Наблюдая за соснами, плывущими в окне электрички, Никаноров лениво размышлял. Он был уже сыт по горло этими собеседованиями: мотаешься, болтаешься в разные точки Москвы по офисам — а город, мягко говоря, немаленький — и никакого толку. Никаноров давно выбросил из головы топографические предпочтения — куда, если его возьмут, ему придётся ездить, — хотя изначально настраивался только на Южный округ столицы. Теперь, после стольких мытарств, речь о юге не шла — хоть бы куда-нибудь устроиться. Вот и сейчас он ехал с дачи на очередное рандеву, ни на что не надеясь. На дворе лето, пора отпусков — кому он нужен? Вызов этот, как пить дать, просто проформа, чтобы имитировать деловую активность. Впрочем, уговор есть уговор: он там появится. Пусть и дадут очередной отлуп, зато совесть будет чиста: он, по крайней мере, попытался.
Прошёл уже почти год, как Никанорова уволили. Издательство, где он работал редактором и был на хорошем счету, резко просело из-за ковидной пандемии, тиражи упали ниже плинтуса — и ему, а вместе с ним ещё нескольким сотрудникам, указали на дверь, попросив войти в положение. И с тех пор как отрезало: ежедневные отсылки резюме, редкие отклики работодателей с просьбой для начала показать себя и сделать тест, а дальше ― ни ответа ни привета, ну и крайне редкие приглашения на интервью... Никаноров удивлялся: ему всего сорок пять, он в отличной форме, подготовка на уровне, а его везде хоронят — ну как так, ё-моё?
Встречу сегодня назначили на два часа, и благодаря дневной поре народу в электричке почти не было. Скоро он причалит на Павелецкий вокзал, нырнёт в метро, а там… Подсчитывать, во сколько именно он окажется на месте, было лень, но уже сейчас, по факту, ясно — успевает.
Никанорова настолько разморило от солнца и безысходности, что он сразу не понял, зачем только что вошедший пассажир сел именно на сиденье напротив. Перво-наперво он ощутил небольшое сотрясение от приземлившегося вблизи тела. Естественно, Никаноров заставил себя разлепить веки: надо же взглянуть, что за идиот именно здесь уселся, ведь во всём вагоне, можно сказать, ни души!
Несмотря на сотрясение, которое произвёл гость, оказался он отнюдь не корпулентным, а, наоборот, тщедушным. Жидкая бородёнка, паклевидные волосы, налипшие на уши, одежда старая, мятая и чересчур тёплая для лета. Но что самое интересное — на плече висел баян. Возможно, никаноровский ровесник, но задрипанный вид прибавлял ему не менее десятка лет. В голове Никанорова промелькнули слова из рассказа, который он когда-то читал, но ни автора, ни названия не запомнил: «Почему всё это произошло именно со мной, мне попытался объяснить один щуплый, облёванный чем-то несусветным старичок…» Вопреки ассоциациям, к которым склоняла цитата, вошедший не испускал запаха рвоты, спиртного или иных амбре.
— На работу едем устраиваться? — неожиданно спросил мужичок.
— Да, — машинально, не отойдя от дрёмы, ответил Никаноров. И тут же, поняв, что здесь что-то нечисто, встрепенулся:
— С чего ты… Откуда вы взяли?
— Ну как откуда? Вид свежий, одеты официально, да и на собеседования в летний сезон приглашают днём. Не утром, не к вечеру, а днём. Вот и…
Сейчас, когда попутчик изрёк более-менее длинную тираду, Никаноров обратил внимание на голос: он был высоким и дребезжащим, как у дьяка. Правда, какой в действительности голос у дьяков, ему представлялось смутно.
— Это моё дело, куда ехать, — резко ответил Никаноров. — Что нужно? Если мелочь — дам мелочи.
И он сунул руку в карман. Ситуация ввела его в ступор. Попутчик либо по какому-то сговору получил сигнал, куда подсесть, либо он тонкий экстрасенс, либо просто сумасшедший, которому удалось, ткнув пальцем в небо, попасть в яблочко. Ещё раз оглядев его, Никаноров с ноткой удивления заметил, что глаза у незнакомца добрые и какие-то тёплые, лучистые.
— Да что вы, какая мелочь, я помочь вам хочу.
— Интересно чем… — Никаноров смягчил тон.
— А я скажу. Собеседование у вас сегодня будет происходить в необычной обстановке. Тем не менее — на вопросы отвечайте прямо, не петляя. Вас выручит слово, которое вы произнесёте от фонаря.
— Слово? От фонаря? Что значит — «от фонаря»?
— Я пока и сам не знаю, но вы всё поймёте. Долго ищете работу?
— Слушайте, а откуда такие выводы? — снова стал вскипать Никаноров. — Что я нормально одет, а не так, как вы, не говорит, что я еду именно на собеседование. Мало ли куда человек может ехать.
— Но вы ведь не отрицаете?
— Да ну вас… Просто лень спорить.
— Значит, я угадал! Вот так — взял и угадал! Но не забывайте о нашем разговоре: по ходу дела пророчество сбудется.
В ответ Никаноров только вздохнул.
Тем временем поезд въехал в зону Москвы, и на первой же остановке вагон заполнился. Не набился битком, но, во всяком случае, новые пассажиры заняли все пустые места. Увидев, что публики набралось достаточно, собеседник со значением подмигнул, поднялся, открыл защёлку на мехах баяна и направился к дверям тамбура. Убедившись, что в вагон больше никто не войдёт, он остановился, растянул меха и запел слабым козлиным голосом нечто напоминающее романс. Эту мелодию и слова Никаноров раньше не слышал — ни по радио, ни по телеку, ни на дружеских посиделках:
― Зыбкий берег серебрится
В свете пряничной луны.
Мне на месте не сидится,
Так и манит плеск волны.
Вот бы вместе искупаться,
Окропить тела водой!
Жаль, что нам с тобой расстаться
Было велено судьбой.
Слов из следующего куплета, который затянул певун, Никаноров не разобрал: его странный попутчик, и так-то не блиставший мощью вокала, перешёл в противоположную часть вагона, и звуки, которые он издавал, ухо уже не воспринимало. Провожая его взглядом, Никаноров заметил, что пусть редко, но мелочь в карман мужичку пассажиры всё-таки ссыпают, а тот благодарно кивает. «Надо же! — констатировал он. — За что дают-то? И где он вообще этот романс нарыл? В тюряге, может?» Благодаря частым поездкам в электричке примерный набор песен таких горе-артистов Никаноров знал. Это были либо песни о матушке России, либо уклон в военную героику, либо раскрученные поп- или рок-хиты. А тут…
Попутчик скрылся в дальнем тамбуре и, исчезнув с глаз Никанорова, исчез и из его мыслей. Никаноров вернулся к реальности и приподнял запястье с часами: до Павелецкой осталось сорок минут.
…Жизель Константиновна села в электричку на станции Бирюлёво-Товарная, следуя указаниям подруги. Для чёткого доведения курса Мария Алексеевна вывела её на лоджию своей квартиры, откуда указала перстом, куда Жизьке следовать. Лично проводить её до станции Машуня не смогла из-за сильнейшего похмелья: накануне подруги вместе приняли слоновью дозу спиртного, а наутро Машины ноги просто перестали подчиняться хозяйке. Потому-то Жизель Константиновна, обладавшая более крепким здоровьем, дошла до незнакомой станции сама, без провожатых. Впрочем, обо всём по порядку: это важно для понимания ситуации. Жизель Константиновна и Мария Алексеевна подружились ещё в институте, причём настолько крепко, что до сих пор — а сейчас им было по пятьдесят — перезванивались едва ли не каждый день, что даже между близкими родственниками в наши дни редко происходит. Встречаться, правда, удавалось редко: жили они в разных концах Москвы, да и рутина вырваться не позволяла. Жизька уже полгода собиралась приехать и заценить квартиру подруги, куда та переехала после развода, да всё никак: одно, другое, третье… Но вот случай представился, и причина была очень неприятной: Маньку облапошили телефонные мошенники на два миллиона рублей — как раз на деньги, которые она держала для ремонта на новом месте, ибо квартира ей досталась убитая. Злоумышленников, правда, поймали — а что толку? Денег у них уже не оказалось. Трагизм ситуации — Маня теперь совершенно не понимала, как ей жить, — привёл к тому, что они затарились коньяком и сухоньким в недопустимом для женщин количестве. Назюзюкались, соответственно, вдрабадан. А на следующий день ситуация и для Жизель Константиновны превратилась в трагическую. В четырнадцать ноль-ноль она должна была собеседовать претендента на место редактора у них в издательстве, а теперь, после лошадиного количества спиртного, она совершенно не понимала, как у неё это получится. Перенести интервью, чтобы не подмочить репутацию, было уже невозможно: Жизель вспомнила о собеседовании буквально за час до встречи.
— Машка, всё, извини, я собираюсь, — выдавила она себя из кресла, оборвав очередную подружкину тираду о безысходности. — Если я сейчас не уеду, меня уволят.
— Да ладно тебе, — возразила Машенция, надеясь, что подруга останется, — кто же начальника эйчар-департамента может уволить?
— Могут, могут. Гендир — легко! Подмочила, мол, реноме компании, к тому же таким свинским образом... Хорошо, я тебя не послушала и с утра ничего не пригубила, а то бы фонило от меня — мама не горюй! Ангел-хранитель, чую, помог. Ладно, где наша не пропадала… Выкарабкаюсь как-нибудь. Главное — скажи, как от тебя быстрее в центр попасть.
Вот тогда-то подруги и выбрались на лоджию, с которой Маня показала, как попасть на Бирюлёво-Товарную.
— Давай я тебе хоть аспирин на дорожку дам, — вздохнула она, оглядев несчастную Жизьку. — Мало ли что, вдруг пригодится?
И дала ей фольгированную пластинку с таблетками, а к ней бутылочку отфильтрованной воды.
— Нда-а… — качнула головой Маня. — Как же ты работать будешь, дорогая?
— Понятия не имею. Но буду.
Дав подруженции обещание держаться, Жизель Константиновна направилась в сторону платформы. Собственно, из дел у неё сегодня маячило только одно — это самое злополучное собеседование. Статус начальницы отдела кадров — Жизель Константиновна терпеть не могла название «эйчар-департамент» и называла свою структуру по старинке — позволял ей планировать рабочие дни по собственному разумению. Передать сегодняшнего кандидата на кого-либо из подчинённых она не могла, ибо сама проводила с ним видеоинтервью, а объяснять кому-то ещё все нюансы разговора — это просто смерти подобно, да и непрофессионально, в конце концов. Действительно, так не принято: раз сама начала рекрутирование, сама и доводи до конца. Напрягало другое, а именно более чем вероятная встреча в стенах офиса с генеральным: предстать перед ним в столь ужасающем виде ― значит подписать себе смертный приговор. Он её точно раскусит, а чем это грозит — ежу понятно. И стыд-то какой: пятидесятилетняя женщина, уважаемый руководитель, сделавший для компании столько хорошего, — а выглядит будто подгулявшая потаскуха! Ни макияжа, ни причёски, блузка мятая-перемятая… Сейчас, перебирая в голове прошлое, она не могла вспомнить ни одного подобного случая на других работах — а с момента окончания универа она их сменила немало, — причём даже в ту благодатную пору, когда пить в стране считалось чуть не культом и многие этим охотно пользовались. Выходит, у неё дебют! Имея профессиональный навык различать по внешнему виду, кто из кандидатов на трудоустройство пьёт, а кто нет, она сегодня сама окажется под микроскопом. Менеджерши из её отдела, а у них навык не хуже, просекут всё мигом. Кошмар!
…Не успела Жизель Константиновна занять в вагоне свободное место, как туда вошёл какой-то мусорный персонаж, и мало что вошёл — он ещё и затянул нудную песню, в которой всплывали слова о луне, волне и судьбе. Этот жанр, который она люто ненавидела, на все сто подходил под термин, ею же и придуманный: «сопли в сахаре». Следует оговориться, что в электричках Жизель Константиновна ездила крайне редко, однако она знала, что там частенько появляются самородки, исполняющие либо что-то душещипательное, либо блатняк — причём исполняющие отвратительно. Данный персонаж был типичным сахарным сопляком, да к тому же голос имел жиденький. Сталкиваясь в вагоне с такими личностями, Жизель Константиновна буквально физически начинала испытывать тошноту; ей хотелось тут же испариться или чтобы личность испарилась — одно из двух. А так как второе не входило в разряд возможного, то покидать «поле боя» приходилось ей самой, лишь бы не подвергаться моральному истязанию. Прослушав первый куплет от мусорного, она ощутила резкий прилив крови к голове, а вслед за ним ― острейшую боль в висках. Немедленно встав, она направилась в соседний вагон, в котором, судя по направлению движения, певун уже отметился, а значит, больше не вернётся.
Народу в вагоне хватало, но и места свободные наличествовали. Жизель Константиновна уселась напротив мужчины лет сорока, с приятной внешностью и прилично одетого, — вполне приемлемый вариант. Уронив локти на колени и подперев голову ладонями, Жизель Константиновна сжала пальцами виски — и с минуту оставалась в таком положении, надеясь, что станет легче.
— Ацетилсалицил, — услышала она голос напротив, явно обращённый к ней.
Никаноров не ожидал, что брякнет такую чушь. Начать с того, что он в жизни разговоров в транспорте ни с кем не заводил, и вот… Откуда он выудил это слово — ацетилсалицил? Но удивило его не столько это, сколько реакция подсевшей.
— Да-да, — машинально пробормотала она. — Сейчас…
И полезла в сумку, откуда извлекла аспирин и бутылку с водой. Опустив на язык таблетку и запив, Жизель Константиновна впервые посмотрела на соседа внимательно. И что же? Профессиональная память на лица вмиг дала сигнал, что перед ней сидит тот самый… как его… секундочку…
Вспоминая, как его зовут, Жизель Константиновна уже сообразила, что это путь к спасению.
— Никаноров Артём Андреевич?
Собеседник удивился, отреагировав с какой-то необъяснимой жёсткостью — даже глаза у него сузились.
— Это что за явление номер два? Откуда вы меня знаете?
— Какое явление номер два? Я Кравец Жизель Константиновна. У нас с вами на два встреча назначена. Вы это имели в виду под явлением?
Собеседник взял паузу, не понимая причин такого совпадения, и глаза его забегали.
— Нет, что вы… — начал он, подыскивая слова. — До вас тут сидел странный тип… Он уже ушёл. Играл на баяне и пел какую-то чушь.
Никаноров взглянул на Жизель пристальнее. Да, позавчера они общались по видеосвязи, но выглядела кадровичка совсем иначе: строгий макияж, причёска — волосок к волоску, жёсткий взгляд… Ничего общего с тем, что сейчас. Если бы она не представилась, никаких ассоциаций с собеседованием её внешность не вызвала бы.
— А-а, такой… мусорный! — живо подхватила Кравец, поняв, о ком речь.
— Именно так — мусорный. Он как раз на вашем месте сидел. Сначала мне допрос нелепый устроил, а потом запел.
— Вот-вот, я от его пения-то сюда и убежала — прямо виски сдавило.
— А вас я сразу узнал, — солгал Никаноров. — Только стиль у вас сегодня другой. А вообще, надо сказать, человек на видео и человек живой — это всё-таки разные вещи.
Жизель Константиновна почувствовала, что голову у неё отпускает.
— Отчасти согласна, — вздохнула она. — Сейчас между мной позавчерашней и сегодняшней общего мало. Хотя еду я, как понимаете, в офис. На встречу с вами, других дел там нет.
Никаноров был абсолютно неприспособлен запоминать, кто, где, как или когда выглядел, — в этом суть мужской натуры. Конечно, во время видеоинтервью его потенциальная работодательница смотрелась более стильно, но вместе с тем и более надменно. Сейчас дело обстояло проще, и он не постеснялся спросить:
— Вам лучше?
— Немного, — Кравец потёрла руками виски. — Послушайте, раз уж мы встретились на полпути, может, здесь обо всём и поговорим?
— А разве можно так? — неуверенно спросил Никаноров.
— Разумеется, почему нет? Вы ведь должны знать, что предварительное собеседование играет определяющую роль: на нём о соискателе почти всё становится ясно. Его мы уже провели. Конечно, я хотела, чтобы вы в офисе побеседовали с главредом и с генеральным… Но не факт, что они будут на месте. У них ведь как: утром одни планы, а к обеду всё меняется — такая работа.
— Да уж, это точно, — кивнул Никаноров.
— Ну вот, тогда я вам сейчас задам пару уточняющих вопросов и… Вы не волнуйтесь, никакого подвоха здесь нет.
— Я готов! — улыбнувшись и словно сдаваясь, развёл руками Никаноров.
Отпив глоток воды, кадровичка извлекла из сумки папку, нашла листок со сведениями о подопечном и потёрла лоб.
— Так… Портфолио помню… Во всех нужных программах вы работаете… Хм-м… Английский… Это хорошо… Да, вот что, — выпрямилась она, — все задачи у нас распределяются и отслеживаются в «Джире». Доводилось иметь дело?
— Название знакомое, но прямо не сталкивался. Сложно освоить?
— Да нет, через пару часов новички уже смекают, что к чему. Айтишник покажет и расскажет. М-м… Не знаю, что ещё… Профессиональные нюансы — это с главредом… Испытательный срок у нас — три месяца.
Жизель Константиновну накрыл новый сюрприз от организма: к горлу подкатила тошнота. Однако усилием воли ей удалось загнать ком вниз, в пищевод.
— Вопросы есть?
— Нет вроде бы.
— Да, вот что важно: когда сможете выйти?
— Здесь не мне решать: когда нужно, тогда и...
— Ну и не будем мудрить: с понедельника. Получите полную неделю на погружение.
— Прекрасно, спасибо! — Никаноров заёрзал на скамейке. — А в офис, внутрь, как я попаду — меня встретит кто-нибудь?
— Разумеется. Позвоните от охранников, и девушка к вам спустится. И в понедельник же сделаем пластиковый пропуск. Вам как удобнее начинать — с девяти или с десяти? У нас вилка.
— Лучше с девяти.
— Хорошо. Звоните с охраны в девять, вас проведут, а дальше я подключусь.
Жизель Константиновна убрала папку в сумку. Неформальная обстановка поспособствовала тому, что парочка обменялась ещё несколькими фразами на общие темы, ничего, правда, не значащими, но тем не менее.
— И куда вы теперь? — спросила она. — В Москве есть ещё дела?
— Нет, никаких. Сойду на первой же станции — и обратно, на дачу.
— Далеко дача?
— Привалово. Знаете?
— Нет, я в электричках не езжу, сегодня исключительный случай, а судьба туда не заносила. Вы и на работу будете с дачи ездить?
— Летом — да, наверное. Посмотрим. Вообще далековато… Время покажет.
Впереди показалась платформа Тульская. Никаноров привстал.
— А вы до конца, Жизель Константиновна?
— Да, по-другому никак. Павелецкий — это мне удобно. Ну что же, до понедельника?
— Да, конечно. Спасибо вам за всё.
— И вам: видите, как время сэкономили.
Никаноров улыбнулся, кивнул и направился к выходу.
«Ух, — выдохнула Жизель Константиновна, — вот повезло!»
«А тебе и должно было повезти, — сказал внутренний голос. — На тебя работают опыт и безупречный труд. Зато поддержала подругу: святое дело!»
«Во дела! — размышлял, меря шагами вагон, Никаноров. — Смотри-ка: всё сошлось! Знал бы — отсыпал этому провидцу мелочишки. Даже не мелочишки, а…»
В бумажнике, который Никаноров тут же проверил, самой мелкой купюрой оказалась пятисотка.
«Может, поискать его? Дам пятихатку, водки хоть приличной себе купит». Но здравый рассудок возобладал: времени прошло много, чародей уже наверняка засветился во всех вагонах и сошёл. Взвесив все за и против, Никаноров решил не гоняться за призраками. Двери распахнулись, и он ступил на перрон: теперь надо поискать переход к поездам «от Москвы».
Редактор Анна Волкова
Корректоры Татьяна Максимова, Катерина Гребенщикова
Другая художественная литература: chtivo.spb.ru