(начало книги, предыдущая часть)
Часть 20. Случай с памфлетом. Новое задание в Москве.
Утром 1 ноября 1915 года падающий лёгкий снежок создавал иллюзию тончайшей серебряной паутинки на фоне темных, неровных, потрескавшихся от времени кремлевских бастионов, и Москва, город «тысячи, ста и одной церкви», казалось, внимательно прислушивалась к нарастающему звону колоколов и отдаленному гулу огромного рынка, раскинувшегося на большой Арбатской площади.
Меня, однако, не интересовала живописная толпа торговцев и разносчиков, которая, как муравьиный рой, двигалась и гудела на фоне красно-коричневых стен Китай-города, делового центра города, я был полностью погружен и сосредоточен на обдумывании только что полученного телефонного сообщения от моего русского шефа.
Сообщение генерала Батюшина было передано мне хозяином пансиона, где я жил уже некоторое время и не отличалось многословием. Он просто сообщил мне, что моя ветеранская пенсия будет выплачена первого числа следующего месяца. Расшифрованное сообщение, после алфавитного расчленения ключевого слова, говорило о том, что обычные придворные интриги перешли все границы. Во-первых, мощная камарилья, вращающаяся вокруг Великого князя Кирилла, стоявшего во втором ряду Романовых в наследовании престола, серьезно конфликтовала с царицей и ее партией, и слухи, о том, что царица планирует свергнуть царя и провозгласить себя регентшей при наследнике короны малолетнем великом князе Алексее Николаевиче, все множились и множились.
Вторым опасным фактором в этой ситуации был некий пожилой иностранный дипломат месье Икс, известный русской разведке как давний заклятый враг существующего режима. Господин Икс атаковал царя и царицу всеми возможными способами, в том числе и через Думу, и являлся enfant terrible дипломатического мира союзников. Его нападки распространялись в язвительных памфлетах, которые читали в соответствующих кругах.
По личному мнению генерала Батюшина, господин Икс готовился нанести последний удар в виде особенно скандального памфлета, которым он намеревался влиять на Великих князей.
Заключительные строки зашифрованного послания предписывали мне перехватить последний памфлет месье Икс любой ценой и любым способом. В то же время мне следовало избежать, насколько это возможно, столкновений с агентами личной охраны двора Его Императорского Величества, филерами охранного отделения и жандармами Псковской штаб-квартиры, которые занимались тем же делом.
Кремлевские куранты пробили полдень, когда я добрался до Гороховой улицы. Находившиеся за ней на Тверском бульваре рестораны уже заполнялись посетителями из делового района города.
Надо сказать, что после завершения дела по Балаклавскому маяку у меня не было существенных заданий от моего германского начальника и я занимался разной мелочью для России и Германии в зоне военных действий около Киева. Срочная телеграмма от генерала Батюшина приказала мне явиться к начальнику седьмого управления Генерального штаба в Москве и ждать дальнейших указаний.
Я по-прежнему жил в образе обиженного судьбой «полковника Мусина», поэтому мне пришлось снять комнату в очень дешевой, второсортной гостинице и проводить дни, попивая дрянное пиво, играя в бильярд, иногда в карты и вообще ведя бесцельное, бездельное существование.
Как-то, проходя под каменной аркой в конце Богуславской улицы, я бросил взгляд на грязную польскую булочную с вывеской, на которой были изображены два огромных ангела, держащих корзины с позолоченными пирожными.
Пекарня Януша Вонсовского не столько снабжала местных жителей хлебом и пирогами, сколько служила важной и чрезвычайно активной шпионской точкой, где черствые буханки хлеба, явно непригодные для еды, всегда складывались в левом углу окна, указывая, что аккредитованные германские агенты в Москве могли использовать это место как «почтовый ящик» для исходящих донесений.
Я видел витрины булочной ежедневно, знал о подаваемых сигналах и надежности этого места, но сегодня мое сердце забилось быстрее при взгляде на витрину пекарно, и у меня возникло странное ощущение, что-то вроде шестого чувства, которое говорило, что надо бы внимательнее присмотреться к пекарне. Может быть, там полицейская ловушка?
Я обратил внимание на роскошный огромный крендель в форме цифры «8», лежащий в самом центре витрины, на котором кремом и песочной крошкой были написаны числа «66» и рядом «44». Я был знаком с польским владельцем булочной, паном Вонсовским, еще с начала войны. Тем не менее, я никогда не предполагал, что он тесно связан с известными германскими агентами. Ведь шифр «44» при добавлении 8, обозначало человека, занимающего важное положение в восьмой секции (Центральная Россия) Берлинского верховного главнокомандования. И это, вместе с сопоставлением моего собственного шифра, говорило, что агент «44», зная о моем нахождении в Москве, ждет встречи.
Я огляделся вокруг, и выдохнул с облегчением, улица была совершенно обычной, спешили по делам господа в котелках, две курсистки шли переговариваясь, чья-то кухарка с усилием несла корзину, полную провизии, мальчишка-газетчик вприпрыжку бежал по другой стороне. По мостовой неторопливо ехал сонный извозчик, а навстречу катил блестящий автомобиль с шофером в кепке и больших защитных очках…. Обычный будний день.
Я потянул ручку тяжелой деревянной двери на себя, изнутри сразу потянуло теплом и свежим хлебом, звякнул колокольчик и я вошел внутрь. Вонсовский, маленький человечек без возраста, весь сморщенный с сальными бакенбардами с проседью в жилетке, шароварах, заправленных в блестящие сапоги и в длинном белом фартуке, вышел ко мне навстречу.
Он меня узнал и, бросив быстрый многозначительный взгляд, пригласил кивком головы следовать за ним через заднюю дверь по короткому узкому коридору в свою крохотную жилую комнату. Там, он почтительно указал на человека в темном пальто с роскошным воротником из серебристой выдры. Незнакомец тихо прошептал мой немецкий шифр: «О.М.66», а затем, удовлетворенный моим кивком, предложил мне присесть.
Мой таинственный визави привлекал внимание своим интересным внешним видом. Его лицо было суровым, с традиционными чертами, присущими немцам. Длинный шрам пересекал его левую щеку от нижнего века до скулы, ни одной эмоции не отражалось на суровом лице, хотя в уголках тонких губ угадывалась ироническая горечь. Мужчина был не очень высок, но жилист и производил впечатление гибкой и упругой стальной пружины. Одет он был дорого и, казалось, что весь костюм сшит портным, привыкшим служить королевской семье, а не богатым купцам.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
