Загремела легко - переболев ангиной. От высокой температуры и вируса произошло воспаление в уязвимой части тела, где у меня сидели скрытые проблемы. Я о них ни слухом, ни духом, а они были. Вот и поднялась опять температура под 39, хотя и суток не прошло после моей радости оттого, что ангина отступила.
Проблема вырисовалась в очень интересном и неудобном месте, в районе копчика, простите, но как есть. Там меня и резали экстренно, удаляли гной. Через день оказалось, что недорезали. Снова на операционный стол, а точнее на специальное кресло, похожее на гинекологическое. Оба раза вводили в наркоз. Но расскажу немного более подробно.
Проснувшись в пять утра от сильных болей и температуры, я поняла, что в этот раз легко не отделаюсь и вызвала скорую. Фельдшер скорой помощи оказалась очень милой, по-матерински доброй женщиной. Она сразу определила диагноз. У неё приятный южный акцент и способность сразу становиться для человека другом. Знаете, такие заболтают любого, обволокут заботой. Она была ласковой со мной, как с ребёнком. Она приехала с помощником, молодым пареньком, который всегда смущённо улыбался. Наверное, совсем новичок.
В приёмном отделении движуха, должно быть, не прекращается никогда. Идёт непрерывный оток больных, которых нужно первично осмотреть, оформить и подобрать отделение для госпитализации. Осматривают больных врачи, а рядом с ними их аспиранты, которые внимают каждому слову своего маэстро и смотрят на него, разинув рот, как галчата. Эти-то аспиранты вместе с врачом и осматривали мою интересную проблему, а я сгорала от стыда и чуть не плакала, ну надо же приключиться со мной такой бяке.
Послали меня в отделение хирургии, а там люди в коридоре лежат, мест в палатах нет. Представьте, у человека куча трубок из живота после операции, на полу мешки со стекающей в них жидкостью (у некоторых по 5-6 трубок с мешками), а они лежат в тесном проходном коридоре... Очень жалко их.
Мне сказали, что есть места в платных двухместных палатах. Ну я зашла, посмотрела расценки в той, где лежала женщина (их всего две, во второй мужчина). Если честно, я сначала не поняла, что лежачая женщина очень плоха, она была вся в трубках и чуть пристанывала... Просто мне совсем не улыбалось лежать в коридоре с раной на таком интересном месте, и чтобы мне её осматривали при проходящих мимо мужчинах тоже не представлялось забавным. И я согласилась на эту палату. Сутки 2500.
Все необходимое есть, даже большой телевизор со смарт-тв, который никто не может настроить 😅
Я всегда боялась наркоза. Никогда не делала и от операций Бог миловал. Помощница анестезиолога попалась очень неприятная особа, она мне хамила, была груба, когда вводила катетор, а когда расспрашивала об операциях и беременностях так саркастично и косо переспросила : "что? Не было абортов? Да неужели, а?" Мне стало очень неприятно, откуда такое пренебрежение к людям. Тем более я от страха сидела как мышь.
А вот сам анастезиолог был спокойным и интеллигентным мужчиной лет 35-ти. Он вывел меня из наркоза сразу же после операции, я вообще не ощутила последствий, никаких отходняков. Не знаю, может он дополнительно вколол что-то, но я услышала : "Аня, просыпайся, давай". И сразу ясное сознание. Только я очнулась и почему-то начала реветь беспричинно))
Мою рану не зашивали, оказывается в таких случаях не накладывают швы - это называется дренажная рана, открытая, чтобы остатки гноя выходили.
Привезли меня в палату, а там эта бедная, замученная болью женщина. Она бредила от сильных обезбаливающих, постоянно была под ними. Меня удивило, что она достаточно молода (лет 45, очень ухоженная и с умным, даже благородным лицом) и на руках у неё свежий маникюр голубого цвета. Женщина лежала без одежды, прикрытая одной простынью, и простынь эта постоянно соскальзывала с её груди. Я невольно видела, что одной груди у неё нет, только большой рваный шрам уже не свежий, побелевший.
- Не надо... Не надо... Я не хочу... Женя! Женя, мы уходим отсюда... Женечка, ты где... Господи, как же мне больно, почему так больно...
Меня она и не замечала толком, иногда что-то проскальзывало. Было очень жаль её. Я не понимала что с ней могло случиться так быстро и непоправимо. Она умирающей была. Сестра-хозяйка заходила к ней и обращалась очень ласково, называла Светочкой, девочкой.
- Я же тебя люблю. Ты знаешь, знаешь, что я сильно тебя люблю. Не надо прощаться, может ты ещё и выживешь, Светочка, может походишь ножками, моя хорошая. А давай я тебе батюшку вызову, пусть он тебя причастит. Со спокойной душой будешь... Вызвать, Светочка?
Так я и поняла, что Свете недолго осталось.
К вечеру пришёл батюшка. Я отвернулась к стене, чтобы не смущать никого, да и болел разрез сильно. Не знаю, заметила ли его присутствие Света... Ночью к ней постоянно подходили медсестры, что-то кололи, перекалывали, меняли, ругали её, что ворочается и дёргает в агонии трубки. Одна из медсестёр была прям грубой. Она требовала от ничего не соображающей Светы, которая была где-то далеко внутри себя, требовала выполнения её приказаний, сердилась, что та ничего не понимает. А человеку больно, очень больно, ей уже ни до чего. И в какой-то момент медсестра спросила требовательно, я прям опешила:
- Вы что работали здесь раньше? Кем вы были? Санитаркой? Медсестрой? А?
Но Света ничего не могла ей ответить. А с пяти утра она стала очень громко и глубоко дышать, высоко вздымалась её грудная клетка. При каждом выдохе Света стонала. И так три часа подряд. Признаюсь, я до того устала от этих звуков, что хотела уже просить, чтобы меня в коридор выселили, лучше там лежать, чем смотреть на эти невыносимые страдания и знать, что ничем не можешь помочь.
Я что-то читала в телефоне увлечённо и не сразу поняла, что Света странно забулькала горлом. Тихо, негромко. Я не поняла. И тут я посмотрела на неё. И она затихла. Я испугалась! Потом Света задышала один вдох, второй... И опять бульк... И всё. Замерла.
Я нажала кнопку вызова медсестры. Я не испытывала вообще никаких эмоций, просто холодный ступор. Пришла та злая медсестра с ночи.
- Она дышать перестала!
- О, Господи! Да вы что!
Медсестра в ужасе посмотрела на пациентку, не подходя близко. Она испугалась.
- Да вы проверьте, я же не понимаю! - попросила я.
Медсестра посмотрела на меня взглядом олигофрена и выбежала из палаты...
Через минуту она пришла с другими. Я всё твердила- проверьте, проверьте, может она жива! Но кто-то сказал:
- Снимайте капельницы. Шура, собери с пола мешки, на кровать закинь. Вывозим её.
- Может накрыть?
- Накрой.
И та медсестра, что спрашивала, очень грубо накинула на лицо Светы одело, как на мусор накинула. А ведь Света ещё минуту назад была жива... И они знали её лично, они были сотрудниками, и как-то холодно ко всему отнеслись. Это было в 8 утра. И больше я никогда не видела Свету. Я осталась в палате одна.
Ближе к вечеру у меня мыла полы санитарка. Это худенькая, робкая, ласковая женщина лет 65-ти, очень уставшая. Мне показалась, что в её жизни было много бед и хорошего мало. Но сама она была хорошей. Мы немножко сдружились. Она грустно посмотрела на кровать Светы.
- Вот... Видишь как...
- Ага... На моих глазах... У меня впервые такое.
- Спать не страшно будет?
- Нет, - ответила я, - даже не думаю об этом. Она теперь далеко. Отмучалась, бедная, она так сильно страдала.
Санитарка моему ответу удивилась.
- А я знаешь как боялась... Когда муж мой того... Ночами со светом лежала.
- Не знаю, не страшно мне, хотя впечатление неизгладимое. Очень жалко её было, когда она мучилась. Я так поняла, она была безнадёжна... Сколько же можно было страдать, у меня сердце рвало от неё стонов и сказанных в агонии слов. А вы её знали? Она здесь работала?
- Да, да, Света была одним из наших хирургов. Хорошая была, но строгая. Онкология у нее - сначала грудь, а потом множество метастаз в живот... Жалко. Поэтому и положили её сюда, как свою, чтобы лучше присматривать, здесь-то у нас все гнойные больные.
Подробности я расспрашивать не стала. Поздно вечером на меня накатило, как-то встала перед глазами эта Светлана и такая тоска взяла и жалость, что проревелась я. Больше ко мне никого не подселяли.
На утро третьего дня мне стало хуже да и температура не спадала. Я пожаловалась врачу. Он повел меня в перевязочную, затем пришёл завотделением. Разложив меня на этом кресле, они выяснили, что воспаление пошло дальше, надо дорезать. Сначала хотели оперировать под местным обезбаливающим, потому что анестезиолог не хотел приходить по такой ерунде. Вкололи местно, но мне всё рано было очень больно. В общем пришёл анастезиолог через полчаса весь такой недовольный, сказал, что у него семь операций одна за одной, давайте быстрее. Это был другой, более возрастной мужчина. А я лежу переживаю, что слишком много наркозов, не опасно ли... И я тихонько спрашиваю у своего хирурга, пока анастезиолог отошёл к окну.
- Скажите, не страшно что так часто проводятся наркозы? Через день? Я же проснусь?
- Конечно проснетесь, всё хорошо будет! - по-доброму ответил врач, а анастезиолог услышал. Он прям взъелся.
- Что за вопросы такие?! Это очень плохие вопросы и мысли! Проснетесь вы - только сами. Глюки половите, ничего страшного, хоть развлечетесь. Буду я тут каждого из наркоза выводить, и так работы полно, сами очухаются.
- Злой вы сегодня, Павел Григорыч, - заметил мой хирург.
- Жизнь такая.
- Начинаем?
- Всё готово?
- Да.
- Коля, вкалывай восемьдесят, - приказал анастезиолог своему помощнику, милому и аккуратному медбрату, - какой вес у вас? - спросил уже у меня. Медбрат тем временем ввёл шприц в катетер и начал вливать препарат.
- 55, - отвечаю.
- 75?
- 55! - повторяю я обиженно. Неужели похоже что у меня 75?
Мальчик-медбрат уточняет:
- Так что? Восемьдесят?
Анастезиолог задумчиво причмокивает губами.
- Давай пока семьдесят. Так, девушка! Голову набок, дышите ртом! Ртом! Сейчас вас закружит, но продолжайте дышать ртом!
- Я вам тут, вы видели, шовчик в прошлый раз сделал, чтобы... - начал говорить мне, как хвастать, хирург и я отключилась.
Последующее было ужасно. Я думала что умерла. Квадраты, трубы... Как в матрице. И я не могу из них выбраться. Понимаю, что говорю вслух все мои мысли , а это был тот ещё бред. Очень удивилась сама от себя. Почти всё запомнила.
"Господи, я так тебя люблю, пожалуйста, не забирай меня. Нет, я не против, но только попозже, когда вырастут дети... Я не могу их оставить... Они же в детдом без меня... Я их так люблю, моих девочек... Они не должны попасть в детдом..."
"Почему столько несчастных людей? Я так люблю всех, так хочу помочь, но я не могу помочь всем, мне очень стыдно за это, но у меня дети, я должна в первую очередь думать о них... Прости меня за это, Господи."
"Как мне выбраться? Как прекратить эти квадраты? Стена. Стена? Я чувствую стену... - тут у меня появляется хоть какое то зрение, очень размытое, и я начинаю хвататься за стену.
Казалось, я несу бред бесконечно. И всё переживаю за детей и параллельно за спасение мира, читаю молитвы как по написанному (в трезвом уме так не повторю). Как вы поняли, я поймала жестокую панику. Как же мне было страшно... И вот я размыто вижу , что на стене прорисовалась кнопка вызова медсестры. Жму её, не задумываясь. На всё отделение начинается звон.
- Девушка, что у вас случилось? - голос медсестры.
Я не могу её видеть. Вообще не могу. Я даже не понимаю как открывается мой рот.
- Скажите, я умерла или брежу? - простанываю я.
У медсестры голос дрогнул:
- Вы живы, всё хорошо, это от наркоза.
- Девушка, девушка, знаете, вы такая красивая... - зачем-то говорю я, хотя не вижу её. Но для меня все добрые - красивые.
- Спасибо...
Начинаю искать её руку, она даёт.
- Девушка, мне нельзя умирать, вы понимаете? У меня дети, у них кроме меня никого нет... Они не должны попасть в детдом... Я так люблю моих девочек...
- Хорошо, хорошо, не переживайте, вы скоро поправитесь...
Потом стало отпускать, но это чувство полнейшей паники... Я поразилась тому, насколько сильна в моём подсознании ответственность за детей! И любовь к ним! Ведь я так устаю с ними, это не просто когда всё только на тебе одной, порой накатывает такая апатия... А вот как люблю их, только о них и думала в неконтролируемом состоянии сознания.
Лежать мне можно только на боку и я до конца дня пролежала с болями. Ночью меня немножко поглючило, наверное перенервничала плюс последствия наркоза - показалось несколько раз, что на соседней кровати простонала Света. Но сегодня уже всё хорошо, я отошла. Чувствую себя более-менее.
Днём заходила вымыть полы моя санитарка, мы разговорились и она сказала, что сегодня последний день, завтра начинаются у неё выходные. Она работает по 15 суток. А я хотела перед выпиской подарить ей коробочку рафаэлок, зацепила она меня своей простотой, да и работа у неё тяжёлая, грязная, неблагодарная.
И я подарила сегодня. Я не ожидала, что это настолько её тронет, я как-то привыкла всех благодарить. А она даже расплакалась, руки задрожали, прислонила швабру к стене.
- Спасибо вам, спасибо, мне так приятно.
- Это вам спасибо, убираете за нами, всё моете, утки выносите, сливаете эти жидкости из пакетов... Адский труд. Целый день бегаете, я же вижу.
- Спасибо, спасибо, знаете, мне никто никогда даже спасибо не сказал, и никогда ничего не дарили... Да ещё и такие дорогие конфеты.
Она взглянула на меня и покачала головой - мол, слишком дорогие для такой, как она, купила.
- Да что вы, мне не жалко.
Она вышла, отнесла куда-то конфеты, хотела успокоиться. Вернулась.
- А как вас зовут?
- Аня.
- И в крещении также, да?
Я кивнула.
- Я в церкви как буду, впишу вас, впишу... И помолюсь, чтобы всё хорошо у вас было.
- Ну что вы, это просто маленькая благодарность!
- Нет, вы знаете, мне никто конфет не дарил... Вот так, жизнь прожила, работала, работала, а... А! - она опять сильно заплакала, а я её успокаивала.
- Вы меня так растрогали, так растрогали!
А я уже сама еле слезы сдерживаю.
- Вот пятнадцать дней подряд работаю и не то что слово "спасибо", нет, ещё и претензии какие-то... А я знаете сколько за прошлый месяц получила? 29 тысяч. Вот так!
И она плачет, плачет, и всё благодарит меня, а мне так жалко её, и так неудобно, ведь это всего лишь конфеты, я не ожидала такой бурной реакции. Она начала мыть полы в коридоре, а лежу и слушаю как громко она всхлипывает, не может успокоиться. Вот так я расстроила человека, подняла в нём бурю коробкой конфет.
Ну, друзья мои, надеюсь сюрпризов больше не будет и в понедельник я выпишусь! Так надоело здесь быть! Последний рассказ я дописывала здесь между наркозами и приступами боли, лёжа на одном боку и с телефона. Вы меня за него заслуженно обругали. Плохим вышел. Вообще-то он задумывался другим немного и начала я его писать ещё в трезвом уме, но здесь мне очень тяжело думается, плюс с телефона крайне неудобно. Вообще переживаю о том, что наркоз повлиял на мою способность составлять предложения. Надеюсь восстановлю свои прежние навыки. Я бы конечно тот рассказ и не дописывала в таком состоянии, но на дзене нельзя делать большие перерывы, иначе канал падает в яму, из которой выбираться потом месяца два. И он уже падает. А это моё детище и я его люблю)))
Ох, как же мне надоело болеть в этом месяце... А мне сказали, что надо делать ещё одну операцию, более серьёзную, после восстановления от этой...
Будьте здоровы! Всех целую и обнимаю! 🩷🩵🩷
P. S. С детьми моими всё хорошо, с ними или моя подруга находится, или приходящая няня. Младшая в садик ходит, а старшая уже большая, ей присмотр особый не нужен))