Прощание с Верой прошло холодным зимним утром. Свинцовые тучи висели низко над городом, будто собираясь обрушить на него всю тяжесть своей скорби. Анна стояла в сторонке, чувствуя, как морозный ветер пронизывает её до костей.
Она смотрела на всё происходящее словно из-за толстого стекла, и внутри неё разливалась тягучая пустота, лишённая утешения. Но что-то ещё терзало её — мысль о том, что сейчас, в этот самый момент, в нескольких километрах отсюда, в детском доме на другом конце города, её маленькая племянница, возможно, сидит в тишине и ждёт. Ждёт того, чего она ещё не может понять. Ждёт тепла, которого больше никогда не даст её мама.
Когда все формальности были соблюдены, Анна направилась к машине, чувствуя, как решимость наполняет её усталое тело. Анна знала, что должна быть рядом с Машей, что долгий путь, который она вот-вот начнёт, не терпит отлагательств.
Она села за руль и, сжав пальцы на холодном кожаном руле, отправилась в детский дом. Машины вокруг казались ей нереальными, словно существующими в каком-то другом измерении. Снег шёл всё сильнее, укрывая город белым покрывалом, как память укрывает боль.
У дверей детского дома Анну встретила воспитательница, та самая, что звонила ей накануне и рассказывала о Маше, о том, как девочка переживает. Женщина повела её через длинный коридор, по которому доносились детские голоса. Анна чувствовала, как её охватывает волнение.
— Маша здесь, — тихо сказала воспитательница, останавливаясь перед деревянной дверью. — Она знает, что её мамы больше нет, но пока что не задаёт вопросов. В этом возрасте дети ещё не могут осознать всего.
Анна кивнула и, собравшись с духом, вошла в комнату. Маша сидела на полу, окружённая игрушками, и сосредоточенно рисовала что-то на листке бумаги. Её длинные волосы падали на лицо, скрывая выражение глаз. Анна замерла на пороге, ощущая, как её сердце сжимается. Маша казалась такой маленькой и беззащитной, словно тоненькая веточка под тяжестью снега.
— Привет, Машенька, — негромко позвала Анна.
Девочка подняла голову. Её глаза были большими и серьёзными, в них не было слёз, только безмолвный вопрос. В этот момент Анна почувствовала, что все слова, которые она готовила, остались где-то далеко. Она просто подошла ближе, села на корточки рядом и осторожно обняла Машу, как будто боялась нарушить её хрупкость.
— Мы поедем домой, — прошептала она. — Ты теперь будешь жить со мной. Я твоя тётя, и я о тебе позабочусь.
Маша не ответила, но крепче прижалась к Анне, её маленькие пальцы сжали край пальто. Анна почувствовала, как её собственные слёзы текут по щекам, и не стала их сдерживать.
Она знала, что впереди их ждут трудности, что Маша будет тосковать по маме, что ночи будут полны слёз. Но она также понимала, что приложит все усилия, чтобы стать для девочки тем, что навсегда исчезло вместе с Верой в этой холодной земле.
Когда они добрались до дома, Анна заметила, как Маша поёжилась, переступая порог. Квартира встретила их тишиной, нарушаемой только звуками шагов и шорохом зимнего ветра за окнами.
Анна сняла с Маши пальто, усадила её на диван и пошла на кухню. Она поставила чайник, а затем достала из шкафа шерстяной плед и зажгла свечи. Тепло разлилось по комнате, когда Анна завернула Машу в плед и поставила перед ней чашку с тёплым чаем.
Они сидели рядом, глядя в окно на падающий снег, и Анна чувствовала, как постепенно пустота отступает, уступая место чему-то новому. Память о Вере жила в них обеих, и эта память станет связующей нитью, ведущей их через этот тёмный лес боли и утраты, пока на горизонте не появится свет. Они ещё не знали, через что им предстоит пройти...