Сказывают, жили в наших местах речные люди. Руки у них, как руки – топором умели. А ноги вроде как у уток. И хвост был ещё – как весло. Делали они плотины на реках, строили хатки, еду готовили на зиму. Манси звали их инквой, а по нашему бобры, значит.
Всегда так жили вместе, бобры – речные люди, и манси – люди лесные.
Но пришли как-то другие люди. Все они разные были, но не было среди них ни лесных, ни речных. Были они сильные и жадные. А, может, плохо им жилось на свете, или кто-то их заставлял. Не знаю. Только стали эти люди леса разорять, горы рыть, речки спрямлять, болота сушить. И так они старались, что нечего стало делать в лесу лесным людям. Не стало леса – негде жить. И ушли манси. Кто – на Север, кто из «лесного» превратился в «разного», и стал «никаким».
Собрал тогда старый бобр-инквой всю семью, и говорит:
– Сказал мне ворон, будто слышал он от людей, что построили себе большое селение и каменную плотину, будто мех у нас хороший. И будто мы, извините, вкусные. Худо нам жить рядом с пришельцами. Того и гляди, выбьют нас всех на шапки, да и съедят. Что делать, куда же нам со своих мест уходить? Придётся нам в соседние земли идти, на Малую Сосьву. Слышал я, там бобры живут, а люди будто их охраняют – заповедник там.
А недавно в наших местах тоже заповедник открыли. Может, поумнели люди? Не знаю. И как только прослышали про то речные люди-бобры, так сразу и решили вернуться. Поверили людям, стало быть. Пришлось им поселиться, правда, на новом месте, за Денежкиным Камнем. Трудно им здесь живётся. Река горная, капризная. Но бобры-трудяги сумели обустроиться. Дома-то всё равно лучше. Живут себе бобры, работают, радуются. И не знают о новой беде.
Слышал я, - толи живётся людям плохо, толи жадные они, толи заставляет их кто – а только задумали они разрыть гору Шемур, под которой поселились бобры. Не пойму я, - надо разрыть эту гору для того, чтобы вытащить из неё на землю какую-то отраву. И как только людям может быть нужным то, от чего всё живое прячется, гибнет, перестаёт быть?
Ну, про то, что там дальше будет, я не ведаю. Пусть про то наши внуки сказки сказывают, когда состарятся. А моя сказка кончилась. И, как будто, даже счастливо. Речные люди живут теперь вместе с нами. И поэтому сказка – продолжается. А умирает сказка тогда, когда кончается плохо. Тут уж – конец так конец. И ничего хорошего. Может, не станут люди трогать Шемур, чтобы сказки не кончились?
Константин Возьмитель