Пожалуй, основа моего информационного поля - явления культурного порядка, пара групп с публикациями развлекательного контента и заметками про события из мира кино или литературы. Отведено место и регулярному просмотру DTF. И, так сложилось, с каких-то нелокализуемых пор я изредка бегло просматриваю самые популярные записи на Пикабу.
Сначала поводом для посещения Пикабу стали записи про скуфов. Не знаю, как ещё их рубрифицировать данный сегмент высказываний одним словом. Но именно они, разнородные в своих интонациях, дали стимул посмотреть и старые посты, а после останавливать взгляд на новых соответствующего содержания.
Вроде широко известно, что контингент Пикабу располагается где-то между ВК и Дзеном. Сложно сказать, какой контент там превалирует, однако в избытке обсуждений бытовых, социальных проблем, перемежёвывающихся материалами про игры и другие развлекательные сферы, часто исторического характера. Есть место и увлечениям, складывающимся в стереотипные портреты: танки, история конфликтов, диковинки из истории вещей, мнения по политическим вопросам с налётом житейского консерватизма и одновременным миролюбием кота Леопольда. В общем, возраст основной массы пользователей наверняка превышает рубеж в 25 лет и это, вероятно, преимущественно мужчины.
В нише постов про скуфов я для себя выделил две магистральных линии, которые, согласно сложившемуся у меня впечатлению, пролегают под чувством травмы. Как известно, в течение примерно 4 лет образ скуфа и сам ярлык варились в первозданном бульоне речепотоков на имиджборде двача, а к 2022 слово выбралось за пределы локальной площадки, обосновавшись в словаре мемоделов и спорщиков, ищущих новые выразительные типажи для клеймления собеседников. Так распространился одновременно оскорбительный и маркирующий определённые социальные тенденции неологизм. Рывок за стены Двача быстро вылился в массовое производство контента и даже написание на крупных медиа-ресурсах просветительских материалов, разъясняющих смыслов нового словца. Постепенно волна добралась до Пикабу, где люди стали реагировать на встречу не с нишевым явлением, а с масштабным событием.
В корне их реакции можно проследить далеко не простое обсуждение возникновения слова и его применимости, а процесс рефлексии. Отсюда и упомянутая мной травма. Если взглянуть на публикации, где фигурирует упомянутое клише, то среди них довольно легко считывается факт идентификации себя, потому что это необходимая установка для дальнейшего творческого хода: ответной реплики, публично возражающей негативным коннотациям слова или пытающейся усреднить содержание, как бы нейтрализовав долю отрицательных смыслов и приземлив значение слова. Таким образом, в последнюю пару лет Пикабу переживает, на мой взгляд, некоторый период кризиса самоидентификации, в рамках которого аудитория распределяется между этапом отрицания, принятия или игнорирования. Хотя о последнем судить сложнее, так как многие из подобных записей добираются до топа, то есть представлены на вершине айсберга публикаций, и кроме прямого высказывания, начинающего тему, остаётся раздел комментариев.
Сам я не берусь выносить вердикт о применимости приведённого образа к аудитории Пикабу, в конце концов, я тоже косвенно составляю её, посещая сайт. Тем не менее, не могу не учесть, что в смысловой матрице содержимого понятия "скуф" почётное место отведено политической ангажированности, которую я сфорулировал как житейский консерватизм и миролюбие кота Леопольда. То есть нечто, с одной стороны, агрессивно-нападническое, переходящее в неопределённые наступления, а с другой - весьма инертное, пассивное, даже меланхолично принимающее действительность и обходящее острые углы.
В свете последних событий вокруг фигуры Павла Дурова хроника записей на Пикабу пополнилась характерными памятниками измышлений на стезе политической рецепции с шутливыми интонациями. Я хочу остановиться на одном из трендов, чей лейтмотив широко распространён. Это выпады в адрес демократии.
Подчеркну, что я пишу этот текст без интенции браться за апологетику действий французской стороны. Я просто понимаю их логику, она проистекает, как минимум если мы элиминируем гипотетические геополитические дополнения, из буквы закона. А закон приводит к решению людей, разработавших его и принявших, в которое мне вникать нужды нет. Однако я нахожу несправедливыми и ошибочными экстраполяции, берущие конкретный незавершенный правоведческий прецедент в качестве опоры для перехода к девальвации демократического порядка.
Во-первых, есть другие, более адекватные, но более взыскательные к высказывающемуся сюжеты для критики и обнаружения проблемных мест в реализации демократических ценностей и данного политического устройства. В ядре критики можно указать проблему искажения фундаментальных ценностей, которая выражается не только в прямом изменении представлений, но и в зависании процесса демократизации, следующем из качества работы институций и сказывающемся на качестве. Само словосочетание "кризис" - популистское и демагогическое клише, удобное для дальнейшей полимической адаптации, орудующей переходом от общего к частному. Обстоятельная позиция схожа по устройству с гипотезами и теориями в науке: она предполагает тщательную проработку, но принимает риск опровержения. Важной деталью, игнорируемой, словно она принадлежит качественно иному пласту действительности, является ускорение. Ускорение темпов коммуникации, ускорение процессов вхождения в публичное поле всё большего числа людей. Следствием является - хотя бы в глобальных масштабах - формирование картины, где постоянно что-то меняется, смешивается и кипит. Так кипит жизнь, подкреплённая высокоскоростными контактами, от чего со стороны удаётся наблюдать за уймой прений и разношёрстных выходок в культуре, политике, экономике. Потому приращивать к каждому событию такого рода, вскипающему в истории, оставляющему шлейф, постепенно рассеивающемуся и оставляющему набор умеренных - по эмоциональному отклику на них - последствий, - нелепо.
Во-вторых, демократия - это политический режим, а не миниатюрный частный эпизод. Законы - не результат волеизъявления абсолюта. В демократических режимах они создаются, редактируются, отменяются. Показательно не их сочинение и применение, а допустимая реакция. Допустимая, при чём, не только государством, но мышлением людей, потому что жить в демократическом режиме значит становиться и быть носителем его ценностей. При демократии общество наполняет содержанием концепцию государства, а не государство отстранённо, словно со статистикой в самом основании своих, прежде всего, производственных и жизненных мощностей, созидает облик страны. Демократия - это динамическая, избегающая стагнации система, резонирующая с меняющимся мироощущением, которое транслирует не один человек со свитой или наисильнейшая группа власть держащих лиц, но вообще множество людей, состоящее из самых разных сообществ. Демократия, в сущности, открыта будущему, она предрасположена к кризисам, от чего её история - это преодоление кризисов, из которых можно собрать заметную группу именно социальных и культурных кризисов, произрастающих из изменчивости общества.
Ввиду вышесказанного я считаю ошибочными ригоричные интерпретации на основе единичного, пусть яркого и знаменательного случая, выпады с интонацией приговора на идею демократии в целом и её воплощение в рамках одной страны. Демократия - это принципы, воплощаемые как в разработке норм, их установлении, так и реализации. Мы уже видим широкий отклик людей по всему миру, чьи мнения наделены разным весом в глазах широкой массы и крупных политиков. Нам предстоит увидеть судебный процесс, параллельно с которым случится масса событий.
Добавлю, что если сосредоточиться на самом законе и воздержаться от шатких обсуждений его принятия (насколько мне известно, это произошло в феврале), мы увидим довольно классический сценарий. Его действующие лица - это тривиальные ведомственные силы, движущие общественный строй в сторону полицейского государства. Также люди, стоящие позади крупнокалиберной вывески (я о "ведомственных силах"), с примитивным желанием упростить себе работу, маскируя это риторикой об эффективности и общественном благе. Читать и видеть всё, строя паноптикум, - простейшая формула в основе полицейского государства. Полиция, в сущности, всегда стремится укрепить свои позиции. А люди, составляющие её, как стремятся воплощать свои представления о сути полиции, так и преследуют личные амбиции, куда входят и лень, и жажда власти. Демократия включает разветвленные сети институций, мер и противовесов, от чего это история компромиссов, не из-за слабости, а из-за принятия факта, что можно сосуществовать. Так что и данный не вечный закон вполне предполагает компромиссы и принятие неизбежностей. За этим нам предстоит понаблюдать.
Последнее, о чём скажу, это о тронувшем меня ярком, бесспорно запоминающемся и цепком сравнении оснований для обвинения в адрес Павла Дурова с выдуманным (из творческих соображений) сюжетом о наказании производетелей Тойоты за размещение пулемётов на их автомобилях руками террористов. Это некорректная аналогия. Автомобиль - конечный продукт, который становится частной собственностью. Телеграм - платформа, обеспечивающая коммуникацию. В ней нет завершённого в смысле вещи продукта. Продукт Телеграма - мессенджер, приложение, получающее поддержку, обновления и влияя сразу на всех пользователей единого глобального проекта без частного собственника в лице пользователя. Продукт телеграма постоянно воплощается в принципе поддержания возможностей для коммуникации. Это делается руками создателей.
Потому обвинить корпорацию в том, как распорядились их конечной продукцией её обладатели впоследствии, не то же самое, что обвинить лицо, контролирующее способ обмена информацией за допущение опасных людей, пользующихся этим способом. Первый вариант имеет завершённое участие организации с частными собственниками, а второй предполагает её постоянную вовлеченность и отсутствие единого частного собственника. Телеграм - цифровая среда, а не вещь.