Роман «Ромашки на крутых берегах»
Поиск по главам
Часть 12
Назар положил сильную руку на плечо вздрогнувшего Саши и грозно посмотрел на разом притихших мужиков.
— Эх, Сашка–Сашка, что ж ты вчера сразу не пришел? — милостиво улыбаясь, спросил староста, и не дожидаясь ответа, добавил: — Скажи спасибо барышне. Вступилась за тебя. Все как есть рассказала и деньги вернула. Вот так, братцы, — он показал толстый конверт, — а Куликова эта — страшный человек. Даром, что родня тебе.
Александр растерянно хлопал длинными ресницами. Теплая благодарность к Танюшке, которую он принял за модную пустышку, мешалась с вопросом: какая еще родня?
Довольный Назар сел к грубо сколоченному столу и рассказал все.
Катерина Петровна с порога заявила, что деньги отдала еще вчера вместе с распиской, а раз «этот шельмец не явился, значит уж растратил все и в бега подался». Совершенно потерянный, староста не знал что делать: часть материалов он покупал в долг, нужно расплатиться с купцами. Да и артель ждет заслуженную награду за работу... Он даже не заметил, как из дома Куликовой за ним выскользнула тонкая девичья фигурка. Только на соседней улице, где окна Катерины Петровны не могли до них дотянуться, услышал за спиной испуганное сбивчивое дыхание. Танюшка, с расширенными от тревоги глазами, умоляла его взять плотный конверт.
— Он ни в чем не виноват. Это все маменька подстроила, — выпалила девушка страшную для себя правду.
И сбивчиво рассказала растерянному Назару все, что сама знала.
— Только бы он был жив! — закончила она пламенную речь.
— Так что не забудь спасибо своей спасительнице сказать! — подытожил Назар, глядя на Сашку, закрывшего лицо руками. — А это, — он показал на часы и взятые в долг деньги, — верни туда, откуда брал.
Александр долго не мог успокоиться. Теперь уже от счастья. Тяжелый груз отчаяния рухнул и раскололся на мелкие кусочки. И только когда со всех сторон послышались такие родные добродушные голоса: «Не сердись на нас, прости, не со зла мы», он открыл лицо, умытое слезами радости. Вся артель стала похожа на гурьбу провинившихся мальчишек. Сашку окружили, подхватили на руки, стали качать, а он звонко смеялся, как самый счастливый ребенок. Наверное, впервые в жизни...
***
Таня сказала Катерине Петровне, что отправляется по магазинам вместе с приказчиком, но уже на улице отпустила его на все четыре стороны и медленно пошла по городу. Она и сама не знала, куда и зачем идет. То, что Александр вчера не появился в артели, не давало ей покоя. Девушка не видела никого, даже тех картинно стоящих у витрин модников, что делали ей «глазки». Ноги сами привели к высокой колокольне собора. Она подняла лицо к блеснувшим на солнце крестам.
— Только бы с ним ничего не случилось, — горячо произнесла Танюша вслух.
Тут она заметила по-праздничному веселую толпу и разглядела знакомых артельных мужиков. Это они! Громкой гурьбой стоят у храма. Среди довольных бородачей мелькнуло безусое молодое лицо, русые кудрявые волосы. Он жив! Улыбается! Он счастлив! С ним все хорошо!
Девушка собралась уже в обратную дорогу, но Александр заметил ее, отделился от толпы и легким шагом подошел совсем близко.
С братской любовью и даже какой-то нежностью взял Танину руку, обтянутую белой перчаткой:
— Спасибо вам, сударыня. Вы моя спасительница.
Танюшка залилась румянцем, и, стараясь не смотреть в его темные глаза робко произнесла:
— Ну что вы, меня не за что благодарить, — и дрожащим голосом добавила: — простите нас, если сможете.
— А вы меня.
Александру очень хотелось сделать что-нибудь доброе для Татьяны. Если бы не она... А он сначала считал ее пустой модницей...
Тут на колокольне ударили куранты. Точно, часы! Саша достал родительскую память и, ни секунды не раздумывая, вручил девушке подарок:
— Вот, возьмите. Это от моего отца. Твоего родного дяди, — незаметно для себя перешел на «ты». — Просто так. На память.
Сашу окликнули. Он еще раз сильно сжал хрупкие пальцы в тонкой перчатке и одарил Танюшку взглядом, полным безграничной благодарности.
Барышня медленно возвращалась домой. Радость смешалась с какой-то непонятной грустью, слезы сами текли из глаз, а руки сжимали часы Александра Голубева.
Катерине Петровне девушка сказала, что потеряла деньги где-то в городе, заступилась за приказчика: «Я сама его отпустила, он ни в чем не виноват».
После молча выслушала гневные слова матери и тихо удалилась в свою комнату.
***
Целый месяц Александр ни на шаг не отходил от своей крошечной дочки. Он даже думал уйти из артели, чтобы всегда быть рядом с ней. Но судьба решила иначе.
Как-то вечером довольный Назар снова постучался к Марфе Семеновне. Увидев Сашку с младенцем на руках, присвистнул и хлопнул себя по коленям:
— Это что же получается, наш пострел везде поспел? И не сказал никому? Ну ты даешь! А жену где же потерял? Что ж не познакомил?
Староста внимательно оглядел избу.
— Нет жены. Умерла, — зачем-то сказал Сашка и густо покраснел.
Ему хотелось, чтобы дочка была родной, а не подкидышем. А настоящая мать никогда не поступила бы так. Значит она умерла.
— Ну-ну, — Назар сел на стул, — а я по делу. Скоро снова строить начнем. Да и не абы что, — он поднял указательный палец, — храм! И, самое главное, тебе, Марфа, его будет из окошек видать.
Все сложилось само собой, Александр с радостью согласился: теперь и дочка Машенька рядом, и Марфа Семеновна, и артель. Да и дело хорошее.
А на следующий день после Назара на пороге появился Кузьма. С видом виноватого мальчишки он долго топтался у дверей. Александр не знал, что сказать гостю. Он давно не сердился на обжигающие колючие слова. С того дня, когда мастера узнали правду об обмане Куликовой, болтун притих. И почти совсем ни с кем не разговаривал. Наконец он брякнул новенькую пару сапог на пол и смущенно пробормотал:
— Ты не злись на меня, Сашка. Осел я. Ухи отрастил. И язык. А больше ничего. Уж не серчай, ладно?
Александр улыбнулся, хотел пригласить Кузьму за стол, но тот собрался уходить. Только показал снова на сапоги.
— Это тебе. По твоей мерке. Носи на здоровье.
Он сутуло повернулся к двери. Голубев догнал его и крепко обнял. Кузьма вдруг засопел, зашмыгал, и, вытирая угловатое лицо, простонал:
— Балда ты, Сашка. Гнать меня надо, а ты…
И, уже не сопротивляясь дружеским объятиям, по-детски заревел.
***
Летом каждый день к строителям приходила Марфа с «правнучкой» на руках, к обеду приносила гостинцы. Мужики замечали их еще издали:
— Твои идут, — подмигивали они Сашке.
Тот оставлял работу, поспешно спускался с лесов и бежал к дочке. Вся артель тоже не спеша подтягивалась к ним, вытирая пот с раскрасневшихся лиц. Они обедали, заигрывая с маленькой Машей, а девочка щедро делилась с ними своим радостным «гу-гу-гу».
Часто вокруг будущего храма собирались зеваки, но мужики давно привыкли не обращать внимания на пустую болтовню и непрошеные советы. Молодой архитектор знал свое дело, да и купец Емельянов, отдавший землю под строительство, тоже кое в чем разбирался.
А однажды в толпе строгих надзирателей появилась худенькая некрасивая девочка лет двенадцати. Она ничего не говорила, только огромными серыми глазами смотрела на будущий Божий Дом. Тонкие косы дрожали на ветру. Долгим взглядом проводила подошедшую Марфу, остановилась на Александре. Тот вылил на голову и руки почти целое ведро воды, смешно тряхнул мокрыми волосами, потянулся к Маше, и она, пока неуверенно, оторвала от земли крепкую ножку и сделала первый шаг. Саша рассмеялся, как ребенок, подхватил дочь и закружил. Заметив пристальный взгляд худой, плохо одетой девочки, он повернулся к ней и зачем-то сказал:
— Здравствуйте!
Она смутилась и убежала в толпу. Косички прощально дрогнули на узкой спине с торчащими лопатками.
— Ну вот, напугал человека, — Александр виновато вернул Машу Марфе и почему-то подумал: «Наверное, эта нескладная девочка превратится в прекрасную девушку. И она непременно очень хорошая. Но несчастная. Жаль, что не знаю, чем ей помочь».
Девочка больше не появлялась, и Александр почти не вспоминал о ней.