1893 год
«Поселок Синявский. Печальное явление, часто наблюдаемое в деревнях – всевозможные проходимцы, именующие себя без всякого на то права «адвокатами» - явление, о котором уже не раз говорилось в печати, особенно часто встречаются в последнее время. Без всякого образования, но, по местному народному выражению, «выгавкавшись», господа эти, не находя себе, по весьма понятным причинам, занятий в городе, избирают ареной для своей подпольной деятельности деревню, как наиболее подходящее место, где вполне и, к сожалению, в большинстве случаев безнаказанно развертываются их «таланты». Для того, чтобы зашибить лишний полтинник, такие «адвокаты» ни перед чем не остановятся: совать свой нос в семью, вывести на свет Божий такие вещи, которые до них и ни до кого не касаются, раздуть в уголовное дело незначительную домашнюю ссору, сделать смертельными врагами из-за пустяка двух мирных доселе шивших соседей – для них самое подходящее дело. Такие господа, убеждающие по толстой книге, что, мол, «обработаем в лучшем виде», тычущие пальцем перед безграмотным селянином в непонятные для последних и верные для них обоих «параграфы и статьи», кажутся простодушным, наивным жителям деревни непогрешимым оракулом и кладезем всяческой мудрости. Несколько месяцев назад у нас объявился такой «адвокат». Из биографических данных известно пока, что зовут его Ильей Харитоновым, что до службы в полку он занимался приготовлением «гималайского кофе», во время пребывания в полку шил сапоги, а ныне, волею судеб и своею собственной превратился в «адвоката». До сих пор за свои «подвиги» на поприще адвокатуры он получал сильно практикуемое в деревнях «возмездие», но теперь ему за таковое, вероятно, придется расплатиться более серьезным образом. Несколько времени тому назад до поселкового атамана Лукьянова дошло, что Харитонов, занимаясь адвокатурой, волнует в то же время иногородних жителей-мужиков, убеждая их в том, что требуемую с них властью посаженную плату они не должны платить, так как требование это якобы не законно. Насколько верно было это донесение – точно неизвестно, но в поселке действительно упорно циркулировал слух, что Харитонов будто бы убеждал мужиков не платить посаженную плату и брался, при помощи другого лица, вести их дела по этому предмету. В виду вышеизложенного, атаман Лукьянов и пригласил Харитонова для объяснения, но последний страшно обиделся и, вломившись в амбицию, захотел «доказать и показать». Для этого он написал заявление, попросту говоря, негодную кляузу и подал ее господину окружному начальнику. В заявлении этом или кляузе, Харитонов, возведя ряд глупейших небылиц на Лукьянова, довольно безграмотно распространяется о том, что «Лукьянов не имеет достаточного уважения ни к присутственному месту, где он находится, ни к просителям, ни к нему, Харитонову», плачется на то, что Лукьянов ведет против него, Харитонова агитацию (подлинные слова) и, в конце концов, просит для всего этого «суда компетентного». Для полноты дела добавлю, что Лукьянов за пятьдесят лет имеет георгиевский крест и был избираем один раз станичным, Елисаветовским, и несколько раз поселковым атаманом. Харитонов же молод, 30 лет, кроме приготовления «гималайского кофе», шитья сапог и занятий «адвокатурой» ни в чем хорошем не замечен. 23 августа заседателем пятого участка было произведено, по предписанию господина окружного начальника, дознание по этому делу при полном поселковом сходе. При дознании выяснилось, что атаман Лукьянов ни в каком случае не может быть обвинен в недостаточности уважения к присутственному месту и что возводимые на него Харитоновым прочие обвинения – клевета. Засим сход заявил заседателю, что Харитонов часто вторгается в интимную семейную жизнь, волнует иногородних, занимается без права адвокатурой и что он, вообще, личность вредная и нежелательная в их среде, и выразил желание об удалении Харитонова из поселка, о чем и был постановлен соответствующий протокол. И прекрасно. Не мешало бы, кроме всего этого, привлечь кляузника к судебной ответственности. Общество, раз в нем существуют Харитоновы и им подобные, должно оберегаться от вторжения господ туда, куда их не просят».
«Ростов-на-Дону. Вы, вероятно, прочитали в местной хронике о возмутительном и гнусном насилии над девочкой, совершенном в Нахичеванском лесу, каким-то «господином в шляпе». Мне кажется, что хроникер намеренно назвал преступника «господином в шляпе», полагая, что этого достаточно для характеристики преступника, и желая этим самым показать, что среди нас есть целые сотни таких субъектов, которые способны на такое преступление, и имя им – «господин в шляпе». Вы хотите видеть таких субъектов? Идите вечером в городской сад. У входа в него у фонтана стоит обыкновенно толпа саврасов «в шляпах». Если хватит у вас терпения и смелости, послушайте их циничные фразы и комплементы по адресу каждой проходящей женщины, взгляните на их физиономии, и вы убедитесь, что все они преступники, способные на грубое насилие, все они «господа в шляпах», вышедшие из Нахичеванского леса. Идите затем к театру. Там вы увидите ту же толпу «господ в шляпах», и услышите от них те же пошлые фразы, те же дерзости. Все они, если еще не совершили преступление, но не прочь его совершить. Прислушайтесь к их товарищеской беседе и вы услышите, как они бравируют своими эротическими похождениями, жертвоприношениями Венере, своими грязными подвигами. Такие пошляки «в шляпах» прежде других готовы бросить грязью в беззащитную женщину, словно они-то чище самой низкопробной кокотки. Они способны выдать имя ими же обманутой и опозоренной девушки.
Пока подобные саврасы терпимы в обществе, и общество, и закон снисходительно смотрят на их проделки, до тех пор много еще будет новых и новых жертв обмана, много опозоренных и девушек, и жен.
Понять нравственный уровень существующих и подрастающих пошляков очень трудно. Но не будем же равнодушны к такому злу, разъедающему все общество; будем казнить всех пошляков презрением; будем отвертываться от этих подонков общества и всеми силами содействовать судебной власти в деле открытия этих негодяев. Иначе, мы не застрахованы, что завтра наши жены и дочери сделаются жертвой «господ в шляпах», жертвой обмана и насилия. Энергичная борьба общества с этим злом тем более необходима, что оно быстро растет; уже и теперь порядочные женщины не могут безбоязненно проходить вечером по улицам; пошляки никому не дают пощады и прохода, и всех без разбору наделяют дерзкими фразами и предложениями. Где же женщине искать защиты, как не у самого общества. Я думаю, они вправе рассчитывать на общество и думать, что в нем есть порядочные мужчины, готовые всегда их защитить». (Приазовский край. 220 от 28.08.1893 г.).
1897 год
«Ротов-на-Дону. В воскресенье, 31-го августа, состоятся десятые в текущем году велосипедные гонки. В числе заездов будет один на звание «лучшего ездока Северного Кавказа», при дистанции в 7 ½ верст».
«Ростовский округ. На днях в с. Александровке Ростовского округа, разыгралась тяжелая драма. Около двух лет тому назад житель этого села крестьянин Кирсанов сошелся с бедной девушкой, круглой сиротой, Меланьей Каркалиной. По некоторым причинам брак их не мог состоятся, и молодые люди решили, не ожидая, пока изменятся к лучшему обстоятельства, вступить в сожительство. Жизнь их потекла обычным в крестьянской среде порядком, им пришлось много работать и частенько голодать. Кирсанов стал тяготиться такой жизнью и, наконец, чтобы найти выход из своего тяжелого положения, решил жениться на богатой девушке, некоей Куркиной, которая, как ему было известно, не прочь была выйти за него замуж. Не стесняясь своими обязательствами по отношению к Каркалиной, Кирсанов принялся ухаживать за Куркиной. Напрасно Каркалина умоляла своего возлюбленного прекратить свое волокитство – Кирсанов откровенно заявил, что он никогда не будет ее мужем и посоветовал ей лучше выкинуть эту дурь из «глупой бабьей головы». Такое признание глубоко возмутило Каркалину. И вот, в то время, когда в доме Куркина шли приготовления к сговору, Каркалина ворвалась в избу и произвела там дебош, а когда ее вытолкали во двор, то заперла наружные двери избы и подожгла дом, приговаривая: «Ну, после этого будите вы помнить меня и на том свете!» К счастью, пожар был вовремя замечен, и пировавшим в доме гостям удалось выбраться оттуда целыми и невредимыми». (Приазовский край. 227 от 28.08.1897 г.).
1899 год
«Ростов-на-Дону. Городской голова, посетив 23-го августа городские училища, воочию убедился, что некоторые заведующие училищами, несмотря на наступление времени приема учащихся, до сих пор не явились из каникулярного отпуска и что потому прием детей не начался. Найдя такое отношение учителей к исполнению своих обязанностей нежелательным, Е. Н. Хмельницкий обратился к инспектору начальных училищ с просьбой сделать распоряжение о том, чтобы на будущее время увольняемые в отпуск учителя возвращались в город не позже 15 августа».
«Ростов-на-Дону. Содержатель гостиницы Шелеметьев подал в городскую управу заявление, в котором просит разрешить ему открыть на Большой Садовой и другим улицам города, как это практикуется в некоторых западноевропейских городах, движение автоматических омнибусов, приводимых в движение керосиновыми и электрическими моторами. Городская управа передала заявление просителя на усмотрение финансовой комиссии».
«Гниловская станица. В Гниловской станице произошел на днях следующий факт. Компания подвыпивших молодых людей зашла в один из трактиров, где встретили братьев Евстратовых, только что получивших деньги за аренду своего имения и по этому случаю угощавших своих друзей. По уходу Евстратовых из кабака, компания отправилась вслед за ними, настигла их в пустынной части станицы и, избив самым жестоким образом, отняла у них все имевшиеся при них деньги».
«Ростовский округ. Из разных мест Ростовского округа получены известия об убытках, причиненных населению, пронесшейся 15-го августа сильной грозой. Между прочим, в с. Лихое ветром сорван был главный купол церкви, весивший не менее 300 пудов, и отброшен в сторону на расстояние более 6 саженей от церкви. Колокольня сдвинулась и обрушилась на главный отдел храма, где поврежден от падения иконостас и боковые стены, давшие несколько трещин. Находившееся вблизи храма деревянное здание, в котором помещалась школа и квартира церковных сторожей, подверглось в продолжении нескольких минут полному разрушению: крышу со стропилами и перекладинами снесло на расстояние более 12 саженей. Все это произошло через полчаса после окончания литургии, и потому разрушение храма обошлось без человеческих жертв. В течение часа над селом стояла черная туча. Гроза неистово бушевала, вырывая с корнями большие деревья и разнося соломенные крыши строений и снопы со скирд сложенного хлеба. Ветряные мельницы опрокинуты все до одной. В селе поднялся страшный вопль, вскоре смешавшийся с ревом домашних животных. Население было всем этим до такой степени напугано, что стало молиться в ожидании наступления «страшного суда».
«Таганрогский округ. Донская духовная консистория предложила одному из волостных правлений Таганрогского округа ответить на ряд вопросов, относящихся к личности крестьянина, уроженца этой волости. Волостное правление, между прочим, дало такие ответы. На вопрос: не состоял ли под судом и следствием? – «Не состоял и не состоит»; а на вопрос: где проживает? – «Содержится в таганрогской окружной тюрьме». Когда же от волостного правления потребовали объяснения, как это могло случиться, что человек не состоящий под судом и следствием, попал в тюрьму? Волостное правление ответило, что его донесение было последствием «недоразумения». (Приазовский край. 225 от 28.08.1899 г.).