Роман «Ромашки на крутых берегах»
Поиск по главам
Часть 13
Вихрем пролетело несколько лет. Храм был почти достроен. Но в один из солнечных дней купец, Сергей Никифорович Емельянов, вернулся домой совершенно разбитый. Не обращая внимания на жену, закрылся в своем кабинете и долго сидел над бумагами. Должник. Несостоятельный должник. Как же так получилось? Сергей стукнул кулаком по столу. Сначала крючники взбунтовались, а потом… Да что там говорить. Деньги на строительство храма были взяты под залог имения. Нужно вернуть сто пятьдесят тысяч. А где взять их? Одни долги. Теперь заберут все, что осталось. Потом арест. Но это не самое страшное. Что станет с семьей? Как они? Куда? Кому теперь нужны?
Непрошеные слезы сквозь пальцы текли на стол, заваленный документами. «Господи, что делать? Ничего не могу, не оставь…» — прозвенело к голове колокольчиком.
А жена даже не знает ничего.
— Сереженька, чай будешь? — зовет тихо так, под дверью, как мышка.
Сергей Никифорович медленно поднялся, открыл дверь. Хоть последние дни рядом побыть. Поцеловал ее встревоженные глаза.
— Суши сухари, родная.
Женщина не сразу поняла, решила, что Серёжа шутит, но полный безысходности взгляд мужа объяснял все. Молча опустилась на диван, прижалась к нему и заплакала. Она догадывалась давно, что дела идут не очень, но полного разорения не ожидала. Сергей вытер жене слезы:
— Ничего-ничего. Что-нибудь придумаем. Жаль только, храм не успел достроить. Теперь забросят его…
Женщина ничего не ответила. Прижалась сильнее к родному плечу. Вот так бы всю жизнь не расставаться.
И тут в дверь постучали. Емельяновы переглянулись: неужели все?
Сергей Никифорович поцеловал дрожащую жену в лоб, медленно встал и направился к выходу. Провел рукой по резному дивану. Тронул кресло. Скользнул взглядом по белоснежной скатерти, самовару и тонкому фарфору. Это все будет жить теперь только в прошлом. Только в памяти.
Прощальный взгляд любимой, застывшей от ужаса, жене. Глубокий вдох.
Настойчивый стук повторился. Купец распахнул дверь.
— Сергей Никифорович, вам из окружного суда просили передать…
— Знаю, — сурово оборвал он, — я готов.
— Да нет, вы не так поняли. Вам просили передать, что ваши кредиторы отказываются от претензий в ваш адрес и берут вас на поруки.
Купец не сразу понял:
— Как отказываются? А как же сто пятьдесят тысяч?
Посыльный улыбнулся и почесал затылок:
— А мне почем знать? Велено передать. Вот я и передал. Отказываются. Заявления свои забирают. А храм ваш сами готовы достроить. И вас не бросят.
Сергей Никифорович, все еще не веря собственным ушам, бросился в суд. А уже вечером дрожащим голосом рассказывал артели о Божьей милости и человеческом великодушии.
Достроили храм на одном дыхании, а теплым октябрьским днем, после торжественного освящения и праздничного звона колоколов, тихо скончалась Марфа Семеновна.
***
По городскому парку не спеша прогуливался статный молодой мужчина. В его карих глазах то плескалась тайная грусть, то оживала юношеская радость. Темно-русыми волосами играл легкий ветер. Не одна барышня мечтала опустить свою головку на сильное плечо, прикоснуться к крепкой руке. Но эти руки и плечи были давно бесповоротно заняты: шестилетняя Машенька не отходила от отца ни на шаг.
Девочка заметила несколько красных роз, высаженных вдоль дорожки.
— Почему она такая колючая? Она же красивая?
Александр взял Машу на руки:
— Она так защищается.
И тут дочка, нахмурившись, спросила:
— А кто защищает ромашки? У них же совсем нет шипов?
— Их защищает любовь, — отец поцеловал девочку в веснушчатый носик и поставил на землю.
— Пойдем, покажу тебе, где растет много ромашек.
Вдоль набережной высыпало море белых полевых цветов. Машенька стала бегать от одной ромашки к другой, бережно трогала лепестки и что-то говорила им.
Александр присел на скамейку. После смерти Марфы Семеновны он ушел из артели, устроился секретарем к отставному генералу Кравцову. Вместе с дочкой их поселили во флигеле, а сейчас отпустили на заслуженный отдых.
Новая должность требовала одеваться по моде, и Александр, смеясь, теперь называл себя франтом.
По набережной прогуливались две барышни. Одна из них показалась ему знакомой, но он никак не мог вспомнить, где же их пути пересекались. Девушка была очень худенькой. Ее большие глаза прятались под густыми ресницами. Она шла тихо и просто. А рядом с ней важно вышагивала разодетая модница, которая явно пыталась добиться мужского внимания. Александр терпеть не мог этих смазливых барышень, которые умели только кокетничать и сбивать с толку пустыми разговорами.
Он заметил платок, упавший на дорогу, приподнялся со скамейки, но дочка опередила его:
— Простите, это не вы обронили?
Хрупкая девушка присела к Маше, о чем-то заговорила с ней. Ее голос был тихим, как весенний ветер. «Она тоже пережила какое-то горе», — промелькнула мысль.
Александр подошел ближе. Барышня встала и оказалась прямо перед ним. Где же, где же была встреча? Отчего так знакомы эти серые испуганные глаза? Она что-то хочет сказать, но не скажет. А вот ее подружка-вертихвостка уже что-то поет сладким голоском, как лисица из басни.
Саша позвал дочку, мысленно спросил сероглазую девушку: «Мы с вами раньше нигде не встречались?»
Но вслух не произнес ни слова. Потер краснеющее лицо и отошел.