Осенний Петербург встретил Марию промозглым ветром и моросящим дождем. Серое небо нависало над городом, словно вот-вот готово было обрушиться на острые шпили и купола. Мария поежилась, плотнее запахнула пальто и ускорила шаг, направляясь к дому матери на Васильевском острове.
Старая парадная встретила ее знакомым запахом - смесью пыли, жареной рыбы и чего-то неуловимо родного. Поднимаясь по лестнице, Мария невольно вспомнила, как в детстве перепрыгивала через ступеньки, спеша к отцу, который обещал почитать ей свои новые рассказы.
Елена Гавриловна открыла дверь прежде, чем Мария успела позвонить.
«Мам, ты что, караулила меня у глазка?» – хотела пошутить Мария, но осеклась, увидев встревоженное лицо матери.
– Машенька, наконец-то, – Елена Гавриловна обняла дочь. – Я уж думала, ты не придешь.
В квартире все было по-прежнему: книжные полки до потолка, старое пианино в углу, отцовский письменный стол, заваленный рукописями. Казалось, время здесь остановилось.
«Ну вот, – подумала Мария, – сейчас начнется...»
И точно:
– Ты совсем себя не бережешь, – начала мать, пристально глядя на дочь. – Осунулась, под глазами круги. Ты хоть ешь нормально?
Мария только рукой махнула: «Мам, ну сколько можно? Мне не шестнадцать лет».
– Знаю я твое «нормально», – проворчала Елена Гавриловна. – Сейчас будем пить чай. С пирогом. И не спорь!
Пока мать хлопотала на кухне, Мария подошла к отцовскому столу. Пальцы сами потянулись к знакомой папке с надписью «Неоконченное».
– Я иногда перечитываю, – тихо сказала вошедшая мать. – Знаешь, каждый раз открываю что-то новое. Как он умел видеть людей, Маша! Насквозь, до самой сути...
Мария кивнула, чувствуя, как предательски подступают слезы. Отец. Его несгибаемость, его верность себе. «Писатель должен говорить правду, Машенька, – словно наяву услышала она его голос, – иначе грош ему цена».
– Помнишь, как он отказался печататься в «Новом мире»? – продолжала Елена Гавриловна. – Потребовали убрать главу о лагерях, а он ни в какую.
– Помню, мам. Ты тогда плакала всю ночь.
– Плакала, – согласилась мать. – А наутро поняла: иначе он не мог. Не тот человек был твой отец, чтобы идти на сделки с совестью.
Они сели за стол. Над чашками с дымящимся чаем поплыл аромат маминого фирменного пирога с яблоками. Мария вдруг почувствовала, как навалилась усталость последних месяцев.
– Мам, – тихо сказала она, – я не знаю, что мне делать. Кажется, я все испортила…
Елена Гавриловна внимательно посмотрела на дочь, ожидая продолжения. Мария глубоко вздохнула, собираясь с мыслями.
«Как объяснить ей? – думала Мария. – Как рассказать о бессонных ночах над переводами, о постоянном страхе не успеть выплатить ипотеку, о чувстве вины перед Аней, которой вечно не хватает маминого внимания?»
– Понимаешь, мам, – начала она, осторожно подбирая слова, – эта ипотека... она как камень на шее. Я берусь за любую работу, но денег все равно не хватает. А Игорь...
Мария замолчала, не в силах продолжать. Упоминание бывшего мужа всегда вызывало у нее смесь горечи и раздражения.
– Что Игорь? – мягко спросила Елена Гавриловна. – Он перестал помогать?
– Нет, помогает. Но каждый раз... – Мария сжала кулаки, – каждый раз напоминает, какая я неблагодарная. Мол, он из кожи вон лезет, чтобы обеспечить нас с Анькой, а я... а я не ценю.
Елена Гавриловна покачала головой. «Ох уж этот Игорь, – подумала она. – Всегда умел надавить на больное».
– Машенька, – сказала она вслух, – а ты не думала... может, стоит найти постоянную работу? Что-нибудь более... стабильное?
Мария вскинула голову, в глазах ее вспыхнул знакомый огонек – тот самый, отцовский.
– Мама! Ты же знаешь, я не могу. Эти переводы, стихи – они... они как воздух для меня. Да, это трудно, да, денег мало. Но это моё. Понимаешь?
Елена Гавриловна вздохнула. Как же хорошо она понимала! Разве не то же самое говорил когда-то ее муж, отказываясь от выгодных, но душных заказов?
– Понимаю, родная. Но как же быть с ипотекой? С Аней?
Мария опустила глаза. Вот оно, самое больное.
– Я думала... – начала она и запнулась. – Мам, не сердись только. Я думала продать папину библиотеку.
В комнате повисла тишина, густая и тяжелая, как грозовая туча. Елена Гавриловна побледнела.
– Машенька, – прошептала она, – но ведь это... это же память об отце. Его жизнь.
– Знаю, мам, – Мария с трудом сдерживала слезы. – Но что мне делать? Я в тупике.
Елена Гавриловна встала, подошла к книжным полкам. Провела рукой по корешкам, словно лаская старых друзей.
– Твой отец, – сказала она, не оборачиваясь, – он бы понял. Он всегда говорил: книги должны жить, а не пылиться на полках.
Она повернулась к дочери, и Мария увидела в ее глазах отражение своей боли.
– Но прежде чем решиться на это, – продолжила Елена Гавриловна, – подумай хорошенько. Может быть, есть другой выход?
Мария покачала головой. «Другой выход, – подумала она с горечью. – Если бы я знала, какой...»
В этот момент зазвонил телефон. Мария вздрогнула, увидев на экране имя Алексея.
– Прости, мам, – сказала она, вставая. – Я должна ответить.
Мария вышла в коридор, прикрыв за собой дверь. Сердце её учащенно билось, когда она поднесла телефон к уху.
«Алло?» – её голос прозвучал неожиданно хрипло.
«Маша, привет,» – голос Алексея, как всегда, был полон энергии. – «Слушай, тут такое дело... У меня открытие выставки через неделю. Придешь?»
Мария на мгновение замерла. Выставка. Конечно. Как она могла забыть? Алексей говорил об этом уже несколько месяцев.
«Да, конечно,» – ответила она, стараясь, чтобы голос звучал бодро. – «Я обязательно приду.»
«Отлично!» – в голосе Алексея слышалась искренняя радость. – «Ты же знаешь, без тебя никак. Ты моя муза.»
Мария усмехнулась. Муза. Когда-то это слово заставляло её сердце трепетать. Теперь же...
«Леш,» – начала она, но он уже продолжал говорить, не замечая её колебания.
«И знаешь, я тут подумал... Может, останешься после открытия? У меня?»
Мария закрыла глаза. Вот оно. То, чего она боялась и одновременно ждала.
«Леша, я...» – она запнулась, не зная, как сказать. – «Мне нужно подумать. Хорошо?»
На другом конце провода повисла пауза.
«Конечно,» – наконец ответил Алексей, и в его голосе Мария уловила нотки разочарования. – «Подумай. Я буду ждать.»
Закончив разговор, Мария прислонилась к стене, чувствуя, как кружится голова. Алексей. Его выставка. Их отношения, балансирующие на грани чего-то большего. И Аня, её дочь, которая ничего не знает об этом.
Она вернулась в комнату. Елена Гавриловна сидела в кресле, задумчиво глядя в окно.
«Мам,» – тихо позвала Мария.
Елена Гавриловна повернулась к дочери, и Мария увидела в её глазах понимание и тревогу.
«Это был он?» – спросила мать. – «Этот... художник?»
Мария кивнула, опускаясь на диван.
«Ох, Машенька,» – вздохнула Елена Гавриловна. – «Ты уверена, что это... правильно?»
«Не знаю, мам,» – честно ответила Мария. – «Совершенно не знаю.»
Они помолчали. За окном начинало темнеть, и комната постепенно погружалась в сумрак.
«Знаешь,» – наконец сказала Елена Гавриловна, – «твой отец всегда говорил: в жизни нужно рисковать. Иначе никогда не узнаешь, на что ты способен.»
Мария посмотрела на мать с удивлением.
«Ты думаешь, он бы... одобрил?»
Елена Гавриловна улыбнулась.
«Я думаю, он бы хотел, чтобы ты была счастлива. Но помни, Машенька, счастье – это не только полет. Это ещё и ответственность. За себя. За Аню.»
Мария кивнула, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.
«Спасибо, мам,» – прошептала она.
Когда Мария уходила, уже совсем стемнело. Елена Гавриловна проводила её до дверей.
«Машенька,» – сказала она на прощание, – «что бы ни случилось, помни: ты всегда можешь прийти сюда. Всегда.»
Мария обняла мать, вдыхая родной запах её волос. На секунду ей показалось, что она снова маленькая девочка, и все проблемы взрослой жизни – лишь страшный сон.
Выйдя на улицу, она глубоко вдохнула сырой петербургский воздух. Впереди была неделя до выставки Алексея. Неделя, чтобы принять решение, которое, возможно, изменит всю её жизнь.
*****
Мария шла по вечернему Петербургу, погруженная в свои мысли. Огни витрин отражались в лужах, создавая причудливую игру света и тени. Она почти не замечала прохожих, спешащих по своим делам.
"Неделя, – думала она. – Всего неделя, чтобы решить..."
Внезапно её размышления прервал звонок телефона. На экране высветилось имя Игоря.
"Только этого не хватало", – пробормотала Мария, но ответила:
«Да, Игорь?»
«Маша, ты где? Я уже час жду тебя у школы!» – в голосе бывшего мужа слышалось раздражение.
Мария остановилась как вкопанная. Школа. Аня. Как она могла забыть?
«Боже, Игорь, прости! Я... я была у мамы, совсем из головы вылетело...»
«Ну конечно, – язвительно отозвался Игорь. – У тебя всегда что-нибудь вылетает из головы, когда дело касается дочери.»
Мария почувствовала, как волна гнева поднимается в груди.
«Не смей! – резко ответила она. – Не смей говорить, что я плохая мать! Я делаю всё, что могу!»
«Всё, что можешь? – усмехнулся Игорь. – А может, стоит делать чуть больше? Например, не забывать забрать ребенка из школы?»
Мария глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться.
«Хорошо, Игорь. Я виновата. Я сейчас приеду.»
«Не стоит, – холодно ответил он. – Я уже везу Аню домой. Кстати, она очень расстроена. Может, найдешь время поговорить с дочерью?»
Звонок оборвался. Мария стояла посреди улицы, чувствуя, как к горлу подступают слезы. Она поймала такси и назвала свой адрес.
Когда она вошла в квартиру, Аня уже была дома. Девочка сидела за пианино, бездумно перебирая клавиши.
«Анечка, – тихо позвала Мария. – Прости меня, солнышко. Я...»
Аня обернулась, и Мария увидела в глазах дочери смесь обиды и разочарования.
«Ты опять забыла, да? – спросила девочка. – Как и в прошлый раз. И позапрошлый.»
Мария подошла к дочери, обняла её.
«Прости, милая. У меня был трудный день, и я...»
«У тебя всегда трудный день, мам, – перебила Аня. – Всегда что-то важнее меня.»
Эти слова пощечиной ударили Марию. Она отстранилась, посмотрела дочери в глаза.
«Аня, послушай. Нет ничего важнее тебя. Ничего и никого. Ты – самое главное в моей жизни.»
Девочка отвернулась, но Мария успела заметить блеснувшие в её глазах слезы.
«Тогда почему тебя никогда нет рядом?» – тихо спросила Аня.
Мария почувствовала, как сердце сжимается от боли. Она не знала, что ответить. Как объяснить восьмилетнему ребенку все сложности взрослой жизни? Как рассказать о постоянной борьбе за выживание, о страхе потерять квартиру, о творческих метаниях?
«Знаешь что, – сказала она наконец, – давай сделаем вот что. Завтра у тебя нет уроков, верно? Давай проведем весь день вместе. Только ты и я. Пойдем в Эрмитаж, потом в кафе. А вечером, если хочешь, я почитаю тебе...»
Лицо Ани просветлело.
«Правда? И ты не будешь отвечать на звонки? И не будешь говорить о работе?»
«Обещаю, – улыбнулась Мария. – Только ты и я.»
Аня бросилась матери на шею. Мария крепко обняла дочь, вдыхая родной запах её волос. В этот момент она поняла, что никакая выставка, никакой Алексей не стоят того, чтобы видеть в глазах дочери ту боль, которую она увидела сегодня.
"Завтра, – подумала Мария. – Завтра я всё решу. А сегодня... сегодня у меня есть более важное дело."
Она взяла Аню за руку и повела на кухню.
«Ну что, будем делать пиццу?» – спросила она с улыбкой.
Глаза Ани загорелись от восторга.
«С ананасами?» – уточнила девочка.
«С чем угодно, – рассмеялась Мария. – Хоть с марсианами.»
И впервые за долгое время она почувствовала, что всё будет хорошо.
*****
Утро выдалось на удивление ясным, словно сам Петербург решил сделать Марии подарок. Солнце, редкий гость в этих краях, лениво ползло по небу, окрашивая Неву в цвета расплавленного золота.
Мария и Аня шли по набережной, держась за руки. Город, казалось, дышал вместе с ними – вдох-выдох, шелест листьев, плеск волн.
«Мам, а правда, что раньше по этой реке плавали настоящие пираты?» – вдруг спросила Аня, прищурившись от солнца.
Мария усмехнулась. «Ну конечно, милая. Целые флотилии. Под предводительством грозного капитана Петра Алексеевича.»
«Врешь ты все,» – фыркнула Аня, но в глазах ее плясали чертики.
«Я? Врать? – Мария картинно прижала руку к груди. – Никогда! Разве что самую малость. Исключительно в педагогических целях.»
Они рассмеялись, и Мария вдруг поймала себя на мысли, что не помнит, когда в последний раз чувствовала себя так легко. Словно груз прошедших лет, неоплаченных счетов и несбывшихся надежд остался где-то там, в другой жизни.
В Эрмитаже было непривычно пусто. Они бродили по залам, как по лабиринту времени, перепрыгивая из эпохи в эпоху.
«Знаешь, Анька,» – тихо сказала Мария, остановившись перед "Возвращением блудного сына", – «когда-то твой дед привел меня сюда впервые. Мне было столько же, сколько тебе сейчас.»
Аня задумчиво разглядывала картину. «А почему у старика такие странные руки?»
«Это руки прощения, милая. Видишь, как бережно они касаются сына?»
«А тебе... тебе когда-нибудь нужно было такое прощение?» – вдруг спросила Аня, и Мария почувствовала, как земля уходит из-под ног.
«Ох, девочка моя,» – выдохнула она, притягивая дочь к себе. «Каждый день. Каждый божий день.»
Они стояли, обнявшись, а вокруг них кружились призраки прошлого – отец Марии с его нездешней улыбкой, Игорь, каким он был до того, как жизнь превратила его в желчного чужака, и... Алексей. Алексей, чье лицо почему-то расплывалось, не желая обретать четкие очертания.
Вечером, уложив Аню спать, Мария села за старенькое пианино. Пальцы сами нащупали клавиши, и комната наполнилась звуками ноктюрна Шопена.
«Ну что, Машка, доигралась?» – спросила она свое отражение в потемневшей полировке инструмента. «Вот и выбирай теперь – свобода или ответственность, полет или земное притяжение.»
Телефон, лежащий на краю пианино, вдруг ожил, высветив имя Алексея. Мария замерла, не решаясь ответить. Мелодия звонка смешалась с последними аккордами ноктюрна, создавая причудливую какофонию – гимн ее нерешительности.
«Прости, Алеша,» – прошептала она, нажимая кнопку сброса. «Кажется, я все-таки не создана для полетов.»
За окном шумел вечерний Петербург – город, который никогда не спит, но всегда готов убаюкать в своих холодных объятиях заблудшие души. Мария подошла к окну, прижалась лбом к прохладному стеклу.
«Ну что, Петя, – обратилась она к призраку города, – примешь еще одну потерянную дочь?»
Ответом ей был лишь шелест листьев да далекий гудок проходящего теплохода – вечный зов свободы, от которого она только что отказалась.
Продолжение следует...
Ваш лайк - наше вдохновение. Подпишитесь сейчас и влияйте на будущие истории. Подписаться!