В первой половине 1980-х, когда народ временно был не богоносцем, а строителем коммунизма или хотя бы социализма с человеческим лицом, довелось мне увидеть журнал "Корея".
Для советских читателей существовала только одна Корея — северная. Журнал был напечатан на дорогущей толстой мелованной бумаге и снабжён богатыми цветными иллюстрациями. Каждый снимок заботливо ретушировали акварелью, любо-дорого посмотреть.
Среди множества картинок самое сильное впечатление на меня произвела жанровая сценка под названием "Дети в детском саду имени Папы-Маршала Ким Ир Сена исполняют для Папы-Маршала танец "Повысим производство кирпича на 75%"". Как можно средствами хореографии изобразить внушительный и точный показатель, осталось для меня загадкой. Не зря великий балетмейстер Джордж Баланчин говорил: "Непросто понимать балетные па, особенно когда балерина изображает руками Правосудие"...
...и вот теперь я под впечатлением от сборника "Молитвы православного предпринимателя" на каждый день и час, крупный шрифт.
Пока не вчитывался, хотя наверняка там есть молитвы и о повышении производства кирпича на 75%, и о повышении ВВП на 146%, и об эквайринге, и о ЕБИТДА.
В тему на память приходит цитата из романа Андрея Платонова "Котлован":
В храме горели многие свечи; свет молчаливого, печального воска освещал всю внутренность помещения до самого подспудья купола, и чистоплотные лица святых с выражением равнодушия глядели в мёртвый воздух, как жители того, спокойного света, — но храм был пуст.
Чиклин раскурил трубку от ближней свечи и увидел, что впереди на амвоне еще кто-то курит. Так и было — на ступени амвона сидел человек и курил. Чиклин подошёл к нему.
— От товарища активиста пришли? — спросил курящий.
— А тебе что?
— Всё равно я по трубке вижу.
— А ты кто?
— Я был поп, а теперь отмежевался от своей души и острижен под фокстрот. Ты погляди!
Поп снял шапку и показал Чиклину голову, обработанную, как на девушке.
— Ничего ведь?.. Да всё равно мне не верят, говорят, я тайно верю и явный стервец для бедноты. Приходится стаж зарабатывать, чтоб в кружок безбожия приняли.
— Чем же ты его зарабатываешь, поганый такой? — спросил Чиклин.
Поп сложил горечь себе в сердце и охотно ответил:
— А я свечки народу продаю — ты видишь, вся зала горит! Средства же скопляются в кружку и идут активисту для трактора.
— Не бреши: где же тут богомольный народ?
— Народу тут быть не может, — сообщил поп. — Народ только свечку покупает и ставит её Богу, как сироту, вместо своей молитвы, а сам сейчас же скрывается вон.
Чиклин яростно вздохнул и спросил ещё:
— А отчего ж народ не крестится здесь, сволочь ты такая?
Поп встал перед ним на ноги для уважения, собираясь с точностью сообщить.
— Креститься, товарищ, не допускается: того я записываю скорописью в поминальный листок…
— Говори скорей и дальше! — указал Чиклин.
— А я не прекращаю своего слова, товарищ бригадный, только я темпом слаб, уж вы стерпите меня… А те листки с обозначением человека, осенившего себя рукодействующим крестом, либо склонившего своё тело пред небесной силой, либо совершившего другой акт почитания подкулацких святителей, те листки я каждую полуночь лично сопровождаю к товарищу активисту.
— Подойди ко мне вплоть, — сказал Чиклин.
Поп готовно опустился с порожек амвона.
— Зажмурься, паскудный.
Поп закрыл глаза и выразил на лице умильную любезность. Чиклин, не колебнувшись корпусом, сделал попу сознательный удар в скуло. Поп открыл глаза и снова зажмурил их, но упасть не мог, чтобы не давать Чиклину понятия о своем неподчинении.
— Хочешь жить? — спросил Чиклин.
— Мне, товарищ, жить бесполезно, — разумно ответил поп. — Я не чувствую больше прелести творения — я остался без Бога, а Бог без человека…
Сказав последние слова, поп склонился на землю и стал молиться своему ангелу-хранителю, касаясь пола фокстротной головой. <...>
Затейливо люди жили в 1930-х, в 1980-х... И сейчас норовят не отставать.
У кого какие ещё духоспасительные книжки есть на тему бизнеса?
Поделитесь, коли не жалко.