Некоторое время назад сослуживец принес мне старую тетрадь, изрядно пожелтевшую от времени.
– Возьми, – предложил он. – Знаю, что ты пробуешь писать, тебе это будет интересно.
Было время обеденного перерыва, и мы вышли в «курилку», где я расспросил его о тетради.
– Нашел в вещах отца, после его похорон. – Рассказал он. – Но писал не отец, а дед Василий. Интересно мне стало – отец к бумагам, даже официальным, относился с пренебрежением, а тетрадь деда сохранил. Заглянул, пролистал, теперь не знаю, что и думать. Вот, решил тебе предложить, ты к котам относишься с уважением. И, похоже, правильно делаешь, если дед ничего не придумал. Жаль только, что названия населенных пунктов не разобрать – закрасил тушью дед, а может отец...
История, изложенная в тетради, поразила меня, хоть и написана она была более, чем полвека назад человеком, далеким от беллетристики и не очень грамотным. Суть не в том. Видимо события, произошедшие с ним в те далекие годы, были настолько необычными, что через несколько лет он решил изложить их. Зачем? Просто – чтобы узнали об этом и другие, пусть через много лет, но узнали.
Я лишь слегка внес правки в повествование и устранил некоторые грамматические ошибки.
***
История из старой тетради:
«В тот год - 1958-й, меня командировали на целину. Я думал отказаться – дома оставались жена и двое ребятишек, а командировка – на три месяца в Тургайские степи! Но директор автобазы выделил мне новенький Газон – ГАЗ-51 и сказал, что оставит его за мной. После фанерной кабины ЗИСа, Газон мне казался верхом совершенства. Хотя к старенькой трехтонке я давно привык – всю войну на ней прошел, но не было сил отказаться от новой машины. Жена была не против – обещали хорошую зарплату. Я согласился.
Успел я как раз к посевной. Работы было много, земли там немерено, и работали целинники от зари до зари. Мне приходилось подвозить семенной материал, развозить людей на полевые станы, снабжать их продуктами, запасными частями – да мало ли работы шоферу на посевной? Одно слово – целина!
Нормальных дорог там почти не было, редко - проселки. Обычно просто – по степи гнали, если знаешь куда ехать. Главное не попасть на солончак – можно влипнуть по оси.
Посевная закончилась, можно бы и дух перевести, но начальство отправило меня в помощь археологической экспедиции. Лагерь археологов стоял посреди степи, мне ежедневно приходилось доставлять им из райцентра необходимые материалы, воду, продукты. Летом солнце там припекает – будь здоров! А укрыться особо негде – ни кустика, ни деревца. Рядом с лагерем, словно вкопанные столбы, стояли камни. Некоторые – будто поставленные «на попа», некоторые домиком сложены. Иван Семенович – начальник экспедиции рассказал мне, что «столбы» – это менгиры, а «домики» – дольмены. За многие сотни, а то и тысячи лет до наших дней древними людьми поставлены.
– Зачем? – спрашиваю.
– Раз поставили, значит надо было! – отвечает.
Однажды привез я им в очередной раз продукты и воду. Смотрю – бежит ко мне Иван Семенович, глаза блестят, сам суетится, никогда я его таким не видел.
– Отправляйся назад, Василий! – кричит. – Срочно надо доставить в район последнюю нашу находку! Очень ценный артефакт, передай лично моему начальнику – Сергею Ивановичу, он в местном краеведческом музее сейчас. И письмо от меня передай. Пусть внимательно изучит, я думаю, что надо увеличить численность экспедиции – место здесь перспективное!
Передает он мне деревянную коробочку, а в ней какая-то железяка с костяной ручкой, в ткань завернутая. Он аж дышать на нее боится.
– Судя по сохранившимся надписям, на ручке из слоновой кости – это оружие великого Субэдэя – полководца Чингиз-хана, он потом его сыну – Джучи служил!
Я что-то из школы помнил про Чингиз-хана, а про Субэдэя и Джучи - знать не знал.
– Не волнуйся, Иван Семенович, – говорю. – Доставлю в лучшем виде!
Отправился в обратный путь. И надо же такому случиться – на половине пути пошел пар из-под крышки капота. Думал – перегрел двигатель, оказалось хуже – радиатор потек. Оно бы ничего, если был бы с собой запас воды – подливал бы помаленьку, течь не очень сильная. Стою на проселке, посреди степи, ни воды, ни людей! И солнце печет – спасу нет! До ближайшего жилья – километров двадцать! На счастье – местный житель на лошадке верхом едет.
– Подскажи, браток, – говорю, – где здесь можно воды набрать? Может колодец какой рядом есть?
– Есть колодец. – Отвечает. – Но мы к нему не приближаемся и другим не советуем – плохое место там.
– Мне выбирать не приходится, – говорю. – Без воды пропаду и машину угроблю.
Напоил он меня кумысом и показал в какую сторону идти. Сам поддал лошадке под бока и – вскачь, только оглядывается испуганно.
Прихватил я с собой ведро для воды и коробочку не забыл – мало ли что. Нашел я тот колодец, недалеко он был, огромными валунами огороженный, а сверху - плита каменная, вроде крыши - дольмен, значит. И вот стою я перед этим дольменом, а войти не могу, будто держит меня что-то, и страх в душе шевелится. На фронте так бывало - перед обстрелом или бомбежкой.
Вот тут то он и появился – кот, вышел из дольмена. Шерстка у него черная, сам огромный – с крупную собаку, глазищи зеленые, будто в душу смотрят, а на шее – будто ошейник с медными пластинами. Написано что-то на этих пластинах, а что – мне не понять. Сел, вход загородив, хвостом поигрывает – перекидывает его слева направо и обратно.
В голове моей словно радио включили – сначала шум появился, а потом – голос:
– Здравствуй, Субэдэй! Долго пришлось тебя ждать, появилась все-таки надобность в колодце?
Оробел я, но виду не показываю. Понимаю, что чертовщина какая-то творится, даже перекреститься хотел, но сдержался.
– Не Субэдэй я, – отвечаю. – Обознался ты, кот.
– Давно не виделись, – продолжает кот. – Даже память твоя истончилась, но я напомню тебе - меня зовут Хан. Много лет я стерегу колодец со священной водой, которая поможет тебе излечиться от смертных ран. Иди омой свое тело, исцели его.
– Почему ты называешь меня Субэдэй? – спрашиваю.
– Я могу не узнать твое обличье, – отвечает он, – но твой нож, на ручке которого я оставил метки своих когтей, почувствую всегда. Я помню всех, для кого делал метки. Оставь его у входа и проходи.
Значит та железяка, что лежит в коробочке, и есть нож Субэдэя – понял я. И Иван Семенович что-то об этом говорил.
– Зажили давно мои раны, – говорю, а сам уже скидываю с себя одежду.
– Ты всегда был мужчиной, – отвечает Хан, - и всегда скрывал свои раны. Но я вижу их, вот они – злой металл пронзил твою грудь, плечо, ногу. Рядом с сердцем ты носишь кусочек металла, который в любой момент может тебя убить.
Это он про мои ранения рассказал. Да, носил я осколочек рядом с сердцем. Врачи боялись его трогать – опасно. Так и жил с ним.
Провел меня Хан между двух валунов к колодцу, и ведь что удивительно – кругом солнце палит, а под каменной плитой – не жарко, и вода прохладная, чистая, словно озерцо маленькое. Окунулся я в воду и будто заново народился. Вышел посвежевший, усталости никакой, будто помолодел!
– Спасибо тебе, Хан. – Поблагодарил я кота. – Только не Субэдэй я все-таки.
– Я знаю. – Отвечает кот. – Но ты – воин, и у тебя его нож, на котором есть моя метка.
– Нож придется отдать, – говорю. – Археологам он нужен. Опять – же обещал доставить его в целости.
– Это ничего, – мурлычет кот. Провел он когтями по камушку, который лежал у его ног - на нем глубокие царапины остались. – Возьми его и храни. А как будет необходимость залечить раны – приходи с ним. У кого будет этот камень – того я пущу к колодцу.
Попросил я у него разрешения набрать воды, залил в радиатор и с собой еще прихватил канистру – на всякий случай. Она, кстати, не понадобилась – затянуло трещину в радиаторе, от этой воды, наверное.
Попрощался я с котом, поблагодарил его за все, прихватил ящичек с ножом и камушек не забыл. Передал нож Субэдэя в музей Сергею Ивановичу, а камушек тот оставил.
Каюсь – сболтнул про камень в тот же вечер, будучи во хмелю, при большой компании командировочных шоферов. На другой день изъяли его у меня «представители власти» и заставили бумагу подписать «о неразглашении». Где он теперь – не знаю. А сколько фронтовиков, от ран страдающих, мог бы избавить он от мучений!
Искал я потом тот колодец - не нашел. Местных расспрашивал – молчат, будто не знают. Хотелось мне еще раз встретить Хана, узнать у него – откуда он взялся, почему вода в колодце целебная, почему только воинов он к нему допускает? Теперь уже поздно. Степь она большая, а загадок в ней и того больше. Думал, было, Ивана Семеновича расспросить, но поостерегся – подписку все-таки дал.
Рентген, кстати, после этого мой осколочек не смог найти. Нет его, будто и не было никогда!
Такая вот история. Иногда думаю – может привиделось это мне? Но осколочка – то нет! Только запись в медицинской карте осталась.
Той же осенью прибился к нашему дому кот. Черный, крупный, с мудрым взглядом. Назвал его - Хан».
Тагир Нурмухаметов