1894 год
«Ротов-на-Дону. Жена казака Аксайской станицы, Анна Проценкова, обвинила на днях казака Старочеркасской станицы, Николая Лещенкова, в растрате двух кур и корзины с картофелем. Из объяснения обвиняемого и свидетельских показаний выяснилось следующее. В марте настоящего года обвиняемый ехал с отцом своим из города Ростова-на-Дону в Старочеркасскую станицу. Дорогой, близ города Нахичевани, Проценкова попросила его подвезти ее до Аксайской станицы. У нее были куры и картофель в корзине. Проезжая Нахичевань, они заезжали по пути в каждый кабак, где их угощала водкой обвинительница и напоила обвиняемого до такой степени, что последний не помнит, как потерял, не доезжая Ольгинской станицы, своего «родителя». Мировой судья, найдя обвинение недоказанным, Лещенкова оправдал».
«Таганрог. 13-го августа, утром, обнаружен взлом кружки, выставленной для сбора пожертвований на возобновление местного соборного храма, на решетке ограды против северных дверей. Подозрение в этом преступлении пало на сына почетного гражданина Бондаренко, известного полиции по разным неблаговидным проделкам. В квартире Бондаренко найдено долото со следами краски на конце, совершенно тождественной с краской на кружке».
«Таганрог. В виду часто повторяющихся случаев мошенничества в различных видах, по отношению к пришлым рабочим, и краж среди них, местной полицией были предприняты особые меры, благодаря которым задержаны трое мазуриков, отнявших у возвращавшегося с заработков Антона Белай вещи и 135 рублей денег. В ночь на 13-е августа на Выгонной площади какой-то злоумышленник подошел к кучке спящих рабочих, ударил одного из них, Балабанова, по голове каким-то тяжелым орудием, и когда на крик потерпевшего проснулись остальные рабочие, он воспользовался суматохой, схватил сумку и скрылся. Балабанов отправлен в больницу». (Приазовский край. 211 от 17.08.1894 г.).
1895 год
«Ростов-на-Дону. Значительное неудобство представляет из себя то, что у нас в городе не имеется надписей улиц. Во многих глухих городишках на любом угле можно встретить дощечки с названиями улиц, а в таком большом городе, как Ростов, это прямо необходимо, тем более что затраты на такие дощечки, которые большей частью делаются из кровельного железа, незначительны. Нам приходилось встречать таких аборигенов города, которые, проживая весь свой век на одной улице, не знают названия ее. При таких условиях найти нужную вам улицу – дело весьма нелегкое».
«Ростов-на-Дону. В ночь на 14-е августа казак Павел Камецов откусил нижнюю губу у крестьянина Трофима Максимова». (Приазовский край. 212 от 17.08.1895 г.).
1897 год
«Область войска Донского. Было это очень давно. Жил я тогда в одном маленьком провинциальном городишке. Рядом с двором моей квартирной хозяйки ютилась трехоконная старенькая, невзрачная хатенка, давно уже покосившаяся на бок, с прогнившею местами тесовой крышей, с подслеповатыми оконцами на улицу, затворяющимися какими-то изуродованными, кособокими ставнями, выкрашенными, как и вся хатка, «желтой глинкой». Владел «подворьем» некий мещанин. Хозяин был такой же невзрачный на вид субъект, как и его владения – ходил в рваной засаленной чуйке и таком же картузе, любил частенько впить и не раз возвращался домой после ночевки в различных «участках». С женой он постоянно ругался, и часто по вечерам мне приходилось слышать его пьяное сердитое бормотание и визгливые женские крики, принадлежавшие его подруге жизни. Сосед мой был какой-то странный человек: пессимистически смотрел на мир и окружающих людей, часто любил проповедовать, что теперь все пошло навыворот, и упрекал все, в том числе и жену, за то, что «нынче не по закону делают», а под веселую руку любил также вспоминать старину и частенько хриплым голосом распевал разухабистые фабричные песни. Иногда он пропадал на целые дни и, возвращаясь поздно вечером, говорил всем, что был «на работе». Что он работал и сколько зарабатывал – оставалось тайной. Но, вот, однажды, вместо чуйки и засаленного картуза-блина, на нем вдруг появился «спинжак» и шляпа, купленная, вероятно, на толкучке.
Был праздник. Он, по обыкновению, сильно выпил, тем не менее обрядился в обновки и вышел на улицу. Не заною, как случилось, но скоро около моей квартиры послышались подозрительно-громкие разговоры; начинался, очевидно, скандал. Оказалось, что моего соседа уже тянули в участок. Но – странное дело! Он, всегда покорный велениям блюстителей порядка, на этот раз был сильно возбужден и обнаруживал твердое намерение сопротивляться до последней степени.
- Какое ты имеешь право тащить меня? – кричал он на городового. – Я, ведь, не кто-нибудь: приличный человек, домовладелец… Разве есть такая конструкция, чтобы благородных людей из своего дома в участки таскать?
- Пойдем, пойдем, там разберут!
- Нет, ты подай конструкцию! Подай ее! – гремел сосед, отчаянно вырываясь из дюжих полицейских рук.
Таковы были результаты его несчётной обновки. Этот, в сущности, простой и боязливый человек, весьма скептически относившийся ко всякой «внешности» и любил вышучивать «господ»: «Чудак, а барин, - говорил он. – Без сапог, а в шляпе», или «Попа и в рогоже видно» - теперь, нарядившись в «спинжак» и котелок, не мог мириться с мыслью, что он не «барин». Форма окончательно побеждала содержание. (Статья не полная). (Приазовский край. 216 от 17.08.1897 г.).
1899 год
«Ростов-на-Дону. 14-го августа нам пришлось наблюдать следующую возмутительную сцену. Перед одним из домов на Никольской улице остановился извозчик с пассажиркой. Последняя начала расплачиваться с ним, причем произошло между ними пререкание из-за размера платы. Тогда извозчик, недолго думая, схвати кнут и хлестнул им пассажирку. Бедная женщина с криком бросилась от него прочь. Присутствовавшие при этой возмутительной сцене свидетели бросились к извозчику, и последнему, вероятно, пришлось бы очень плохо, если бы вовремя не подоспела полиция, которая и отправила его в участок. В участке извозчик держал себя в высшей степени дерзко и, в полном смысле слова, лез в драку. Дело будет передано мировому судье».
«Ростовский округ. Из всех волостных старшин Ростовского округа наибольшей популярностью, несомненно, пользуется бывший старшина Васильево-Петровской волости, М. Ч., фамилия которого фигурирует в последнее время чуть ли ни в каждом заседании окружного по крестьянским делам присутствия. В последний раз в заседании этого присутствия речь шла о приговоре волостного схода Васильево-Петровской волости, которым М. Ч. прощаются растраченные им в бытность его волостным старшиной общественные деньги в сумме 239 рублей. М. Ч. за указанную растрату привлекается к ответственности, что, само собой, не в его интересах и от чего он старается отделаться всеми способами. Но ему в этом направлении не везет. Приговор волостного схода о прощении, казавшийся бывшему «начальнику» очень могущественным оружием, окружным по крестьянским делам присутствием был признан неправильным, так как составлен был при недостаточном количестве выборных, а, кроме того, рассмотрение на волостном сходе вопросов, подобных приведенному выше, законом не допускается без особого разрешения крестьянского присутствия. За неправильные же действия теперешний старшина Васильево-Петровской волости получил выговор».
«Александровск-Грушевский. «Золотая» лихорадка для наших городов прошла, надо полагать безвозвратно. Угольная промышленность неуклонно капитализируется в руках крупных предпринимателей, которым и дает солидные барыши; мелкие же или закрывают свои «лавочки», или перебиваются с хлеба на квас. Хлебные ссыпки, когда-то обогатившие наших купцов-спекулянтов, не особенно церемонящихся с применением в жизни таких понятий, как «обмерить», «обвесить» и «обсчитать» - в настоящее время дают скромные заработки. Торговцам скотом и лошадьми, по-простому «шебаям», осталось в утешенье вспоминать прошлые времена, когда на грушевском рынке на сто лошадей приходилось 99 добытых «неблаговидным способом», а из 100 съеденных бычьих туш – 90 «неизвестно кому принадлежавших» … Все это, повторяем прошло: жизнь течет однообразно, без толчков, без крупных крахов или неожиданных превращений из лапотника в господина в лакированных ботинках. А между тем, стремление к быстрому обогащению, унаследованное от своих отцов, крепко держится у грушевца. Он терпеливо ждет подходящего случая, чтобы сразу попасть, так сказать, «из грязи в князи». Но такие случаи повторяются очень редко, хотя искатели легкой наживы нет-нет да выплывают на поверхность. У нас недавно, например, появились искатели кладов. В 1897 году мы описали приключение одного чиновника и К°, разыскавших в недрах войсковых земель близ города Александровска-Грушевского спрятанные кем-то богатства. Ныне нам приходится отметить тождественный факт, но только при наличности других действующих лиц. Бухгалтер общественного управления, почетный гражданин Акентьев, местный торговец-мещанин Малин, мещанин Дмитрий Прощенко, его служащий Петр Иванов и еще два человека, личности которых пока остаются неизвестными, составили тайную компанию для розыска кладов, сокрытых, по мнению их руководителя Малина, в курганах, которых во множестве разбросаны по окрестностях города. В одну знаменательную для него ночь, после сытого ужина, лежал он со своей старухой и в ожидании сна рассуждал о том, как бы хорошо было бы вдруг разбогатеть. Сон захватил стариков на самом интересном месте, так что господин Малин и не заметил, как очутился за бывшей станицей (название неразборчиво) в юрте Новочеркасской станицы, на возвышенном месте, и пред ним предстал старый-престарый дед, гораздо на вид старше Малина. И обратился дед к Малину с такой речью: «Вот что, голубчик Николай Иванович, довольно уже тебе скучать в лавочке, поджидая грошовых покупателей. Человек ты богобоязненный, за буйство или иное безобразие полицией не привлекался, а прожил жизнь свою довольно-таки бестолково, благодаря Новочеркасскому станичному правлению, все время тормозившему тебе выработку угля в юрте станицы. Мне хорошо известно, что затеянный тобою суд со станицей ты не успеешь закончить при жизни, а труды, тобою понесенные, требуют награды. И я тебя награжу. Я – здешний старожил и вот уже шесть столетий охраняю заповедные клады, сокрытые в недрах этих многочисленных курганов. Срок заповеди прошел. Возьми эту грамоту и план расположения кладов, выбери подходящих помощников себе и… копай. Сумеешь, будешь обладателем несметных богатств. Прощай».
Николай Иванович протянул было руку, чтобы удержать старика, но на его месте стоял большой, вросший на половину в землю камень, а у основания последнего сквозь щель в земле светился огонек. Заглянул он в щель и ахнул: на глубине 2 – 3 аршина стояли огромные кувшины, до верху наполненные золотом. Больше ничего не успел рассмотреть Николай Иванович – ему помешала старуха: он так громко ахнул и вцепился ей в руку, что старуха проснулась и разбудила старика. Старик, облитый потом, с блуждающими глазами, дрожал, как осиновый лист…
Этот вещий сон бесповоротно решил судьбу Николая Ивановича – он сделался кладоискателем. Найти подходящих компаньонов, которые были бы способны сохранить секрет, было не трудно, и Николай Иванович, пригласив вышесказанных лиц, заранее предвкушал приятное удовольствие быть архимиллионером. Но в начале дела встретилось одно немаловажное затруднение: грамоту и план раскопок Николай Иванович, пробужденный в ту знаменательную ночь, никак не мог разыскать, хотя ясно помнил, как дед, прощаясь, сунул их ему в правую руку. Но это, однако, не обескуражило старика: он хорошо запомнил возвышенную площадь, густо усеянную маленькими курганчиками, на которой он встретился с добрым гением – хранителем кладов. Его главный компаньон Михаил Андреевич Акентьев оказался самым подходящим лицом для археологических изысканий, так как он не раз занимался этим делом по должности бухгалтера общественного управления, раскапывая, по требованию начальства, ту или иную диковинку.
Нечего и говорить, что работа с самого начала была обставлена строжайшей тайной. Несколько дней тому назад в глубокую балку, недалеко от места раскопок, были свезены все необходимые для раскопок инструменты: лопаты, кирки, веревки, молоты, мешки для денег и драгоценных вещей, «щуп» и прочее. В этой балке произошло последнее, так сказать, генеральное обсуждение плана предполагаемых раскопок, а с заходом солнца за ближайшую возвышенность шесть преисполненных розовыми надеждами мужей, как тати в полунощи, неслышно ползли на четвереньках по отлогой покатости к месту кладохранилищ. Впереди всех полз Николай Иванович, без шапки, с лопатой и «щупом» в руках. Луна ярко светила, и лучи ее отражались на лысой маковке почтенного кладоискателя… Короче – картина получилась довольно оригинальная.
Вот уже три ночи компания усердно работает, выворачивая огромные камни. Начато уже несколько холмов; в одном из них докопались до костей покойника, по-видимому, давно уже обитавшему во блаженном успении, ибо кости почти разложились. С костями, понятно, не церемонились, как не имеющими никакой ценности: череп разбили лопатой, кости взломали и разбросали, а денег и ценных предметов, к огорчению своему, не нашли. Но первая неудача людей энергичных и заблаговременно уверенных в победе не обескураживает, а лишь сильнее подвигает на дальнейшие подвиги. И компания копает, копает и копает; одно только ее беспокоит – отсутствие разрешения на право раскопок, о котором они, ослепленные призраком обогащения, совершенно позабыли». (Приазовский край. 215 от 17.08.1899 г.).