Публикуем продолжение беседы народного художника СССР, академика РАХ В.И.Иванова с учредителем Музея Актуального Реализма В.В.Вавилиным. Беседа состоялась в мастерской художника в Москве в 2015 году. Публикация посвящается 100-летнему юбилею мастера, который отмечался 2 августа 2024 года.
В.Вавилин: Виктор Иванович, вы говорили, что понять, что останется в истории искусства, а что нет, можно лишь со временем…
В.Иванов: Да. Иногда у молодых возникает желание ниспровергнуть авторитеты, хочется сделать что-то новое, свое, уникальное, как кажется. К примеру, художник Иван Крамской – он умница был, невозможный умница! И замечательный художник. И вот они сотоварищи бунт устроили в Академии художеств, обвинили Академию в косности, хотели добиться права самостоятельно выбирать тему итоговой конкурсной работы. Права этого они не добились, диплом не защитили, из Академии пришлось уйти. Правильно ли они сделали? По-своему они были правы. Но что такое Академия, что она дает молодому художнику? – она дает знание традиций, устоев, она дает такой опыт, который в тот момент, когда художник осознает свою индивидуальность и приблизится к какой-то своей, особенной линии в искусстве, поможет молодому человеку с этим справиться. Вот в чем ее роль, и только в этом. Самостоятельность и свободу в Академии дать студенту просто невозможно. А когда дали такую свободу: делай, что хочешь, пиши, как хочешь и что хочешь, работай «по собственному желанию», - все пошло хуже и хуже, уровень ниже и ниже... Да и сам-то Крамской – умница! – он ведь всю жизнь потом писал свою дипломную работу «Осмеивание Христа» - все пытался закончить ее, да так и не написал. А Суриков уже «Утро Стрелецкой казни» написал! Ушел вперед, очень далеко, намного вперед! А умница все продолжал делать старомодную чушь… Это бунтарь-то!
В.Вавилин: Виктор Иванович, расскажите про вашего учителя Александра Осмеркина и ваши отношения с ним. Я в Новосибирске в художественном музее видел ваши работы. И там же висят работы Осмеркина: ранние, 20-х годов, и того периода, когда вы у него учились. И это два разных художника!
В.Иванов: Да, члены группы "Бубновый валет" прошли путь сложный, тернистый. Осмеркин, как и другие "бубнововалетцы" менялся, прошел определенные этапы. С 1910-х годов начались поиски в русле авангардного искусства, и в Европе, особенно во Франции, и у нас в России. Молодые художники – Петр Кончаловский, Илья Машков – активно к этим поискам подключились. Осмеркин несколько позже к ним примкнул, к «Бубновому валету». Его ранние работы – немного грубоватые, дилетантские. Вскоре он стал уже делать крепкие в «бубнововалетском» плане работы, типичные для художников этой группы. Постепенно жизнь заставила меняться.
Раннее искусство членов «Бубнового валета», и Осмеркина в том числе, хотя оно сейчас как раз больше всего и ценится, на самом деле было лишено русской духовности. Это было холодное, мертвенное искусство. Это пришло от французов, для которых авангардное искусство всегда было только товаром, изобретательным – да, но без живой крови.
Иное дело русский авангард – ему эта холодность и расчетливость претила, наши художники стремились к живой жизни, на ней основывались, а не на выдумке. И постепенно авангарда в их творчестве становилось все меньше: от живописи, оторванной от жизни, они постепенно переходили к живописи, наполненной живой жизнью и духовными сущностями.
По сути, в начале 20- х годов они уже пришли к реализму. Полностью. Кончаловский сделал свою работу «Дочь» и свой автопортрет – это в полной мере суриковская, реалистическая живопись, просто с «примесью» сезаннизма.
То же относится к Машкову. После своих авангардных работ он написал два «державных» натюрморта – «Снедь московская. Мясо, дичь» и «Снедь московская. Хлебы». Это в своем роде шедевры. В них соединилась «бубнововалетская» конструкция, мощь живописи, построение пространства – с наполненностью живым чувством, свойственной реализму.
И дальше они все дальше и дальше шли по этой дороге и приближались к жизни. В художественном отношении эти авторы постепенно слабели, на этом пути уже были мастера сильнее их.
В одно из моих посещений мастерской П. Кончаловского – я очень хорошо это помню – я увидел только что написанный натюрморт, где были изображена бутылка вина, что-то еще и большой кусок ветчины.
У Кончаловского на стене висела на гвоздике специальная тетрадочка, куда он вписывал все работы – когда начал, когда закончил. Облегчал работу искусствоведам. Так вот вписывая этот самый натюрморт в тетрадочку, он вдруг сказал: «Вот в этой работе уже нет живописи…». Речь была не о качестве, оно было на высоте. Он хотел сказать, что в работе нет живописности, цели живописать – у автора уже нет, цель какая-то другая.
«Я уверен, что в истории искусства, по большому счету, останется только живое искусство», - говорил Кончаловский. И тем самым он в определенном смысле отрицал что-то, что сам сделал, особенно в период «Бубнового валета». Но парадоксальным образом он оказался неправ. Ибо сегодня ценится как раз ранний, бубнововалетский период.
В. Вавилин: От Осмеркина мы ушли в сторону.
В.Иванов: Ну да. Так вот, Осмеркин – он «бубнововалетец» чистейшей воды. Но на более поздних этапах творчества его душе захотелось поэтичности. Он очень Пушкина любил, читал его постоянно, любил и женщин, и вино, и в этом смысле он как раз не был «бубнововалетцем» с их конструктивизмом и построениями. Любил мечтать и - Пушкина, Пушкина очень любил! Как-то поехал по Пушкинским местам, писал пейзажи, очень ему это нравилось – поэзия, природа, чтение стихов, он блаженствовал!
Потом он Ленинград рисовал – и опять не по-бубнововалетски, не конструктивно с выверенными объемами и пространственными отношениями, а написал поэзию каналов и мостов. Он внес живое чувство в свои работы. И это было так ново для него, это было большое дело! Он раньше и полнее других перешел к внесению поэтики в бубнововалетскую стилистику. И форма у него изменилась при этом – не стало прежней мощи, эффектности, смелости формы, но появились другие качества – поэтика, романтизм.
Кстати, у самого мощного из бубнововалетцев - Машкова – так и не появилось ни романтики, ни поэзии. Постепенно он деградировал в натуралиста.
Естественным образом их эпоха закончилась. Стали прорываться на авансцену новые художники – такие, как Пластов.
И, кстати, они его с восторгом приняли. Почему? Да потому что внутренне они были готовы уже к другому искусству, им надоела собственная мертвечина. А ведь Пластов учился у Машкова. Когда ему Пластов первые работы свои показывал, казалось бы, это не должно было учителю понравиться. А он воскликнул «Браво, Пластов!» Сам он не мог так писать, а, вероятно, хотелось…
Осмеркин Александр Александрович (1892-1953), русский и советский художник и педагог, участник художественной группы «Бубновый валет». С 1918 по 1948 годы работал как педагог: во ВХУТЕМАСе, МГАХИ им. Сурикова и Ленинградской Академии художеств. Иванов учился в МГАХИ им. Сурикова, где преподавал А.А.Осмеркин, с 1944 по 1950 год. В 1947 году Осмеркин был обвинен в формализме и «пропаганде западных веяний» и был вынужден отказаться от активной преподавательской деятельности.
Кончаловский Петр Петрович (1876-1956), русский советский живописец, педагог, один из основателей художественной группы «Бубновый валет». В юности экспериментировал с различными стилями, в зрелом возрасте писал преимущественно в реалистической традиции.
«Бубновый валет» (1911-1917) – русская художественная группа, объединившая художников раннего авангарда, которые, отвергнув реалистическую традицию, занялись формалистическими поисками, двигаясь от примитивизма и сезаннизму.
Машков Илья Иванович (1881-1944) – русский советский художник, один из основателей группы «Бубновый валет» (1910), позднее входил в объединение «Мир искусства» (1916) и др.
Пластов Аркадий Александрович (1893-1972) – советский живописец, народный художник СССР, академик РАХ, лауреат госпремий. Занимался в мастерской И.Машкова в 1912-1914 г. в Москве.