Предыдущая глава...
Начало истории здесь.
Глава 662
С первого дня, как Валид приехал в отцовский дом на похороны, его не оставляла ни на секунду внутренняя горечь. Этот привкус отвращения к жизни не давал покоя ни днем ни ночью. Все казалось омерзительным: яркий свет, еда, идущие мимо люди, которые вдруг все были живы, а его отец - нет.
У горца не было ни минуты, чтобы он смог расслабиться, отпустить себя, заплакать. Глаза оставались сухими, а кулаки нервно сжатыми. Ему одинаково плохо было во время прощания с отцом на кладбище, куда набилось огромное количество людей, или за поминальным столом, где все пытались выразить соболезнования, вспоминали отца добрыми словами, говорили, какого прекрасного сына он вырастил.
Валид оставался один в коконе из горя, даже когда вокруг собралась родня, поддержать вдову Мариам, дочь Луизу, внуков. Все время кто-то пытался приобнять горца, похлопать его по плечу, пожать руку. Воспитание и уважение к людям, особенно старшим, не давало Валиду возможности просто уйти, попросить оставить его одного. Он плохо спал, перестал бриться, не мог нормально есть, окруженный толпой людей весь день, оброс, похудел.
Казалось бы, с детства привыкший к многолюдным кавказким застольям, в тяжелый день, когда Валид потерял отца, ему нестерпимо хотелось остаться в одиночестве, но дома постоянно кто-то находился, требовал его внимания.
Все лица, даже родные, дружеские, соседские, слились в одну давящую массу. Похожее состояние он испытывал, когда приехал из Москвы, с ненавистью отвергнутый Виолеттой, когда просто не видел смысла в жизни. В подобном состоянии находился много месяцев. Но в отличии от дня сегодняшего, тогда имел возможность отгородиться от всех.
Мать с сестрой не смели нарушать его уединение, если он запирался в своей комнате. Горец закрывался, мог часами лежать в углу, смотреть в окно, дать волю своим эмоциям, ударить кулаком в стену, или прихлопнуть на щеке непрошенную слезу, как комара, ведь его никто не видел. Сегодняшняя ситуация оказалась мучительнее.
К горечи невосполнимой утраты прибавилось отчаяние от невозможности поговорить сейчас с отцом, словно он упустил самое важное в жизни. Отца больше нет, не с кем горячо ругаться, отстаивать свое мнение, доказывать, что имеет право жить по своему, взять и жениться на любимой женщине, быть далеко от семьи, от корней...
Никогда не увидеть гордость в его глазах за собственные успехи, не убеждаться в правоте, видя склоненную отцовскую голову, слышать короткое "молодец" из его уст - Валид понял, что упустил это навсегда. Ничего больше не вернешь.
Впервые горец усомнился в правильности давнего решения навсегда порвать с родными, уехать в Москву за своей мучительной любовью. В мутном потоке отчаяния даже счастливый брак с Виолеттой показался вдруг огромной ошибкой, перекорежившей его жизнь.
Не будь этой женитьбы - он спокойно бы жил в родном поселке в Крыму, может отделился в собственный дом, но точно совершенно они с отцом ездили бы вместе на рынок, ремонтировали что-то по хозяйству, жили вместе. Наверняка, сыграли шумную кавказскую свадьбу, собирали друзей, соседей на крестины внуков.
Чем плоха была Сима, которую сватали ему? Не всех женщин же он любил, с которыми был близок. Зато был бы рядом в последний день жизни отца, и горечь утраты не казалась сейчас такой оглушающе невосполнимой, заставшей врасплох.
То, что Виолетта не была рядом в самый сложный момент, вносило тоски, сомнений в безрадостные размышления горца. Где-то глубоко внутри, под разлившейся горечью, он оставался все еще прежним Валидом, любящим детей, жену, но обстановка вокруг угнетала, не давая вздохнуть, побыть в одиночестве, погоревать, переварить свалившееся несчастье.
По обычаям надо оставаться сорок дней в родном доме, принимать всех, кто решит выразить свое почтение, налить гостям чарку самодельного вина, вспомнить покойного. Горские законы гостеприимства нерушимы. В этом поминальном марафоне, справедливо отводилась главная роль ему, единственному сыну.
Он вдруг остро ощутил свое сиротство, как важно было поддерживать мать. Ощущая, что ей тяжко, одиноко, всеми силами пытался помочь. Сестра Луиза с матерью спокойно, безропотно готовили, подавали на стол, наливали, принимали всех соседей, подметали, убирали, мыли посуду. Ходили на рынок, затариваясь продуктами, выносили из погребов заготовки. Снова кто-то заходил выразить соболезнования, опять накрывали на стол и так уже месяц, без перерыва.
Под конец горец поймал себя на мысли, что сходит с ума.
-Дэда, я пойду к морю, вернусь, когда стемнеет, - подошел Валид к Мариам, обнял ее.
-Если кто-то придет, как же мы без тебя, Валико? - беспомощно смотрела она на сына глазами, покрасневшими от тревожных, горьких ночей и слез. "Она изменилась...", - с болью в сердце смотрел Валид на мать, осунувшуюся, постаревшую резко.
Когда он приехал на похороны и мать
впервые шла ему навстречу, такая маленькая, одинокая, в черном, кружевном платке, прикрывавшем обильную седину, горец сначала даже не понял, почему вдруг Мариам одна? Глазами он привычно поискал отца, тот всегда молча шел чуть позади матери, стоял, словно прикрывал всем корпусом жену. Впервые горец ощутил укол в сердце, что они остались теперь без отца...
-Так как быть, сынок? - тревожно спрашивала его Мариам, - Что я скажу людям, они спросят куда ушел?
Потеряв мужа, она, не в силах нести этот груз в одиночку. С надеждой Мариам смотрела на сына. Он теперь в семье главный, он - мужчина. Единственная опора и надежда.
-Что нибудь ответь. Неважно. Скажи, пусть зайдут, помянут, без меня как нибудь. Я больше не могу, дэда... - голос Валида дрогнул, - Хочу пойти, окунуться. Жарко, душно, невыносимо...
Посмотрев на сына, Мариам кивнула, быстро поняв, что тот не выдерживает, силы на исходе. Ну, что ж, у мужчин тоже есть свой предел.
-Иди, калишвили, иди, милый, - погладила его по голове мать и горец взрогнул.
Она смотрела в спину удаляющемуся Валиду долго, с ласковой, грустной улыбкой. Перекрестила фигурку сына из-за забора. Сейчас он единственная мужская поддержка, опора. Он, внуки, дочь и ее семья - теперь весь смысл вдовьей жизни. С этих пор Мариам всегда будет носить только черный платок.
Как в детстве, Валид перемахнул через соседский забор, чуть не снеся его, не расчитав прыжок. Доски качнулись, признав старого знакомомого, скрипнули, словно приветствуя. Через пять минут он сидел на обрыве, рядом с кустами, где всегда во множестве водились ядовитые пауки.
Никто не дергал, не требовал разговаривать, вспоминать каким был отец, не капал раскаленный воск на открытую рану. Впервые за этот месяц горцу стало если не легче, то спокойнее. Просто сидеть на каменистом берегу, смотреть на штормящее море, подставляя лицо палящему солнцу. Наконец, изжарившись, словно кефаль на огне, Валид разбежался, спрынул вниз на берег, на бегу скидывая с себя одежду.
Приземлившись, тут же расстегнул, откинул в сторону брюки. Черная рубашка, словно огромный ворон, взмахнув крыльями, пролетев недалеко, осела на камнях. Будто густое, тягучее облако инферно осталось на миг за спиной горца, он обогнал его, врезался в штормящее море, разрезая воду, как моторная лодка, оставляя позади пенистый след.
Устав бороться с волнами, Валид плыл к берегу, отряхивая с лица ладонью соленую морскую воду, смешанную с собственными слезами, с трудом выбрался на сушу. Шатаясь, побрел по горячей, каменистой прибрежной полосе, ноги подрагивали от слабости, Валид тяжело дышал. Без сил опустился на плоские, обжигающие, раскаленные камешки, откинулся на спину, постепенно приходя в себя.
Раз штормящее море не захотело поглотить, значит он нужен на земле, здесь. Нельзя оставлять одну мать, жену, детей... Как они все смогут жить без него? Он обязан оставаться с семьей.
"Жена другого себе найдет", - вдруг словно морской ветер шепнул за левым плечом. Взрогнув, Валид огляделся по сторонам. Никого. Что это было? Мысль, которую занесло в голову словно извне. Конечно, Виолетта не станет убиваться по нему, как он горюет по отцу. Поплачет, потом кто-нибудь, тот же Оскар, ее утешит быстренько. "А ты сможешь без Виолетты жить? Если вдруг?", - снова с порывом ветра пришла еще одна мысль.
-Нет. Не смогу. Это не жизнь, я пробовал, - вслух ответил невидимому собеседнику Валид, - Не буду жить без нее.
Поднявшись с камней, он побрел на берег, на ходу собирая разбросанную одежду, дома ждет мать, ей тоже плохо одной.
Продолжение следует...
Счастья тем, кто поставил лайк и подпишется!!! Друзья! Если вам понравилась глава - поддержите канал лайком, комментарием, это стимул для новых публикаций. Подписывайтесь на канал - продолжение в ближайшее время!
Так как дзен перестал давать показы моим материалам, и идут отписки ровно по числу подписавшихся каждый день, мотивировать автора может донат на чашку кофе. Я пишу часто по ночам, это будет помощь автору в творчестве. Карта Альфа 5559 4937 1204 6060 Анна Владимировна Н.