Кто из старшего поколения не помнит слова песни Вадима Байкова:
«У меня нет жены. Кто за это осудит?
У меня нет жены и наверно не будет.
Ходят в гости друзья, навещают подруги,
Бескорыстно любя и не метя в супруги»?
Ещё один пример тому, как во времени и пространстве меняются представления о допустимом и неправильном. Действительно, любой наш современник вполне хорошо себя чувствует, не обременяя себя семьёй, и спохватывается уже в зрелые годы. Если бы такое услышал ирландец железного века, сразу определил бы убеждённого холостяка в извращенцы или недоумки — обе эти категории сородичей статус теряли уже в ранней юности безо всякой надежды его восстановить.
Дело в том, что семья в те времена — не про ячейку общества, не про любовь-морковь и «долго и счастливо», а о том, как взять во владение пашню и завести коров, как с этим управляться и как прокормить семью. Женщина не работала в поле, не пахала, не сеяла, не жала. Мужчина не готовил, не шил, не прял, не ткал и не стирал. Это не значит, что мужчины этого не умели. Это значит, что в норме не делали — разве что в отъезжих полях или в набеге — не ходить же голодным и грязным, но прясть и ткать — вообще ни-ни. Командовать доярками, мастерицами, кухарками и устраивать ревизию в кладовой даже король не будет, потому что для мужчины это непотребство, как и для женщины — орудовать серпом, подоткнув подол, или верхом на лошадке перегонять телят на дальнее пастбище. Отсюда вывод: настоящему хозяину жизни непременно нужно женится, а уважающей себя женщине — выйти замуж, иначе хозяйкой дома ей не стать. Жизнь - верёвка с мудрёным узлом, а чтобы удержать её и всё насмерть не запутать, нужны двое, причём, дополняющих друг друга. Для брака - мужчина и женщина, и никак иначе.
Признанный обществом брак всегда заключается для того, чтобы вести хозяйство и приумножать достаток. Это ирландцы знали точно и никогда не путали святое с грешным. Брак назывался лОнамнас (lánamnas) — в противоположность разнообразным видам сожительства.
Брачный возраст был очень низкий даже по меркам античных времён: 14 лет для юноши, 12 — для девушки.
Поскольку полное совершеннолетие наступало только в 18 лет, родственники решали брачные вопросы за несовершеннолетних детей, правда, только с согласия жениха и невесты. Слово «нет» в ирландском не существует, но, благодаря, особенностям языковых конструкций, отказ невозможно принять за что-то иное. После 18 лет юноша был вправе свататься сам с позволения главы дэривине (семьи), и сорокалетний неполноправный член семьи — тоже только на таких условиях. Глава дэривине заводил жену, ни на кого не оглядываясь. От лица невесты в переговорах выступал защитник чести — глава семьи либо родной (единокровный) или двоюродный брат или дядя по отцу, но, опять таки, при отказе женщины выходить замуж за конкретного воздыхателя, брак не мог состояться, и неважно при этом, 12 лет невесте и ей блажь в голову стукнула или 60, и она руководствуется личным опытом и здравым смыслом. Чтобы не позориться, обычно сначала жених и невеста договаривались между собой, а уже потом в бой шла тяжёлая артиллерия в виде правоспособных родственников.
Итак, жених с невестой определились, и главы семей согласны. Теперь семья жениха должна внести два обязательных платежа. Один — фиксированный, выкуп чести, то есть цена чести невесты, составляющая половину цены чести главы её семьи. Второй — кобхя (сoibche), то есть выкуп самой невесты. Его назначает глава семьи невесты, но можно торговаться. Кобхя выплачивали в виде клина земли, который отчуждали на время жизни женщины в её пользу, дойных коров или нетелей и каких-либо товаров. В случае вдовства или развода по вине мужа, женщина жила на средства от этого имущества до нового замужества или до смерти, если так получилось или она больше не хотела с кем-то связывать жизнь на постоянной основе. Кобхя можно было получить только за один брак — первый, за разведённых и вдовых платили только выкуп чести.
Семья невесты наделяла новую семью несколькими дойными коровами, овцами, свиньёй, посудой, в том числе — большим котлом (в нём когда-то будут готовить еду для новой дэривине, а пока это ещё рано, будет пылиться в чулане свекрови), постельным бельём, зимней и летней одеждой для новоиспечённых супругов, и запасом полотна и сукна на первое время. Это привычное нам приданное. Только я заметила лазейку для взаимного зачёта? Действительно, закону были известны случаи, когда так делали, а потом не могли имущество поделить. Это было плохо и заканчивалось тяжбой, потому что в случае смерти женщины кобхя не возвращали, а приданное семья мужа должна была вернуть, если не само, то равноценное добро в том же количестве.
Когда материальную сторону вопроса в общих чертах утрясли, стороны обсуждали более сложные темы: сколько раз в неделю можно кормить мужа рыбой, сколько раз в неделю нужно звать его на ложе, сколько комплектов одежды, «домашних» и выходных, должно быть у пары, будет ли муж брать с собой жену в гости, сколько раз в месяц он может напиваться в хлам, как часто обязан делать жене подарки, как часто жена может навещать родственников, если выходит замуж «на вывоз», и как долго может продлиться её отлучка. Это обычные составляющие брачного договора, который заключали под поручительство родни (сумма кобхя и приданного по определению больше цены чести обычного человека) и при непосредственном участии брегона (законника).
Как только взаимные торги закончены, договор между женихом и защитником чести невесты заключён, выплаты завершены, жених и невеста завязывают узелки и клянутся, в чём обычно клянутся такие пары, потом можно устроить пир и всякие увеселения, и, наконец, молодая семья отправляется домой к новобрачному. И вот тут начиналось самое интересное.
Закон брегонов настоятельно советовал заключать браки именно между супругами равного достатка и предостерегал от неравных браков. Дело в том, что понятия о совместно нажитом имуществе в древней Ирландии не было. Всё, чем супруги владели до брака, так и принадлежало им. Всё, что семья произвела за год, делили по правилу: одна часть — владеющим землёй, одна часть — владельцам капитала, то есть скота и орудий труда, одна часть — тем, кто работал. Да, рядовые члены дэривине были на сдельной зарплате, и муж с женой тоже. Вклад в общее производство определялся по хитро вымудренной формуле, но права на доходы семьи у каждого из супругов зависели от изначальной доли в стартовом капитале — то есть, при расширении хозяйства оно было в коллективной долевой собственности, и лучше бы доля была сравнимой или равной! Тогда всё, что ущемляло интересы жены, оплачивалось. Например, задумав завести вторую жену, мужчина должен был заплатить первой жене цену чести, и так каждый раз, иначе не получится. Только в таком браке вдова могла сразу вывести часть имущества семьи из наследственной массы — остальное поделят дети и прочие родственники мужа. Это за вычетом той суммы в товарах, которые женщина принесла с приданным (её она получит в любом случае, это не обсуждается), и того, что заработала за последний, незавершённый, год своим трудом. Развод и наследственные дела — темы отдельные, и там такая Санта-Барбара, что получится очень "много букав", если обсуждать их здесь и сейчас.
Второй формой брака был неравный брак с богатым мужем. Тут всё было плохо, разорительно для женщины хотя бы потому, что состоятельный человек с самого начала норовил урезать кобхя до минимума, потому что имущество жены для него не имело решающего значения и он её семье и так одолжение делал. Право на долю от имущества семьи, помимо приданного, жена приобретала только спустя семь лет брака, а до этого обходилась содержанием, которое предоставлял муж. А ну как жадный оказался? В случае, если жена была первой, то есть главной, муж всё-равно должен был считаться с её мнением при заключении договоров, поручительстве и прочих решениях, которые могли быть разрушительными для домохозяйства, а вот второй и третий брак при живой жене были на усмотрение мужа, и спрашивать разрешения он был не обязан. Если женщина выходила замуж за уже женатого богача, её положение было незавидным. Во-первых, она не распоряжалась имуществом, во-вторых, попадала полностью под контроль первой жены и могла рассчитывать только на содержание. Но многие были и этому рады — если молодость, здоровье и красота были единственным достоянием, а в голове сидит убеждение, что в этом мире никто не живёт вечно, и ночная кукушка дневную однажды перекукует. Кстати, у первой жены были целых три дня для того, чтобы после свадьбы поквитаться с соперницей. Запрещено было только применять оружие и убивать, а вот физиономию расцарапать или по двору таскать за патлы — это пожалуйста. Но только три дня. Дальше нужно как-то усообразиться и жить мирно.
Неравный брак с богатой женой был унизителен для мужчины. Весь профит — 1/9 от зерна, мяса и товаров, которое произвело домохозяйство, 1/18 от сыров и молочных продуктов, и те — в случае развода по вине жены. Цена чести мужа, даже когда осиротеет, всё-равно половина папашиной, а договоры домохозяйство заключало под цену чести жены, то бишь, её поручителей. Муж выступал как представитель жены в каждой сделке, но жена при этом присутствовала и подтверждала, что в теме и не возражает. Жениться при богатой жене муж не мог, а завести любовницу — только с особого разрешения жены, иначе развода не избежать. Если жена завела любовника, развестись было легко, только дальше что? Уходил опозоренный муж с крайне скромным приданным, в основном едой, напитками и шмотками. Теперь понимаете, на что так обиделась Медв в «Похищении быка из Куальнге?» Каким таким образом мог изгой Айлиль уровняться по достатку с ней в браке третьего рода? Получилось, она, дочь короля, за пару десятков лет нажила одиннадцать детей, а голодырый муж — целое богатство? Так не бывает. И то, что у неё уже есть ребёнок от изгнанника, Фергуса МакРойга, её не смущает, потому что условия брачного договора нельзя пересмотреть, и Айлиль должен молчать в тряпочку, улыбаться и махать флажком, раз не потребовал, чтобы жена прогнала любовника. А он какие-то предъявы делает, имуществом меряется, скотина такая, да ещё и шутки шутит. Сыновей жалко: выгонишь этого козла — потеряют право на наследство. Пришлось срочно идти в Улад на заработки за племенным быком, чтобы самоутвердиться после такого унижения.
Кто же, зачем и когда женился при таких законах? Наследственные землевладельцы женили сыновей на девицах своего круга, чтобы завести полезные связи, и как можно раньше. Знатные юноши постоянно находили себе приключения, и хотя бы один живой отпрыск мужского пола гарантировал преемственность крови, тем более, и по матери у него хорошее происхождение, не худородный. Кухулин, один из центральных персонажей Уладского цикла саг, женился в шестнадцать, а первый заход на сватовство сделал в четырнадцать. Его невеста, по текстам судя, было года на три старше, то есть, уже пересидела в девках, но у неё был скупой, тщеславный и переборчивый отец. Богатые держатели общинной земли в быту копировали наследственных землевладельцев. Их дети тоже женились рано.
Люди среднего достатка шли на такой ответственный шаг только после того, как получали наследство и видели, что обстоятельства складываются удачно: при переделе участок гарантирован даже с учётом расходов на выкуп невесты. До этого мужчина обходился временными союзами (на год и один день) либо и вовсе заводил подружку. Это уже зрелый человек, ему под тридцать, и его интересует не девочка-колокольчик, а молодая женщина, которая умеет вести хозяйство. Скорее всего, ей за двадцать, и она уже родила пару детей, которые живут с их отцами. У неё есть приданное, она не боится работы, и ей тесно в доме отца — потому она и прошла через временный брак. Может, эта жена и не будет последней, но многожёнство — удел богатых, у боире одномоментно только одна супруга.
Бесприданниц брали в жёны по-настоящему богатые люди, которых совсем не интересовала материальная сторона вопроса. Обычно такому мужчине никто возражать не посмеет. Это человек зрелый, знающий цену жизни и считающий, что за свои труды и беспорочную репутацию заслужил немного земных радостей. Он вдов, разведен, либо уже женат, но жена ему надоела. Возраст невесты его не волнует, только её кондиции и прочие достоинства.
И, наконец, неимущие мужья богатых жён. Тут всё, как с женщинами-воинами: скорее всего, наша героиня - наследница человека, у которого нет сыновей. У неё слишком много имущества, чтобы так уж легко было найти холостого хозяина равного достатка, а смысла искать счастья с женатым богачом и терпеть фокусы его первой жены вовсе никакого. Зато у неё наверняка есть двоюродный брат, сын родного дяди, и дядя проел сыну плешь о том, что нужно снова собрать наследство деда в одни руки, и для этого потерпеть не стыдно, зато дети будут как в масле сыр кататься. Двоюродный брат — близкий человек, не обидит и не будет приворовывать, как Айлиль, муж Медв.
Из схемы улетучились дети. А дети и брак — параллельные миры: Ирландия даже в христианские времена долго ещё не знала майората и прочих прелестей европейского семейного права. Для того, чтобы завести детей, жениться было не обязательно, достаточно сойтись с какой-нибудь женщиной на некоторое время, а то и ещё проще: довольно, чтобы она на мужчину указала и привела свидетелей их свидания. Дети - члены рода отца, и ими распоряжается глава его дэривине. Как скажет, так и будет: станут растить или отнесут на кладбище перекрёсток или отправят по водам. Если гость провёл ночь с дочерью, женой или внучкой хозяина, и был зачат ребёнок, такой подарок тоже записывали на счёт хозяина, не гостя. Так что, брак по-ирландски в те времена — сугубо о хлебе насущном и о том, как нажить добра побольше, чтобы дом — полная чаша, всех занять делом и обеспечить заработком.