Глава 1
Марта знала, что у нее есть один по-настоящему родной человек. Это отец. Мать, конечно, у нее тоже была, но Бог ее знает, где она обреталась сейчас. Трудно себе представить, как что-то - пусть на короткий срок, но связало столь непохожих людей, как ее родители.
Отец Марты, Дмитрий Николаевич, болезненный тихий человек, работал в библиотеке. Редкое явление – увидеть мужчину за библиотечной стойкой. С другой стороны – это был для него, может быть, лучший выбор. С детства Дмитрий обладал посредственным зрением и прихрамывал на правую ногу. А еще – очень любил читать. И, благодаря мягкому, уступчивому характеру, оказывался совершенно беззащитен перед напористостью и хамством. Таким образом, библиотека была для него своего рода убежищем, где хромота его была незаметна, очки казались уместными, начитанность считалась достоинством, а стремление любой ценой избежать конфликтов чаще всего и вовсе не пригождалось.
Пенсионеры – основной контингент читателей – Дмитрия Николаевича любили. А те, кто знал, что он в одиночку воспитывает дочку, еще и баловали его – то дачными дарами, то вещами, из которых уже выросли их внуки.
О своей матери Марта знала немногое. Знала, что звали ее Лидией, она с одинаковой легкостью водила машину и мотоцикл, а в ту пору, когда они с отцом сошлись, зарабатывала танцами где-то в клубе.
Собственно, отец подобрал Лидию, когда она была на самом дне. Возвращаясь с работы холодным дождливым вечером, он увидел где-то под навесом весьма экономно одетую девушку. Без сомнения она сидела тут давно, так как даже со стороны было видно, что она замерзла.
Под глазами у девицы было черно, особенно под правым – это не тушь размазалась, а наливался синяк. Девушка курила и плакала. Не напоказ плакала – чтоб пожалели, а сама себе, и от этого получалось особенно жалобно.
Дмитрий Николаевич некоторое время стоял перед ней, но девица упорно не обращала на него внимания, видимо, не надеялась, что кто-то придет ей на помощь. К этому моменту она разуверилась в людях окончательно.
Наконец, Дмитрий Николаевич решился – и тронул девушку за плечо.
— У вас что-нибудь случилось? — спросил он.
Она взглянула на него и досадливо отмахнулась – мол, какая вам разница, вы-то все равно ничего не сможете сделать…
Дмитрий Николаевич дела с женским полом до сих пор можно сказать, не имел, если не считать читательниц- пенсионерок. Поэтому то, что другой человек понял бы сразу – до него доходило медленно.
Кажется, ее выгнали…Откуда-то выгнали….
— Вам нельзя оставаться на улице…в такой одежде, — он подбирал слова очень осторожно, чтобы не обидеть девушку,— Дождь усиливается, и вы легко заболеете. Если сейчас вы не можете пойти к себе домой, может быть, вы переждете непогоду у меня? Я живу буквально через два дома.
К его облегчению (ему уже трудно было бы уйти, оставив ее – промокшую и замерзшую) девушка подумала несколько секунд и начала подниматься. Казалось, ее мокрые джинсы прилипли к ступенькам, и ей не так-то легко было встать.
И все же она покорно пошла за ним. А Дмитрию Николаевичу все хотелось снять пиджак и накинуть ей на плечи, но он не решался. К счастью, до его дома было недалеко.
Когда он открыл перед ней дверь подъезда, он чуть ли не впервые заметил, как тут пахнет кошками, какой убогий вид у лестницы, да и его «хрущоба», где он прежде жил с матерью, а после ее смерти – один – тоже совсем «не фонтан».
Что бы сделал Дмитрий Николаевич, если бы принес домой бездомного котенка? В первую очередь, накормил бы его. Вот и сейчас он повел девушку сразу на кухню, включил электрический чайник, и стал поспешно резать бутерброды с колбасой и жарить яичницу – готовить традиционные холостяцкие блюда.
Пока девушка ела, Дмитрий Николаевич снова вспомнил принесенного с улицы бездомного котенка, который впивается даже в сухой хлеб, еще и шипит и подвывает, чтобы не отобрали. Небольшие запасы продуктов, которые имелись у библиотекаря, были в одночасье уничтожены, чай выпит, вазочка с вареньем едва ли не вылизана.
И только тогда Дмитрию Николаевичу пришла в голову мысль.
— Вы, наверное, хотите погреться в ванной? Так идите…Я сейчас подберу вам что-нибудь из вещей….
Он дал ей материнский халат, который до этой поры висел в шкафу и к которому Дмитрий Николаевич относился благоговейно, как ко всему, что было связано с мамой.
…Девица пробыла в ванной так долго, что Дмитрий Николаевич встревожился – за дверью царила абсолютная тишина. Набравшись храбрости он осторожно постучал – и только тогда послышался плеск воды. Вскоре девушка вышла, завязывая пояс халата.
— А я заснула, — сказала она, — Там так хорошо, тепло…
Дмитрий Николаевич отвел девушку в маленькую комнату, уступив ей свою постель. Она повалилась на кровать, раскинув руки, точно играя, да так и заснула. Ему пришлось повернуть, передвинуть ее так, чтобы голова оказалась на подушке, а ноги – в противоположном конце постели. Она не проснулась. Он укрыл ее одеялом, потушил свет и вышел. Ему предстояло помыть посуду, вытереть пол в ванной, повесить мокрое полотенце сушиться…
На другое утро она все еще спала, когда он уходил на работу. Среди дня он встревожился – как она там, и звонил на домашний телефон, но никто не брал трубку. Дмитрий Николаевич чуть не отпросился у заведующей, чтобы убедиться, что дома всё в порядке. Но всё -таки дотерпел до конца рабочего дня и тогда уже поспешил домой.
Девушка все еще спала, но уже легким, поверхностным сном, и открыла глаза, когда он вошел в комнату.
Полежала некоторое время, приходя в себя. Правый глаз заплыл еще больше. И вообще девица была совсем не красавицей, но теперь, когда она вымылась и выспалась, видно было, что она совсем еще юная, наверное, и двадцати лет нет.
— Мне некуда идти, — это было первое, что сказала девушка.
Дмитрий Николаевич присел на край постели, забыв о стеснительности и напоминая сейчас врача у постели больной.
— Можете рассказать, что у вас случилось?
— Да он меня выту--рил, — как само собой разумеющееся, пояснила девушка, будто Дмитрий Николаевич должен был знать, кто такой «он», — Сказал, что ему надоело меня кормить, и что я, вообще, истеричка. А куда я пойду в таком виде…ой…
Девушка коснулась опухшего глаза.
— Из клуба меня тоже погонят….
— А ваши родные?
— Не поеду я туда…
Она выругалась, и странно было слышать из уст этого полу-ребенка бранные слова. Одно стало ясно – родные девушки жили где-то в тьмутаракани, и навещать их, а тем более возвращаться к ним, она не собиралась.
Дмитрий Николаевич был поставлен перед фактом – вот сидит существо, которому абсолютно некуда идти. И если он сейчас прогонит девицу, она и нынче ночью станет мокнуть на улице. Этого допустить он не мог.
Так Лидия осталась в его доме. Когда она отдохнула от прежней жизни, отъелась и отоспалась, она оказалась особой с легким характером, взбалмошной, рассеянной, но доброй. Дмитрий Николаевич узнал, что родители ее пь-ют, причем так сильно, что девочку забрали из семьи и поместили в реабилитационный центр, по сути в детдом. Она кое-как «дому--чила школу», ее даже пристроили в колледж, учиться на парикмахершу. Но после центра, Лида никак не могла насытиться свободой, колледж бросила, прибилась к какой-то компании байкеров, потом на время осела в ночном клубе, где танцевала топ--лесс. С друзьями ей не везло, она сама не могла понять почему – неизменно речь доходила до скандалов и рукоприкладства, и на этом связь заканчивалась. Лида оказывалась без копейки в кармане и без крыши над головой.
Дольше всего в сумбурной ее жизни – прожила она у Дмитрия Николаевича. Сам обладая чуткой и ранимой душой, он инстинктивно понял, что и Лида сохранила некоторую гордость, что не желала она «знать свое место» - чего добивались от нее прежние приятели.
Его же беда была в том, что он вознес ее чересчур высоко. Он баловал ее как ребенка, и тут уже Лида проявляла деликатность – и не говорила, что у них разные вкусы. Что купленные им для нее вещицы – в ее глазах – полный отстой. Да и не было у него денег на что-то «классное».
Много раз он предлагал ей выйти за него замуж, чуть ли не умолял, особенно, когда она сказала ему, что ждет ребенка.
Лида подумала.
— Не, - сказала она,— Ты ж старый уже, все будут думать, что я по расчету, если не из-за бабок, то из-за хаты…
Его тогда больно резануло это «старый», в тридцать пять он старым себя не считал. Но Дмитрий Николаевич был на пятнадцать лет старше Лиды, и такой «не модный», худощавый, стеснительный, с грузом забот… Значит, с точки зрения ее круга, она могла выйти за него только по расчету.
Он сумел скрыть свою обиду, и вновь вознес ее на пьедестал, когда она родила ему дочку.
— Как мы назовем ее? — спросил Дмитрий Николаевич Лиду, когда привез «своих девочек» домой.
Лида долго смотрела на дочь.
— Пусть будет Марта, — решила она, — У меня была любимая кошка – Марта. Сиамская, с голубыми глазами. Я в третьем классе училась, когда мне подружка подарила. У ее мамки аллергия была.
Дмитрий Николаевич понял, что эта голубоглазая кошка и вправду – всю свою недолгую кошачью жизнь – была для Лиды самым дорогим существом. И снова ему стало больно от жалости и любви – эти два чувства всегда сливались для него, когда он думал о той, кого считал своей женой.
В ЗАГСе, в свидетельстве о рождении девочки, записали имя – Марта.
Полгода Лида старалась быть примерной матерью и хозяйкой. Получилось у нее плохо. То забудет про обед на плите, и всё сгорит, то вдруг выяснится, что в доме нет ни одной чистой пеленки, то заснет Лида так крепко, что даже плач малышки не сможет ее разбудить.
Но превыше всего Дмитрий Николаевич ценил сам факт ее стараний, и дышать боялся, чтоб не сглазить.
Но только на полгода и хватило Лиды. Как-то раз она задержалась на прогулке с дочкой. Стояла ранняя весна, и Лида пришла раскрасневшаяся, оживленная. Положила девочку на кровать, забыв распеленать, и ушла болтать с кем-то по телефону. И пока Марте не стало жарко, и она не захныкала – мать о ней не вспомнила.
Несколько дней подряд Лида исчезала из дома, вручив малышку мужу, и отговариваясь коротким:
— Мне надо.
А потом исчезла совсем. Дмитрий Николаевич вернулся с работы, и застал картину маслом. Дочка лежит в кроватке, дома – никого, на столе записка в два слова: «Я позвоню».
Соседки доложили, что Лида уехала «на громадном мотоцикле…с громадным бородатым мужиком… весь в черной коже и железках… даже смотреть страшно…. А она смеялась еще»
Всё это говорилось с поджатыми губами и нескрываемым осуждением.
Дмитрий Николаевич молчал. Он ждал звонка. И Лида позвонила. Писать она никогда не была мастерицей. Даже на простую записку ее не хватило. Торопясь, будто она опаздывала на поезд, Лида говорила, что ей за Марту спокойно, потому что у нее замечательный отец, что она будет присылать на девочку деньги, когда заработает. И как-нибудь приедет в гости.
— Ну, ты же меня все равно любишь? — спросила она, наконец.
И была в ее голосе уверенность ребенка, который не сомневается – что бы он ни натворил, родители его любят все равно, и всё ему простят.
Отчего-то именно в эту минуту Дмитрий Николаевич понял, что они с Мартой долго не увидят Лидию, если увидят вообще. Она хотела жить свою жизнь – ту, в которую влекло ее кипение молодости, И она не вернется, потому что знает – из этого дома, скучного, пресного – она будет уходить снова и снова, а это то же самое, что рез--ать хвост по частям. Это невыносимо.
И Марта выросла, не зная матери. Несколько раз в год Лидия звонила – разговоры были быстрыми, летучими:
— Как дела? Все хорошо? Не болеешь? Слушайся папу…молодец…
И всё же даже после этих обрывистых вопросов, на которые она не успевала ответить, Марта чувствовала смятение в душе.
Тогда отец снова и снова говорил ей, что мама ее очень любит, просто она такая. Никто не может изменить характер, данный ему от природы. Но если Марта вдруг останется одна, если ей потребуется помощь – мама обязательно позаботится о ней. И портрет Лидии отец повесил в комнате дочери. А больше он ничего сделать не мог – ему-то Лидия даже не звонила.
Где-то советуясь с соседками, где-то с матерями подруг Марты – отец вырастил девочку, и теперь ему предстояло сделать еще один трудный шаг – отпустить дочь учиться, Он хотел дать ей высшее образование (Дмитрий Николаевич повторял, что тогда бы он мог и ум---ереть спокойно), но в их городке учиться было решительно негде.
Имелся всего лишь один колледж с техническими специальностями. И поступали туда, в основном, парни, отпетые хулиганы и троечники, так что на переменах даже мимо здания проходить было страшно, когда эти парни толпились на улице, чтобы покурить.
А Марта любила книги. Они сопровождали ее всю жизнь, с самого детства. Когда она болела, отец приносил ей из библиотеки томики сказок, и она перечитала их все, даже «Цыганские сказки» и «Легенды народов Африки». Она приучилась читать быстро, проглатывать роман за ночь, так как самые дефицитные книжки, те, что хранились в читальном зале, отец мог принести ей лишь вечером, а утром томик уже надо было вернуть в библиотеку. О том, чтобы покупать книги в магазине – и речи не было, не та была у Дмитрия Николаевича зарплата.
Он учил дочь нехитрым правилам своего детства – если книжка потрепанная, она как правило интересная. А еще есть книги, у которых даже запах волшебный. Они пахнут корицей и какими-то южными пряностями. Эти книги видели целый мир, и , если у тебя есть воображение, они тебе его покажут.
И Марта выросла девушкой не совсем от мира сего, и мечтала не о любви, не о карьере, а о том, как, получив диплом, выполнит волю отца, порадует его – и придет работать сюда же, в царство, полное книг.
Аттестат у нее был вполне приличный. А до областного центра, где находился институт культуры, можно было доехать на электричке.
Продолжение следует
#рассказ #история #культура