Все части повести здесь
Стелла ничего не ответила – толкнула дверь и вышла в коридор. Глубоко вдохнула воздух, подумав про себя, что после этого разговора ей стало как-то легче. Она совсем не ожидала, что будет все вот так спокойно. Вознамерилась уйти, но вдруг снова остановилась. Шедший за спиной сотрудник также остановился. Она услышала всхлипы из той комнаты, из которой только что вышла. Всхлипы, а потом приглушенные рыдания. Неужели еще не все потеряно, и у Ленки осталось что-то человеческое, пусть крохотное, в душе? Это было сомнительно.
Часть 32
– Ты сейчас о чем, Антон?
– Я о удочерении ребенка и твоем фиктивном браке. Мне и в голову не могло прийти, что ты захочешь удочерить Анюту. Я не так близко знал Дашу, и думал, у них есть какие-то родственники. Но сегодня Зина сообщила мне в разговоре, что ты, оказывается, готовишься к удочерению и обратилась для этого к своему старому другу. Но почему не ко мне, Стелла?
Она отступила в прихожую, жестом приглашая его войти.
– Антон, давай не будем об этом. Я не хочу доставлять тебе излишние хлопоты, и потом – это не твоя война. Поэтому я буду справляться с этим одна, сама.
– Ты не хотела обращаться ко мне – в этом причина?
– Можешь считать, что так. И потом – Рон может дать стопроцентную гарантию, что у нас все получится, он имеет побольше связей, чем у тебя, я полагаю. А мне в этом деле необходим именно такой человек.
– Стелла – Антон покачал головой – ты не права, я бы тоже мог помочь тебе. У меня тоже и связи, и деньги... И потом – сколько ты знаешь того знакомого? А с тобой мы знакомы триста лет. И я... Ты...
– Я знаю Рона очень давно, он всегда любил меня и был рядом, старался помочь...
– Я понял тебя, Стелла... Между нами сейчас – слишком большая пропасть, да?
– Да, Антон. И уже очень давно.
– Я попробую проложить мостик через эту пропасть...
– Вряд ли это получится, Антон. Все, что было – осталось в прошлом. Мы другие люди, у каждого своя жизнь, мы друг от друга дальше, чем могли бы быть. Не думаю, что у нас все наладится, и мы сможем остаться хотя бы друзьями.
Антон опустил голову:
– Я понимаю, что сам виноват в этом. Что же... Я надеюсь, у меня еще будет возможность доказать тебе, что я по-прежнему... Впрочем, сейчас это неважно, в том числе и для тебя. Как ты чувствуешь себя и как прошел суд?
– Как я могу чувствовать себя, Антон? Близкие ненавидят меня, в том числе, и мама, Лена сделала свое поганое дело и теперь ухмыляется за решеткой в надежде выйти лет через несколько и охомутать Костика, судья ждала ответа, почему мы не общались с Леной, желая, видимо, смаковать это внутри себя, как какую-то вкусную сенсацию. Все, как видишь, совсем не просто. И никто из этих людей и не подумал о маленькой сироте, которая где-то плачет в одиночестве в серых стенах детского дома, ожидая своих маму и бабушку.
– Я понимаю. И хотел бы поддержать тебя, Стелла. Ты заслуживаешь только лучшего, ты заслуживаешь быть счастливой, и я хочу, чтобы ты знала – чтобы не случилось, я всегда приду тебе на помощь. Тебе и твоей дочери. Прошу тебя, дай мне возможность доказать это. Откажись от этого фиктивного брака. Я тоже все это могу решить, у меня связи в городской администрации, у меня связи в местной мэрии...
– Что ты говоришь, Антон? Это невозможно. Человек уже помогает мне, мы заключили что-то вроде контракта. С моей стороны будет большой подлостью махнуть сейчас рукой на него и сказать: «Прости, Рон, у меня появилась кандидатура получше – это моя первая любовь. Спасибо тебе за помощь, но я перескочу к нему – он тоже готов помочь.». Это будет неуважением к этому человеку, а он столько для меня сделал.
– Ты всегда была очень совестливой, Стелла. Я хочу, чтобы ты была счастлива. Прошу тебя, если нужна будет помощь – не молчи.
Она кивнула неуверенно – теперь есть кому решать проблемы определенного рода. Конечно, она привыкла полагаться только на себя, но сейчас рядом с ней будет Рон, а он сильный, надежный и самое главное, любит ее.
Антон сделал шаг вперед и обнял ее. Осторожно, неуверенно, сжав в объятиях хрупкое тело и уткнувшись носом в макушку. Стелла закрыла глаза. Очень давно она мечтала об этом. Тогда, когда он бросил ее. Она мечтала, что он придет, вот так обнимет ее, и она забудет все, что пережила, пока его не было в ее жизни. Она чувствовала исходящее от него тепло, ненавязчивый запах парфюма, чувствовала, как напряглись мышцы на его руках, его неровное, сбивчивое дыхание. Вот он рядом – такой родной, такой близкий, и в то же время, такой далекий. Ничего не вернуть назад – слишком широкая между ними пропасть. Может, это и к лучшему.
Когда он ушел, она села за переводы, чтобы отвлечься, и сидела с ними до глубокой ночи, а утром, невыспавшаяся, отправилась к следователю, гадая, почему он вызвал ее к себе.
Виталий Афанасьевич был у себя в кабинете.
– Стелла Валерьевна, через две недели оглашение приговора. Не хотите присутствовать?
– Может быть, и приду. Но честно говоря, совсем не хочется видеть маму и Лену. Я для них теперь не существую.
– Но вы по другую сторону баррикад. Так что вряд ли кто-то может вам запретить послушать приговор. Тем более, вы сами говорили, что хотите, чтобы Елену упекли надолго, и она заслуживает самого сурового наказания.
– Вы правы. Я подумаю. Возможно, приду. Как насчет моего свидания с ней?
– Я все устрою.
– Давайте тогда через две недели, тогда, когда приговор будет оглашен.
– Вот об этом я и хотел вас спросить – когда предпочитаете встретиться с ней. После приговора – отлично. Некоторое время она еще будет здесь – уже потом ее доставят туда, где она будет пребывать ближайшие десять лет точно. Простите, что просил вас заехать, можно было все это по телефону выяснить.
– Мне все равно по пути.
Неожиданно среди недели приехал Рон. Позвонил он ей из гостинницы, в которой остановился и пригласил на ужин. Стелла решила пойти, тем более, было свободное время – все переводы были сделаны.
– Я понимаю, дорогая, что тебе не до развлечений и уважаю твой траур по подруге, но хотел бы, чтобы ты хотя бы немного развеялась. Потому и зову тебя в ресторан. Заказал столик в самом углу, в тени, мы поужинаем, обсудим наши дела, и вечер уже не покажется тебе таким тоскливым.
Она долго и тщательно выбирала себе платье, наконец остановилась на не слишком вечернем, но элегантном, глубокого винного цвета, с цепочкой на поясе. В тон взяла маленькую сумочку, надела светлые туфли и к назначенному времени отправилась в ресторан.
В холле она вдруг замедлила шаг, совсем близко услышав голос Рона и кого-то еще. Отановилась у распахнутой двери, прислонилась к стенке. Мужчины разговаривали совсем близко, но ее не видели. Рон устроился на мягком диване, а его собеседник, видимо, стоял. Она знала, что нехорошо подслушивать чужой разговор, но что-то словно приковало ее к стене, и она напрягла слух.
– Кир, ты что, так и не понял до сих, что Стелла для тебя потеряна давно? А сейчас плачешься. Ты же сам потерял эту девушку, сам отказался от нее в пользу ее чокнутой сестрицы, а теперь говоришь о том, что я не имею права так поступать, потому что она твоя бывшая! Честно – большего бреда я и не слышал! Вы что – все постепенно с ума сошли? Ее сестрица, ее мать, а теперь и ты?
– Рон... Почему ты не понимаешь? Она не любит тебя, и идет на это исключительно ради девочки.
– Я сделаю так, что она меня полюбит и не сможет без меня.
– Если за все эти годы не полюбила, то что такого может произойти сейчас, что полюбит?
– Этой девушке не хватает тепла, заботы и участия, не хватает надежного плеча рядом. Я дам ей все это, и ты увидишь, что она не сможет от меня уйти в конце концов.
– Это смешно. Для того, чтобы тебя любили, всего этого недостаточно.
– Как знать, мой друг, как знать... Но ведь ты и меня хорошо знаешь, и знаешь, что я всегда добиваюсь того, чего хочу. Рано или поздно.
Стеллу покоробило его такое самомнение. Впрочем, он имеет на это право. Она должна не обращать внимания на все это – пусть тешится, ей самое главное, чтобы Анечка была рядом.
Она услышала удаляющиеся шаги бывшего жениха и вышла из своего укрытия. Рон поцеловал ей руку, а она уточнила:
– Это Кирилл? А что он тут делает?
– Мы случайно встретились, и я пригласил его выпить по рюмке коньяка. Он приехал на очередное заседание суда. Говорит, что через пару недель объявят приговор. Как ты, Стелла?
– Я хорошо, спасибо, Рон. Но мне нет дела до всего этого – я переживаю только за Анечку.
– Все будет хорошо, верь мне. Я обещаю тебе, что как только мы поженимся – Анюта сразу будет рядом с тобой.
Вечер прошел неплохо – Рон был вежливым, предусмотрительным и ненавязчивым. Он рассказывал ей смешные истории, чтобы отвлечь, но в конце концов сказал:
– С той поры, как все это случилось, в твоих глазах появилась тоска. Глубокая тоска, такая, что я теряюсь и не знаю, как сделать так, чтобы ее не было.
– Это переживания за Анюту. И конечно, я до сих пор не отошла от смерти Даши и Ксении Аркадьевны. Знаешь, Рон, я часто бываю на кладбище, и прошу у них прощения за свою сестру.
– Ты не должна чувствовать вину, Стелла. Наверняка не один человек уже говорил тебе, что ты за Лену не в ответе. Я говорю тебе тоже самое.
– Я осталась совсем одна, Рон. Мама и Макс отреклись от меня из-за Лены, потому что на суде я выступала против нее, Даша умерла, Ксения Аркадьевна тоже.
– Но у тебя есть Анечка и я. Анечка ждет, когда ты заберешь ее, ведь ты обещала ей, Стелла... А я жду... Когда ты, наконец, полюбишь меня.
– Прости, Рон, мы уже говорили об этом...
– Я знаю, что сейчас тебе не до любви, но надеюсь, что в будущем смогу сделать так, чтобы твое сердце вспыхнуло от этого чувства.
– Спасибо тебе. За то, что помогаешь мне даже после того, как я практически прогнала тебя.
– Забудь, Стелла. Я же забыл об этом. Не нужно вспоминать такие моменты.
Он некоторое время держал в своих руках ее теплую ладонь, потом отпустил и вздохнул:
– Я рад помочь тебе и девочке, Стелла. И кажется, я ей понравился тогда.
– Да – Стелла улыбнулась – она вспоминала тебя иногда и говорила, что ты хороший.
– Ну, вот видишь... Возможно, у нас есть шанс на настоящую семью, Стелла. Но если ты решишь, что такого шанса нет, я не буду держать тебя.
На оглашение приговора она все же пошла. Не хотела признаться себе в том, что желает посмотреть на реакцию Лены, но шла, наверное, из-за этого. А еще из-за того, чтобы убедиться, что приговор справедлив и соответствует ее ожиданиям.
Ленка уже не выглядела такой торжествующей, а усмешка, ироничная и наглая, исчезла с ее лица. У нее было осунувшееся лицо, потухший взгляд и вид ее вообще был потерянным и жалким. Казалось, она только сейчас осознала, какая жизнь ждет ее впереди, и что эта жизнь надолго. Она кинула взгляд на Стеллу, но та даже не смотрела в ее сторону, устремив взгляд, полный надежды, на строгую молодую судью.
Та что-то долго читала, используя юридические термины, и Стелла из ее речи поняла, что адвокат напрасно пытался всеми силами доказать, что Лена больна психически. Да, в ее психике имеются отклонения, но она отдает себе отчет в своих поступках, и нападение на Дашу было не спонтанным, а очень четко спланированным. Когда она закончила свою речь и озвучила срок – пятнадцать лет – мама, сидевшая так, что Стелла могла ее видеть, приложила ладонь к губам, а потом беззвучно разрыдалась на плече у Макса.
Когда Лене дали последнее слово, она встала и развязно заявила:
– Я считаю приговор слишком суровым. Пятнадцать лет за жизнь той, которая... Впрочем, это неважно. Мы с моим адвокатом будем подавать апелляцию.
– То есть в содеянном вы не раскаиваетесь, я правильно понимаю? – сдвинула брови судья.
Лена пожала плечами:
– Я всего лишь воевала за свое.
– Тогда и говорить совершенно не о чем.
Когда суд закончился, и Стелла спускалась по лестнице в компании Виталия Афанасьевича, она увидела, как мама и Макс, – в основном, конечно, мама, Макс стоял с отрешенным видом – о чем-то говорят с адвокатом, чуть ли не споря с ним.
– А я вам объясняю, – утверждал адвокат – что вы напрасно потратите время и деньги. Вряд ли Верховный Суд изменит приговор, и даже вообще, еще и добавить может.
– Но ведь вы же опытный специалист, ради бога, возьмитесь за апелляцию!
– Нет! Я умываю руки! И повторяю вам – апелляция оплачивается отдельно, это уже другая услуга. Но браться в данном случае за это дело я совершенно не намерен.
Мама еще пыталась уговаривать его, Макс постоянно трогал ее за плечо, давая понять, чтобы она, наконец, отстала от адвоката, но та, видимо, не теряла надежды.
Стелла покачала головой:
– Мама будет биться за Лену до последнего. За меня бы она так не билась.
– Потому что вы благоразумны, Стелла. За таких родители не переживают. А вот непутевых любят больше, так что вряд ли тут есть, чему удивляться.
– Вы правы, Виталий Афанасьевич.
– Вы на машине? Я мог бы вас подвезти.
– Да, я на машине.
– Послезавтра вы сможете прийти на встречу с сестрой. Я обо всем договорился. У вас будет полчаса, не больше.
Он объяснил ей, куда следует идти и что сказать. Она поблагодарила его, а он тепло пожал ее узкую ладошку и сказал:
– Вы, если что, обращайтесь, Стелла Валерьевна. Я всегда вам помогу.
Перед встречей с сестрой на нее накатила волна какого-то беспокойства. Может, зря она это делает и не надо было бы идти на эту встречу? Что она ей изменит, этой встречей с Леной? Да абсолютно ничего. Дашу уже не вернешь, Ксению Аркадьевну тоже, а судя по виду Ленки, та вовсе не считает себя виноватой.
Но в конце концов она решила пойти – все-таки Виталий Афанасьевич сделал все, чтобы добиться этой встречи, будет неуважением к нему не пойти сейчас. И вообще – что сделано, то уже сделано. Раньше нужно было думать, и если сомневалась – не идти на эту встречу и вообще, отказаться от этой затеи.
Она некоторое время стояла и смотрела на серое мрачное здание ИВС, потом пошла к двери. Накануне Виталий Афанасьевич сказал ей, что Лену вечером увезут, то есть Стелла должна обязательно успеть сходить туда утром, часов до двенадцати – потом свидание никто не разрешит. Она подала паспорт полицейскому, который сидел за застекленной конторкой, обложенной решеткой, и он, кинув на нее взгляд, куда-то ушел.
Она слышала, как он говорил по телефону с кем-то, то и дело называя отчество следователя. Наконец, вернулся, открыл ей дверь за пропускной «вертушкой», провел куда-то на второй этаж, в один из кабинетов, в котором стоял только стол и две скамейки, намертво вмонтированные в пол. Стелла ожидала, что здесь будет, как в американских фильмах – стекло, а по обе стороны столы и стулья. Но ничего такого не было, и она посмеялась сама над собой – насмотрелась иностранщины.
Ждала она довольно долго. Но наконец дверь открылась и другой сотрудник ввел Лену. Руки ее были скованы за спиной наручниками. Он усадил ее на стул и встал около двери.
– Простите – попросила Стелла – а вы не могли бы оставить нас одних?
– Не положено – заявил тот металлическим голосом, и Стелла отметила про себя, что он похож на робота – такой же исполнительный, готовый в любую минуту вытянуться по струнке.
Она пожала плечом и посмотрела на Лену. Нет, чуда не произошло, ничего не поменялось – та смотрела с таким же дерзким вызовом, как и там, в зале суда, словно рассчитывала на то, что все эти серьезые проблемы как-то сами собой рассосутся.
– Лена – начала Стелла – ты вообще что ли реальности не осознаешь? Не понимаешь, куда ты попала и где тебе быть отныне?
– Я скоро выйду, вот увидишь! – уверенно заявила та – существует УДО, существует амнистия. Достаточно хорошо вести себя – и вуаля! Ты уже на свободе!
Стелла покачала головой.
– Лена, зачем ты это сделала?
Та как-то сразу сникла, опустила голову, Стелле показалось, что ужасный, непомерно тяжелый груз лег сейчас на ее плечи. Она вдруг поняла, что вся эта напористость и наглость – всего лишь защитный рефлекс, не более того. Она боялась того, что будет с ней впереди, и за этой напускной наглостью старалась скрыть этот страх.
– Я не хотела убивать ее – тихо сказала она – не хотела, чтобы она умирала. Я хотела... Только немного покалечить ее лицо, чтобы Костик не захотел быть с ней. У меня и в мыслях не было лишать ее жизни.
– Лена, у Даши на тот момент уже был другой мужчина. Мало ли что сказал тебе Костя! Да, может быть, он и рассчитывал вернуть ее, и не сомневался в том, что его чары в очередной раз на нее подействуют. Но только вот Даша уже не хотела этого. Все-таки у нее ребенок, и она опасалась и за жизнь дочери тоже. И встречалась с другим парнем – Костя был ей не нужен. Хотя и приходил к ней периодически, стараясь вымолить прощение. Но кто простит после такого?
– Стелла, зачем ты пришла? Говорить мне об этом, когда уже ничего не вернуть? Или убедиться в том, что если бы я знала, то поступила бы по-другому? А зачем тебе это? Для всех я просто чудовище, и такой и останусь. Только мама любит меня безусловно.
– Эти вспышки агрессии, которые затмевают твой мозг, не давая нормально думать... Зря ты, Лена, бросила пить лекарства тогда...
Ленка махнула рукой.
– Моя песенка спета, Стелла. Даже если я выйду раньше – какая жизнь у меня будет? Ни образования, ничего, да еще и срок такой... Какая разница, где проводить свою жизнь при имеющихся данных?
– Я очень надеюсь, что хотя бы находясь там ты что-то поймешь. Не все, Лена, делается в этом мире по твоей указке. По твоей вине остался без родных маленький ребенок, девочка. Как ты будешь с этим жить? Но ты не только себя уничтожила – ты и меня уничтожила, потому что мне тоже жить с этим. А как? Я не знаю. И ты, конечно, тоже не подскажешь.
– Я не знала, что она твоя подруга...
– Даже если бы и знала – это ничего бы не изменило, Лена. Ты все равно пошла бы на поводу у своих демонов – любой ценой взять верх, пусть даже причинив боль кому-то... Путь по трупам – вот твой удел...
– Но ты-то зачем ко мне пришла? Посмотреть на меня, поверженную и позлорадствовать? Так можешь делать это, даже смеясь мне в лицо и показывая пальцем, что уж теперь – ты права. Я допрыгалась. Когда-то я все делала для того, чтобы навредить тебе – вот теперь я наказана несвободой на долгие годы. Ты довольна? Ну, признайся, довольна?
– Ты ведь сама виновата во всем. Ты сама и никто другой. И совершенно не имеет значения, довольна я или нет.
Ленка закатила глаза.
– Стелла, ну вот опять ты оседлала своего любимого конька – правильность! А ты можешь когда-нибудь что-нибудь сделать на эмоциях, не так, чтобы это было правильно, а чтобы это было именно тем, что тебе нужно? Для твоего удовольствия, для твоей жизни? Знаешь, я больше чем уверена, что и девочку эту ты пытаешься удочерить потому, что хочешь остаться для всех хорошей и правильной, боишься осуждения, испытываешь чувство вины... Ведь так?
– Ты не права. Я очень люблю Анечку, а она меня. Впрочем, что я тебе объясняю... Ты никогда никого не любила...
Стелла поняла, что ей абсолютно не о чем больше говорить с сестрой. Все уже сказано, расставлены все точки над «и». Она встала.
– Прощай, Лена.
Уже будучи у двери, услышала голос:
– Стелла!
Обернулась, и впервые за все время встречи их взгляды столкнулись.
– Я надеюсь, что больше никогда не появлюсь в твоей жизни. И в первую очередь, это нужно мне самой. Иначе я всегда буду сравнивать тебя и себя, и ты всегда будешь намного выгоднее и лучше смотреться на моем фоне.
Стелла ничего не ответила – толкнула дверь и вышла в коридор. Глубоко вдохнула воздух, подумав про себя, что после этого разговора ей стало как-то легче. Она совсем не ожидала, что будет все вот так спокойно. Вознамерилась уйти, но вдруг снова остановилась. Шедший за спиной сотрудник также остановился. Она услышала всхлипы из той комнаты, из которой только что вышла. Всхлипы, а потом приглушенные рыдания. Неужели еще не все потеряно, и у Ленки осталось что-то человеческое, пусть крохотное, в душе? Это было сомнительно.
В этот вечер она все не могла сосредоточиться на работе. Бралась за перевод, но тут же бросала, роняла голову на руки и в таком положении застывала. И даже не сразу услышала звонок в дверь. Гадая, кто может прийти и вспомнив, что обещала зайти Зина, она открыла дверь, даже не спросив, кто там и не посмотрев в глазок.
Перед ней стоял Макс. Он был очень пьян и опирался на косяк пятой точкой. В его руке была початая бутылка виски. Мутные глаза смотрели прямо на Стеллу, во взгляде она прочла огромную печаль и тоску.
– Стелла – произнес он и тяжело упал на пол, сжимая бутылку в руках.
Продолжение здесь
Спасибо за то, что Вы рядом со мной и моими героями! Остаюсь всегда Ваша. Муза на Парнасе.