЛИ!
Из прошлого, как из потёмок, в нас пулей - хацунцев судьба!
Расправа, расправа, расправа! - со взгорка строчит пулемёт!
И полнится кровью канава и гибнет хацунский народ...
Предсмертные крики и стоны: О, Боже-заступник, спаси!
Убийцы ГЕРМАНСКОГО лика вершили свой суд на Руси... (Евгений Кузин)
Не забыть! Помнить!
С уважением, Татьяна!