Игнат Никифорович, грузный мужчина лет сорока, одетый в видавшую виды тёмно-синюю поддёвку, толкнул дверь трактира и, тяжело ступая, спустился вниз по ступеням. Замер на мгновение, недовольно разглядывая малочисленных посетителей, и был тотчас принят под локоток хозяином заведения.
- С самого утра ожидаем, - пропел тот, кланяясь и преданно заглядывая в глаза. – Извольте за мной.
Игнат Никифорович, не то буркнул нечто вроде приветствия, не то, кашлянул. Не снимая надвинутого по самые брови гречника, дозволил отвести себя на чистую половину, отделённую от общего зала тяжёлым пологом. Прошёл вдоль длинного, на добрый десяток человек, стола под белоснежной скатертью. Опустив тяжёлую ладонь на спинку стула, несколько раз пристукнул по нему, словно проверяя на прочность.
- Дубовый-с, - расплылся в улыбке хозяин. – Больше не оконфузимся.
Крякнув, Игнат Никифорович сел. Поелозил задом и, видимо, оставшись довольным, стащил с головы шапку. Положив руки на стол, хмуро глянул на хозяина.
- Алёшенька, - пропел тот нарочито ласковым голосом и из-за полога явился мальчишка половой в голландского полотна рубахе. Бесшумно ступая ногами в мягких сапожках, выставил на стол серебряное ведёрко с покоящимся в колотом льде графином. Рядом - серебряную же чарку с надписью «Зелено вино пить не грешно» и глиняную плошку с малосольными огурцами. Глянул вопросительно, мол, не надобно ли ещё чего. Игнат Никифорович, не отводя глаз от сбегающих по стеклу капель воды, нетерпеливо шевельнул пальцами, отпуская хозяина с половым. Те, пятясь, вышли, оставив гостя одного.
Игнат Никифорович вынул из ведёрка графин. Поднял на уровень глаз. Повернул так и этак, рассматривая. Подмигнул, словно старому приятелю, и ловко, одним движением, налил «с горкой» стоящую на столе чарку. Разгладил усы и, прикрыв глаза, не спеша, словно воду, маленькими глотками выпил. Двумя пальцами достал из плошки нежный, бледный с одного бока, малосольный огурчик. Откусил половину, похрустел и затаил дыхание, будто прислушиваясь к себе изнутри. Просидев неподвижно с минуту, налил вторую. Опрокинул в рот и грохнул пустой чаркой о стол. Словно ожидая этого сигнала, вошёл половой, держа в одной руке тарелку, покрытую медным колпаком, в другой – вазочку с тёртым хреном. Поставил на стол и, чуть поклонившись, удалился.
Напевая под нос (вторая чарка уже давала себя знать), Игнат Никифорович снял крышку и откинулся на стуле, любуясь нежными кубиками холодца, выложенными на расписанной цветами тарелке кузнецовского фарфора.
- Ну-ка, - прошептал он, бережно беря тремя пальцами ближайший чуть подрагивающий кусочек, - попробуем.
Повозил его в вазочке с хреном и, запрокинув голову, опустил в рот. Проглотил и немедленно ухватил следующий. Перед третьим, наполнив чарку наполовину, выпил. И прежде, чем закусить, вытянув губы, поцеловал трепещущий кусок.
Из-за полога возник половой, несущий на плече блюдо с парящими свиными рёбрами. Зал наполнился ароматом горохового супа. Игнат Никифорович невольно подался вперёд, вдыхая пьянящий запах.
- Как раз подоспели, - засуетился появившийся следом хозяин. – Горячие, нежненькие.
Одним движением ловко раскинул салфетку, выложив изрядного размера нож с изогнутым лезвием и трёхзубую вилку.
Посапывая от нетерпения, Игнат Никифорович принял одно из рёбер. Скользнул вдоль него ножом, срезая мясо с приставшими янтарными горошинами. Подхватил получившийся ломоть вилкой и осторожно откусил.
- Хлебушек берите, - зашептал, склонившись к уху гостя, хозяин, - всенепременно с хлебушком.
Игнат Никифорович довольно замычал и согласно затряс головой.
- И сей же час водочки, - хозяин кивнул половому, что бы тот наполнил гостю чарку.
***.
Игнат Никифорович, чуть пошатнувшись, встал. Достал бумажник и, вынув трёхрублёвый билет, вручил хозяину. Тот расцвёл, склонился в низком поклоне. Гость потрепал его по плечу, икнул и добавил ещё рубль, припечатав купюру ладонью к столу.
- Не признАют? – он глянул в сторону шумного «общего» зала.
- Помилуйте, - подавая шапку, откликнулся хозяин, - матушка родная не догадается.
Игнат Никифорович нахлобучил гречник на голову, ссутулился и скорым шагом покинул заведение. Выйдя на улицу, сел в ожидавшую у дверей закрытую коляску и приказав кучеру «ехать домой», откинулся на подушки.
Обогнув кованый забор особняка, остановились у калитки для прислуги, за которой Игната Никифоровича встретил лакей. Вздыхая, помог стащить поддёвку и сапоги. Облачил в домашний шёлковый халат и восточные мягкие туфли с загнутыми носами. Открыл дверь чёрного хода, пропуская вперёд. В доме царила тишина, лишь кто-то играл на фортепиано в гостиной.
- Спрашивала меня? – негромко справился Игнат Никифорович.
- Ответил, как велели. Мол, на мануфактурные склады уехал.
- Осерчала?
- Расстроилась, что к обеду не поспели.
- Что подавали?
- Рассольник, котлеты капустные ….
- Капустные! - хрюкнул Игнат Никифорович и затрясся от беззвучного смеха.
Затем, осторожно ступая, поднялся на второй этаж. Зашёл в кабинет, повалился на диван, на котором с блаженной улыбкой и уснул.