(начало книги, предыдущая часть)
Часть 16. 1915 год. Пастор Ротткопф и Балаклавский маяк.
На абордаж!
Спустя некоторое время я выбрался из теплоты кают-компании под продуваемый навес мостика. Поверх своей старой армейской формы «полковника Мусина» я набросил непромокаемую накидку, мое лицо горело от непривычных резких порывов морского ветра.
Сильный шторм надвигался с юго-востока. Яркий, лимонного цвета полный круг луны, низко висевший в небе, то и дело заслоняли быстро несущиеся набухшие серые облака, обрушившиеся в ночи потоками дождя вперемешку с мокрым снегом. В открытом море, в те моменты, когда луна полностью выплывала из туч, белые пенистые гребни гигантских валов воды сияли жутким светом.
Да, море - это жизнь. И пока я стоял, отдавшись простому праздному созерцанию грозной и величественной сцены, во мне внезапно возродились мужество и жизненная сила. Я чувствовал себя способным справиться с любой ситуацией, встретить любую опасность лицом к лицу и снести ее со своего пути.
В течение целого часа «Рюрик» шел со скоростью около двадцати узлов, и немецкий капитан заслужил мое одобрение своим мастерством. Три часа крейсерства по такой мерзкой погоде не оказали ни малейшего воздействия на его нервы, и он, казалось, знал побережье гораздо лучше, чем свой собственный задний двор. Нижняя вахта была теперь вся на палубе, ободренная обещанием двойного жалованья, и я слышал, как вахтенные обменивались негромкими замечаниями на плохом немецком языке. В свой мощный ночной бинокль я видел, как впереди замаячили и исчезли за кормой огромные скалы Петра и Павла. После этого показалась великая скала Александра, окаймленная тысячью бурунов и отзывавшаяся эхом отдаленных громовых раскатов.
Внезапно по правому борту из тумана и пены появился длинный черный силуэт судна, низко сидящего в воде и пробивавшегося к нам сквозь кипящие волны. Я решил, что оно, вероятно, загружено рудой из Одессы, но его ход - около пятнадцати узлов, был слишком велик по морским правилам даже для перевозки срочных грузов. Неизвестное судно приближалось все ближе и ближе, пока, наконец, не остановилось. Мне удалось разобрать его название. Это был не кто иной, как выбранный для нашей цели герром Крузенштерном во время отплытия из Одессы, «Чернобог» Русского Добровольческого флота. Через минуту он опознал нас по сигналу сирены, подтвердив это двумя зелеными вспышками, за которыми последовала одна красная.
На мостике «Рюрика» помощник капитана дал половинный ход, и развернул нос в направлении Одессы. Внезапное чувство подавленности омрачило мой дух, и, опустив бинокль, я уставился вперед на нашу ничего не подозревающую добычу. В периодических вспышках лунного света качающиеся очертания грузового судна казались бледными и неземными, и в их облике виделось нечто обреченное.
Вскоре после восьми склянок погода изменилась. Начался холодный косой дождь, и волны тумана, гонимые юго-западным ветром, застилали море. Передняя труба «Чернобога» произвела «выстрел», вероятно, из-за плохого угля, и время от времени огромные языки пламени окрашивали туман в багровый цвет, не давая нам потерять его след. С наступлением тумана первым моим побуждением было попросить капитана увеличить ход, но после замечания грека-рулевого я понял, что герр Крузенштерн очень хорошо знает, что делает, и разработал свой собственный план.
Он хотел зацепить крепким стальным канатом кормовой трос грузового судна, а затем, когда оба судна окажутся сцеплены, отправить по сцепке абордажную команду во главе со мной. Как ни опасен казался такой маневр, он был вполне реализуем. «Чернобог» шел гораздо медленнее нас, и наша яхта в бурном море вполне могла его догнать. После этого капитан грузового судна должен был направить его к северо-западу от большого Одесского волнореза.
Когда же, наконец, наступил подходящий момент, раздался громкий крик, зазвенела сталь, и «Рюрик» задрожал от носа до кормы. Натянутый трос дернулся и закрепился. Я подумал, что это безумие для неопытного новичка пытаться провести отряд по такому опасному мосту из скользких металлических звеньев и деревянных набалдашников. Единственным моим утешением была мысль, что смерть при падении в море должна быть быстрой и верной.
Путешествие на руках по цепи мне каким-то чудом удалось благополучно выполнить; тем не менее, на мокрую палубу «Черногора» прыгнул явно потрясенный и далеко не лихой предводитель. Мы были готовы к некоторому проявлению сопротивления и вооружены револьверами и кастетами, но первый же матрос грузового судна, которого мы встретили, объявил, что на корабле лишь небольшая часть команды. Возмущенному и несколько озадаченному капитану я показал свои русские документы и объяснил, что наш пиратский акт на самом деле это часть операции секретной службы. Однако этому человеку, типичному простому моряку, не нравился даже сам мой голос, и его инстинктивное недоверие получило подтверждение после того, как я дал инструкции затопить его судно. Для моряка корабль - живое, дышащее существо со своим характером, и капитан и помощник с трудом подавили свое негодование, согласившись на размещение главным механиком динамитных зарядов в четырех отсеках судна. Наконец, когда я протянул руку, капитан проигнорировал мой жест и, засунув руки поглубже в карманы бушлата, сплюнул на пол каюты со всем презрением честного человека. Мгновение спустя он захлопнул дверь каюты у меня перед носом, и мне пришлось выйти в пронизывающий ночной холод и дождь.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
