«Ах ты, ядрёна колючка!» - удивлённый возглас с берега нарушил моё дремотное забытьё, навеянное гладью воды. У берега, по щиколотку в воде, стоял старик. Штанины его были закатаны выше колен, и ноги старика казались мне такими же сучковатыми, как и удилище в его руках. На крючке трепыхалась, блестя в сумеречном свете, небольшая круглая бляшка.
«Ить, какого чёрта изловил!» – с досадой продолжал дед. Дед был Лука.
«Не шуми, Лука, - говорю, - чего волну гонишь, озеро будишь?»
«Ай, уснуло, задремало, проспало…. Нет, ты глянь, - карась!»
«Ну так что? Ты, давай, ещё пяток таких надёргай, - ушицей побалуемся».
«Тьфу ты, - дед аккуратно снял притихшую рыбёшку с крючка, плюхнул её в воду, и смотал удочку. – Рази я пошёл бы сюды за карасём, а? То ж Светлое, а не яма какая!»
«И то, - Светлое, а ты расшумелся. Дед, а почему это Светлое, а?» – попытался я перевести разговор с рыбы на озеро.
«А от скудости нашей да лености. Не могём названья придумать озёрам. Тоже: Верхнее, Нижнее… Узкое ещё есть, или вот – Двойное. Хорошо, не «тройное», – продолжил своё недовольство Лука, но вмиг обмяк, подобрел, глядя поверх воды – Чего ж? Светлое оно и есть, сам смотри».
Серебро сумерек отражалось в озере, и небо над ним было светло. Мы зашагали к костру, и я, в предвкушении новой истории, подвинул котелок с чаем поближе к огню. И вот горячий чай разлит по кружкам…
– Оно ведь как, всяк своё имя носит, и характер свой имеет. Вот речка тебе, али озеро… А случилось так. Вздумали реки с озёрами воду делить – чья вода лучше, чище да вкуснее. И кто из них для воды важнее, - реки иль озёра? И до того доспорили, что про воду то и думать перестали, а всё прикидывали, как друг дружку досадить. – Вот мы вам покажем, кто важнее! – думали реки, и взрывали бурным течением глинистые берега, несли мутные воды в озёра, и задыхались озёра, злились, мелели. В отместку рекам подымали озёра со дна своего всю тину накопившуюся, весь ил и всю муть, и выплёвывали всё это вместе со злостью в истоки. И чернели речки, свирепели, выходили из берегов. Вот как было. А потом дождик прошёл. Чистый, холодный, хлебнули реки да озёра свежей водицы, и присмирели. Лишь осадок тяжёлый от той свары лёг на дно, да затаился там. И одно только озеро осталось в стороне от этой грязной грызни. И то: - нету у озера ни с кем никаких тесных связей, ни речушки тебе, ни истока, заслонилось сопками, с родничками всё да дождичком знается. Никто не замутит его светлые воды, и само озеро никому мути не подпустит. Да и мыслей таких никогда не было, потому как ни с кем оно не связывается. От того и Светлое, что мысли чистые. Всё от мысли, вот тут зачинается, - постукал Лука пальцем-крючком по лбу.
Едкий дым смешался с туманом, лес наполнился звуками. Так, за разговорами, и не заметили, как пришло утро. Много баек поведал Лука той ночью, а запомнилось вот это. От чего озеро Светлое, - что вода чистая, или вода чистая, - что озеро Светлое? И от чего мысли чёрные бывают, - иль от того, что на душе у тебя мутно, иль наоборот, пакостно на душе от мыслей грязных? Может, и не своих, может, кто другой на тебя их выплеснул? Дед дремал, а я, сдерживая озноб от прохладного тумана, разделся и, боясь обжечься ледяной водой, быстро окунулся в Светлое озеро. Оказалось, - вода тёплая-тёплая.
Константин Возмитель