— Серафима, почему ведро посреди коридора стоит? Не пройти, не проехать.
Женщина вздохнула, посмотрела на ведро, которое стояло у стены и, конечно же, никому оно не мешало, а потом повернулась к главврачу и вздохнула:
— Простите, Михаил Сергеевич, сейчас уберу.
— Не сейчас, а сейчас же. Вечно только с тобой одной проблемы. Главврач развернулся и величественно зашагал по коридору.
К Серафиме подошла медсестра:
— Сим, чего он так злится на тебя? Других санитарок как будто и не замечает вообще, а на тебя постоянно орёт.
— Ох, не знаю, Светочка, наверное, просто я ему чаще на дороге встречаюсь.
На самом деле, Сима немного кривила душой, она прекрасно знала, почему начальник так себя ведёт, потому что Сима знала про него немного больше, чем остальные. Месяца три назад, прежде чем началось это всё отношение, Серафима мыла кабинеты. Она была уверена, что никого из руководства уже нет в больнице. И тут открылась дверь, и в кабинет вошёл Михаил Сергеевич, а вместе с ним какая-то дама. Сима хотела выйти, но тут дама начала говорить, и она поняла, что лучше, пожалуй, затаиться, сейчас они уйдут и всё. Оказывается, сын женщины сбил человека, не насмерть, слава богу, но всё же, и женщине нужна была от главврача бумага о том, что сын трезвый, а он, видимо, был пьян. Незнакомка положила деньги, главврач что-то написал, она ушла. А после этого Михаил Сергеевич и увидел Серафиму. Долго смотрел на неё, потом сказал:
— Скажешь кому — уволю, будешь на помойке питаться.
Она молча кивнула и поспешно вышла.
Серафима с детства хромала. Хромала некрасиво, сильно припадая на одну ногу. Она помнила, что врачи ещё тогда, когда она была маленькой, сказали, что можно сделать операцию, и постепенно нога восстановится, и будет она ходить нормально. Но родителям было не до того. Что такое хромая дочь по сравнению со спиртным? Они всегда выбирали алкоголь. С самого детства Сима чувствовала себя не такой, как все. Она ни с кем не дружила, в школе сидела одна. Время, кроме как на учёбу, ей тратить было не на что. Поэтому училась девочка только на пятёрки. Чтобы поступать куда-то после школы, и речи не шло. Нужно было как-то жить, да и родителей кормить. Всё, что они получали, а было это сущие копейки, они тут же пропивали.
Когда Серафиме было 22, и она работала в ночь санитаркой, никуда даже не пыталась больше устроиться, родителей не стало. Видимо, курили пьяными ночью. Вот тогда Сима испугалась. Она не жила одна, да к тому же, жить ей было негде. Родители погибли в горящем доме. Долго она отбивала порог администрации, прежде чем ей выделили старый дом, больше похожий на хибару. Но Сима была и такому рада. Работы не боялась, жаль только, что не всё могла сама. Вскоре участок уже был похож на нормальный, цветочки, травка. Насколько могла, залатала в доме дыры и стала жить. Сима ругала себя за мысль о том, что теперь ей живётся намного легче, и она даже могла что-то купить себе. Ругала, а всё равно думала об этом.
Серафима с трудом дождалась вечера. Не любила, когда все доктора здесь, особенно главный. Любила когда вечерами пациенты прогуливаются. Со всеми больными она всегда ладила. Помогала, не грубила. И пациенты как будто не замечали все её недостатки. И конфеты ей приносили, и всякие угощения. Сима также любила вечером, да что там вечером, почти ночью, после того, как со всеми делами управиться, выйти на улицу посидеть. Парк в клинике был ухоженный. Красиво, спокойно, нет никого. Садилась на скамеечку и мечтала. И хоть ей уже за тридцать перевалило, мечтать она любила. Хотя бы в мечтах она нормальная, и всё у неё хорошо. Серафима вышла, присела на скамеечку и даже зажмурилась от удовольствия. Как же хорошо. Завтра у неё выходные начинаются, и она займётся своим небольшим огородиком. Огородик настоящей гордостью Серафимы был. Всё у неё так росло красиво да урожайно. Соседка с завистью посматривала, говорила, что Сима, наверное, колдует над своими грядками. Мечты прервал какой-то посторонний звук. Она открыла глаза и в испуге уставилась в темноту. Кто-то стонал. Сима встала, сделала несколько шагов вперёд. Так и есть, на земле у следующей скамеечки лежал бомж. Он держался за бок и стонал. Она кинулась к нему:
— Что с вами?
— Ой, не знаю, печёт тут, чуть не дошёл до больницы.
Сима помогла встать ему и повела в приёмный. Видела, как скривились лица медсестёр, а потому помогла бродяге снять одежду и добраться в душ. Невольно обратила внимание, что тело у него совсем не старое, наверное, лет сорок. Из-за бороды просто казалось, что дед.
У бомжа, который представился как Николай, оказался банальный аппендикс.
— Но, как сказал дежурный доктор, ещё немного и кранты. — Ох, Сима, понимаю, что мимо пройти нельзя было. Мало того, что бомж, так ещё и привела его ты. Может, тебе смениться пораньше, чтобы Михаил Сергеевичтебя не увидел.
— Нет, дождусь, будь что будет. А как я могла этого человека оставить.
Медсестра растерянно посмотрела на неё:
— Вообще, все обойдётся наверное.
Утро началось весело. Сима ещё домывала коридор, как вдруг раздался крик:
— Серафима! К ней шёл главврач в сопровождении охранника и медсестры. — Ты что себе позволяешь? Ты вообще кто такая, чтобы портить показатели моей больницы? Хотела помочь, так нужно было вызвать скорую. Отвезли бы его в бомжатник. — Уволена. Бегом в бухгалтерию за расчётом, и чтобы я больше не видел ни тебя, ни бомжа. С собой забирай.
Серафима даже слова сказать не успела. Начальник развернулся и ушёл. Она посмотрела на ведро, на тряпку:
— Ах, уволена. Ну и пусть сам полы моет. Она бросила швабру на пол и пошла в бухгалтерию. Получила расчёт, зашла к Николаю:
— Вы сами-то сможете пройти до машины?
— Попало вам из-за меня.
— Ничего, переживу. Я зайду за вами минут через десять. Сима была полна решимости. Да сколько можно о неё ноги вытирать?
С трудом загрузив Николая в такси. Она назвала водителю адрес.
Николай удивлённо посмотрел на неё:
— Вы что, к себе меня везёте?
— А вы хотите на улице остаться?
Он промолчал. Так и доехали до дома молча. Сима устроила его на единственном диване. Решила, что сама поспит на раскладушке, не развалится. Коля всё время извинялся.
Сима вспылила:
— Да перестаньте вы уже извиняться, это уже ничего не изменит.
Николай прикрыл глаза.
Симе стало стыдно, и она примирительно спросила:
— Сильно болит? К вечеру сделаю перевязку.
Стоило ей выйти на улицу, как на заборе тут же повисла соседка:
— Симка, а ты что, какого-то пьяного к себе притащила? — Ты смотри, нам тут всякие беспокойства не нужны.
Сима повернулась к ней:
— Ну что, Валентина Васильевна, не нужно всех судить по своему мужу. Это только он в таком состоянии домой приползает, а я... Помогла человеку после операции, не оправился он еще.
Соседка открыла рот. В жизни такого не было, чтобы кроткая Серафима отвечала ей подобным образом. Открыла, а потом закрыла, потому что Сима не стала дожидаться ответа, просто ушла в огород.
Сима и сама не понимала, что с ней. Она раньше старалась и не разговаривать, чтобы внимания к себе не привлекать, а сейчас почувствовала что должна защищать и заботиться о себе и о других. И не важно цыпленок это или сорока, просто должна и все. В обед Сима покормила Николая с ложечки, сварила ему бульончика, пришлось даже в магазин сбегать, а к вечеру он осторожно и сам к столу пришел. Вот тогда-то разговорились впервые нормально.
Стал бомжом Коля не так уж и давно. Пять лет назад застал жену с другом, обиделся на весь белый свет и запил с горя. Когда очухался, обнаружил себя в подвале. Естественно, к тому моменту все уже было переписано на жену. Как узнал об этом, снова запил. Пить было не на что, воровал, поймали, на год посадили. Вышел, решил завязать, только вот долго по городу мыкался, так никуда и не взяли на работу. Плюнул, решил, что эта жизнь теперь не для него. Самое смешное, что пить я вообще не любил никогда, а тут понимаю, что главное — туман, чтобы не видеть и не помнить этого всего. Как-то незаметно и Сима всю свою жизнь рассказала.
Коля поднял брови:
— Вы хромаете, я и не заметил.
Сима удивленно посмотрела на него. Она целый день крутилась по дому, а он не заметил.
Через два дня, когда Николай уже уверенно передвигался по дому, Сима пошла искать работу. Вернулась к вечеру, замерла возле калитки. Коля сидел на крылечке. Он побрился, и стало понятно, что перед ней довольно-таки симпатичный мужчина. Лет ему не больше сорока, да и вообще. Вообще Сима покраснела. Она же не относилась к нему как к мужчине, а только как к пациенту. А пациенты, как известно, пола не имеют.
Через неделю она уже трудилась санитаркой в другой больнице. Николай оставался дома на хозяйках. Она приходила, завтрак приготовлен. Он кормил Симу и сразу уходил во двор, чтобы не мешать ей отдыхать. Она как-то странно себя ощущала, как будто ее заботой укутали. Ощущение очень необычное, но вместе с тем такое приятное. А двор постепенно менялся. Старый забор Николай сломал и распилил, поставил новый. Сказал, что материала в старом сарае, куда она и не заглядывала толком, еще на три таких забора.
Соседка злобно поглядывала из своего двора. Ее муж ушел в очередной запой, и настроение у нее было аховое. Через месяц в доме была новая терраса, крылечко.
— Ой, Коля, вы столько всего делаете, даже не знаю, как рассчитываться с вами. Зарплата-то у меня совсем мизерная,— сказала Сима.
Коля помрачнел:
— Ну зачем вы так? Вы же меня спасли, из грязи вытащили, живу у вас. Ну какие расчеты? Я вам по гроб жизни обязан.
А однажды Сима вернулась с работы, завтрак на столе, а Коли нет. В обед не пришел. Уже и вечер наступил, а его все нет. И тут она поняла. Все, ушел он. Сима, сама того не ожидая, вдруг разревелась. Непонятно отчего. Сидела и рыдала взахлеб.
— Сима! Сима! Что случилось? Коля подхватил ее, обнял и прижал к себе.
Она и не заметила, как он пришёл — Обидел тебя кто-то?
— Нет.
—Тогда что?
— Я думала, ты ушел.
Он заглянул ей в глаза:
— Куда же я денусь от тебя? Ты меня самой крепкой веревкой к себе привязала.— Там соседи через три дома попросили им с крышей помочь. Вот, первый мой заработок.
Коля бросил на стол деньги, а Сима не шевельнулась. Так хорошо ей в объятиях Коли было. Он внимательно посмотрел на нее и вдруг поцеловал. Раз, другой, третий. Сима закрыла глаза и унеслась куда-то в небо.
Николай оказался неплохим строителем. Его руки были нарасхват в частном секторе. А когда он сделал у них во дворе резную красивую беседку, народ в очередь вставал за его работой. Платили не просто хорошо, платили от души. Сима и сама не знала, что сделать забор или прикрыть крышу вообще столько стоить может. Коля большую часть заработка отдавал ей. Не пил вообще нисколько. Говорил, что жить стало интересно. Все хорошо у них было. А вот Сима однажды испугалась. Пришла домой, села перед ним молча.
— Что с лицом? Случилось что?
— Коля, я беременна. На минуту повисла пауза. Сима зажмурилась.
А Николай как закричал:
— Не может быть! Симка! Спасибо! Господи, как я счастлив!
Что тут началось? Сима только огромными глазами смотрела на него.
А Коля никак не мог успокоиться:
— Так, завтра же займусь восстановлением документов. Мы поженимся. Ты же выйдешь за меня? — Да, выйдешь. Я не могу. — Так, завтра же займусь восстановлением документов. Мы поженимся. Ты же выйдешь за меня? — Да, выйдешь. Я не могу. — Так, завтра же займусь восстановлением документов. Мы поженимся. — Ты же выйдешь за меня? — Да, выйдешь. Я тебя никому не отдам.
— Коля, ну я же хромаю.
— А я храплю. Все люди разные, Симка. Я так люблю тебя.
Прошло пять лет.
— Пап, а мама скоро?
— Скоро, мой зайчик. Мама сказала, что через несколько минут выйдет.
— И мама больше не будет хромать?
— Нет, солнышко. Мама у нас будет самая красивая.
Девочка сморщила носик:
— А я?
Коля на секунду растерялся, но потом рассмеялся:
— Ну конечно же после тебя, мое солнышко.
Сима вышла через минуту. Коля три года собирал деньги на операцию, и сейчас она шла, чуть опираясь на трость, но не хромала. Коля заплакал, а Сима обняла его:
— Ты самый лучший.
Они уселись в новенькую машину и поехали домой. Мало что осталось от того старого дома, разве что адрес. Теперь это был современный коттедж со всеми удобствами, и красовался этот дом на логотипе строительной фирмы Николая. А Сима не уставала благодарить судьбу за то, что главврач выгнал ее тогда вместе с пациентом на улицу.