Я шел по местности мало знакомой и тяжелой во всех отношениях. Она была мрачна и темна, как опечаленный трубочист. Голые осенние деревья резали вечернее небо кривыми сучьями. Болотистая почва, полная дыр и кочек, вихляла, едва не ломая ноги. Открытое пространство, бороздимое ветром, купалось в мелком дожде. Смеркалось, и меня, с еще большей тоской, чем прежде, потянуло к жилью.
Я, одетый так, что на мало-мальски чистой улице поймал бы не один косой взгляд и, наверное, жалостливые вздохи старушек, более сердобольных, чем догадливых насчет малой подачки, я, одетый скверно, страдал от холода и дождя. Моей пищей в тот день была чашка собачьей бурды, украденная подле забора. Издавна привыкший к отрадной синеве табачного дыма, я не курил два-три дня. Ноги болели, мне нездоровилось, и отношение к миру в эти часы скитания напоминало отчаяние, хотя я еще шел, еще дышал, еще осматривался вокруг, злобно ища приюта. И мне показалось, что невдалеке, из лощины, где протекала узкая речка, вьется дым.
Всмотревшись, я убедился сквозь густую завесу дождя, что там есть жилье. Это была мельница. Я подошел к ней и постучал в дверь, которую открыл старик, весьма мрачной и неприветливой внешности.
Я объяснил, что заблудился, что голоден и устал. — «Войдите! — сказал старик, — здесь для вас найдется угол и пища».
Он усадил меня за стол в маленькой, полутемной комнате и скрылся, скоро вернувшись с миской похлебки и куском хлеба. Пока я ел, старик смотрел на меня и вздыхал.
— Не хотите ли отдохнуть? — спросил он, когда я насытился, и в ответ на мое желание, выраженное громкой зевотой, провел меня наверх, в некую крошечную клетушку с малым окном. Убогая кровать манила меня, как драгоценный альков. Я бросился на нее и скрылся в забвении крепчайшего сна. Была ночь.
Ощутив, вероятно бессознательно, некоторое неудобство, я повернулся и пробудился. Когда я попробовал шевельнуть рукой — мне это не удалось. В страхе, внезапно обуявшем меня, я напряг члены, — веревки врезались в мое тело, — я был связан по рукам и ногам. Брезжил рассвет.
В томительном колебании его света я увидел старика; стоявшего в трех шагах от меня с длинным ножом в руке. Он сказал:
— Не кричи. Я связал тебя и убью. За что? За то, что природа так мрачна и ужасна вокруг моего жилища. Я живу здесь двадцать лет. Ты видел окрестности? Они повелительно взывают к убийству. В таких местах, как это, должны убивать. Небо черно, глуха и черна земля, свирепы и нелюдимы голые деревья. Я должен убить тебя…
Пока безумец говорил, ставя оправданием задуманного им жестокого дела внушение природы, медленно раскрылось небо, и солнце, редкое в этих местах, полилось золотом с ножа во все углы комнаты. Яркий свет ошеломил старика. Он зашатался и убежал. С трудом расшатав веревку, я кое-как освободился и выскочил в болото через окно.
Одинокая жизнь в мрачных местах развивает подозрительность, жестокость и кровожадность.
В этом рассказе 453 слова... Вообще у А.С. Грина был довольно долгий период таких маленьких, совершенно крошечных историй... Эти полусказки, полустихотворения в прозе, полурассказы, ныне практически забытые, поражают своей силой и чистотой...
Посмотрите на эту историю... Насколько много вмещено в эти 453 слова. Одиночество, проникновение тьмы в человека, рассуждение о природе человека, несколько концовок, каждая из который меняет взгляд на произошедшее...
Однако давайте с вами остановимся на тех словах, который говорит мельник...
Ты видел окрестности? Они повелительно взывают к убийству. В таких местах, как это, должны убивать.
Должны ли убивать в таких местах?... С волками жить по волчьи выть, человек человеку волк... Каждый день мы оправдываем этими словами свои преступления, свою бесчеловечность, свою жестокость и ненависть.
Каждый день мы киваем на окно, заполненное мраком и говорим:
Иначе нельзя! Такова жизнь... Снявши голову по волосам не плачут! Гниль выжигаем с корнем!
И всем плевать на то, что выжигая корни человек убивает жизнь... Как внутри себя, так и в окружающих...
Проблема во всех этих поговорках и отговорках только одна, и ее давно прописал Гете:
Себе он выбрал вечное сиянье,
Мы в вечный мрак погружены;
А вы - то день, то ночь испытывать должны.
Рано или поздно ли взойдет солнце, и на человеческом ноже тысячью лучей брызнет солнце, и тогда каждый человек, повинный в горестях и в смертях, увидит на своих руках кровь, увидит иссиня-черную тьму, царящую в его голове и в его душе... И что тогда будет с этим человеком?...