“Тебе должно быть стыдно”, — просто сказала я, и, даже не обернувшись, направилась к лестнице.
Не помню, как спустилась на первый этаж… как вышла из дома… как села в машину…
Очнуться получается только посреди трассы за рулем, в одиночестве. Слезы застилают взор, ничего не вижу… совсем.
Резко сворачиваю к обочине. Бью по тормозам. До боли в костяшках стискиваю руль, пока не останавливаюсь окончательно. Сердце так бешено колотится, что, кажется, вот-вот пробьет грудь. Дыхание спирает. Горло сдавливает. Меня трясет. Так сильно трясет, что зубы стучат.
Господи, кто в таком состоянии садится за руль? О чем я, черт побери, думала?
“Я не думала”, — тут же вспыхивает в мыслях. — “Совсем…”
У меня в голове застряло воспоминание о муже, сидящем на кровати, с широко разведенными ногами и Алиной на коленях в окружении лепестков роз. Слишком четко вижу, как ее голова поднимается и опускается… поднимается и опускается… поднимается…
Всхлипываю. Снова. И снова.
Слезы начинают литься еще сильнее. Рыдания рвутся наружу. Я больше не могу их сдерживать… не могу…
Кое-как заставляю себя разжать пальцы, откидываюсь на спинку сидения, прикрываю рот холодной… нет, ледяной ладонью. Пытаюсь заглушить боль, которая вырывается из меня вместе с рыданиями. Но ничего не получается. Я словно в одну большую открытую рану превращаюсь. Такое чувство, что в меня воткнули тысячи кинжалов, а потом безжалостно вытащили их, заставляя меня истекать кровью. Я просто не могу дышать… не могу…
Наверное, во мне живет мазохистка. Иначе, как объяснить тот факт, что я раз за разом прокручиваю произошедшее в голове. Не знаю, что хочу увидеть. Не знаю, что хочу найти. Возможно, надеюсь заметить на жестком лице мужа хоть толику раскаяния. Или просто я не могу поверить, что пережила кошмар наяву?
Никак не получается избавиться от ощущения, что я сплю. Кажется, мне просто нужно проснуться, открыть глаза и все будет, как прежде. Наша семья: я, муж и наш малютка-сын, останемся вместе. Нас никто не сможет разлучить. Мы будем счастливы… так счастливы. Но… все это просто вымысел, игра моего воображения, заветное желание. Наша семья разрушена. Наше будущее разбито об скалы измены. Моя любовь к Егору… она все еще на месте, отчего еще больнее.
Из меня словно заживо вырвали сердце, разорвали его на мелкие кусочки, а ошметки засунули обратно.
Боль предательства… она такая жгучая, что выжигает душу из раненого тела. Даже слезы, которые все никак не прекращают течь из глаз, не могут потушить пожар внутри меня.
Как у нас с Егором все могло закончиться… так? Когда все полетело к чертям? Возможно, у нас и не было все гладко. Мы отдалились. Особенно, после рождения сына. Но почему Егор просто не мог поговорить со мной? Зачем было…?
Я же знаю, мы любили друг друга. Так сильно любили, что иногда казалось, чувства затягивают с головой.
Еще в университете Егор забрал мое сердце, а потом… когда мы встретились вновь, вернул его мне. Сегодня же… сегодня уничтожил жизненно важный орган окончательно.
Как могло такое произойти, что еще утром муж целовал меня на прощание, а вечером… вечером изменял с другой? Не просто с другой, а с моей лучшей подругой?
Не знаю, сколько сижу в машине посреди трассы, рыдая в голос. Скорее всего, проходит много времени. Слишком много. Но, в итоге, вся боль выходит из меня, оставляя на своем месте пустоту. Ледяную, темную, гнетущую.
Но лучше она, чем непрекращающаяся агония.
Слезы, в конце концов, тоже высыхают. Горло жутко саднит, но это ожидаемо.
Милое личико сынишки вспыхивает перед глазами. Уголки губ дергаются вверх. У меня остался только он. Ради Дениски я должна быть сильной. Должна взять себя в руки. Должна разработать план, что делать дальше.
Сначала нужно вернуться домой, а потом… Позже решу, что потом. По одному шагу за раз.
Шмыгаю носом, пытаясь его прочистить. Судорожно вздыхаю и дрожащими пальцами завожу двигатель. Сосредотачиваюсь на дороге, а где-то за час доезжаю до дома. Белая бетонная многоэтажка встречает меня холодом. Она своим видом будто отгоняет меня, отторгает. Ощущение, что я скоро покину это место, не покидает, даже когда я поднимаюсь на десятый этаж. Понимаю, что мне придется уйти, но явно не сейчас. Поэтому спокойно открываю дверь своим ключом и захожу в просторную прихожую с бежевыми стенами, которые переходят в длинный коридор.
Сбрасываю туфли, по привычке ставлю их в обувной шкаф. Ключи бросаю на деревянную тумбу с духами и всякими мелочами, стоящую у стены чуть поодаль. В зеркало на противоположной стене не заглядываю. Боюсь даже представить, как сейчас выгляжу. Скорее всего, напоминаю призрака с потекшей тушью. Но это неважное. Единственное, чего я хочу — взять на руки сына, прижать его к груди, вдохнуть сладкий детский аромат и ощутить, что не одна. Я теперь никогда не буду одна.
— Что-то ты рано, — доносится до меня тихий голос мамы. — Дениска, всего пару минут назад покушал и сразу же уснул, — она выходит из гостиной, ее темно-зеленое платье в пол почти полностью закрывает худощавое тело, а светлые волосы затянуты в тугой пучок. Я почти точная копия матери. Только она старше, и у нее на лице начали появляться глубокие морщины. — Что случилось? — мама застывает, когда видит мое лицо. Сразу же, сужает глаза, пристально осматривает.
— Егор мне изменил, — само вылетает. Видимо, мне нужно было с кем-то поделиться, иначе ужас происходящего сожрал бы меня без остатка.
Слезы вновь наполняют глаза. А я думала, что все выплакала.
Мама быстро пересекает расстояние, разделяющее нас, берет мои ледяные руки в свои, согревает.
— Ты уверена? — спрашивает мягко, но пронзительного взгляда от моих глаз не отводит.
— Я видела, — сиплю, слезинка все-таки скатывается по щеке.
Мама ее ловит, стирает большим пальцем, после чего кладет ладонь мне на щеку, нежно поглаживает, при этом не прекращая сжимать мои пальцы второй рукой.
Мое замерзшее сердце начинает оттаивать. Пустота внутри постепенно заполняется. Облегчение разливается по телу — да, я не одна. Я все-таки не одна. Вот только не успеваю до конца расслабиться, как до меня словно издалека доносятся слова, произнесенные успокаивающим мамином голосом, но в то же время вонзающейся острыми иглами в сердце:
— Ну ничего, с кем не бывает. Не переживай, вы это преодолеете. Все у вас будет хорошо.
Хлопаю глазами. Смотрю на маму и… не узнаю.
Возможно, я ослышалась? Может быть, у меня галлюцинации?
Моя мама не могла сказать, что мы с Егором преодолеем измену. Измену!
Вот только, сколько бы я ни вглядывалась в зеленые глаза мамы, не вижу в них ничего, кроме твердости. Женщина, которая меня родила… которая должна быть для меня самым родным человеком на свете, действительно имела в виду то, что сказала. Со слухом у меня все в порядке, как и с восприятием.
— Что ты такое говоришь? — делаю шаг назад.
Рука мамы соскальзывает с моей щеки, падает, повисает вдоль тела. Я же пытаюсь справиться с хаосом в голове и болью в груди. Всего секунду назад у меня была надежда, что не придется справляться со всем в одиночестве, но сейчас ее у меня отняли. Буквально выдрали из рук, оставив лишь ошметки. Дышать становится еще труднее, а рана в груди все разрастается и разрастается. Вот только либо мама не видит, какие страдания мне причиняет, либо ей все равно, потому что вместо того, чтобы извиниться, сказать, что я не так ее поняла, она просто поджимает губы и строго смотрит на меня.
— Лана, я не думала, что воспитала тебя такой… — на мгновение замолкает, похоже, подбирает нужное слово, — инфантильной, — выплевывает.
У меня подгибаются колени. Покачиваюсь. Благо, я успела снять туфли, потому что вряд ли бы устояла на каблуках. А так просто протягиваю руку в сторону, упираюсь ладонью в стену.
— Я? Инфантильная? — неверяще спрашиваю маму. Мой голос звучит слабо, но я уверена, что она меня услышала, потому тут же поджимает губы.
Проходится по мне прищуренным взглядом, прежде чем вернуться к глазам.
— А как еще назвать девушку, которая думает, что мужчина будет верен вечно? Ты же именно так думала? — склоняет голову набок.
Из груди выбивает весь воздух. Кажется, этот день решил меня добить. Сегодня все, кому не лень, наносят мне удар за ударом, совсем не задумавшись, что я не железная. У меня внутри и без того все кровоточит. Я держусь из последних сил. Еще один удар, и я сломаюсь окончательно. Но этого никак нельзя допустить. У меня есть ребенок. Маленькая крошка, которому нужна мамочка. Малыш, которого я люблю всем сердцем. Я должна сконцентрироваться на нем, а не на боли, сочащаяся из каждой клеточки моего тела.
Судорожно вздыхаю, на мгновение прикрываю глаза и выпрямляюсь.
— Я не хочу с тобой говорить на эту тему, — произношу, как можно четче, хотя голос дрожит.
Глаза мамы округляются, но не успеваю моргнуть, как они сужаются до невероятно тонких щелочек. Она шумно выдыхает, открывает рот, явно, собирается что-то сказать, но я срываюсь с места. Не хочу ее слушать. Лучше пойти посмотреть, как там Дениска, а потом уже подумать о том, что делать дальше. Вот только обогнуть маму и уйти в детскую не получается, так как мой путь тут же преграждается.
Торможу. Стискиваю кулаки.
— Дай пройти, пожалуйста, — в моем голосе звенит напряжение.
— Нет, пока мы не поговорим, — мама упирает руки в бока.
— Я вроде бы ясно выразилась, — впиваюсь ногтями в ладони, — на эту тему мы говорить не будем!
Такое чувство, что мама меня не слышит, потому что вместо того, чтобы отойти, вздергивает бровь и упрямо смотрит на меня.
— Ты же не собралась рушить семью из-за банальной интрижки? — шипит.
Жар возмущения вспыхивает в груди.
— Банальная интрижка? — из меня вырывается горестный смешок. Ну раз мама хочет поговорить, я скажу ей всю правду. Плевать. — Егор переспал с Алиной. Что ты на это скажешь? — каждое мое слово пропитано ядом.
Похоже, боль делает из меня стерву. Хотя… скорее всего, это просто защитная реакция. Ведь если не я сама, то кто еще меня защитит? Все родные люди… предали.
Глаза мамы на мгновение широко распахиваются, а в следующее — в них появляется странный блеск. Восхищение?
— Ну что сказать, — она пожимает плечами, — ушлая девка. Тебе бы у нее поучиться.
Я едва не роняю челюсть на пол. Поучится? Предавать поучиться? Залезать в трусы чужому мужу поучиться?
— Что? — все-таки переспрашиваю, потому что не могу поверить своим ушам.
— А что такого? — мама закатывает глаза. — Я всегда знала, что Алинка далеко пойдет. Ну да, не смогла она достойного мужика найти, с кем не бывает. Но видишь, не растерялась. Решила, что пойдет по головам, лишь бы получить желаемое. Я про безбедное будущее говорю. А если ты и дальше клювом будешь щелкать… в обиженку играть, то уведет она у тебя мужа. Попомни мои слова! — она во время своей тирады не сводит с меня пронзающего насквозь взгляда.
Я не думала, что смогу сегодня переживать еще больше боли. Но, видимо, придется.
— Мама, Егор мне изменил! — не выдерживаю, почти кричу. Тут же беру себя в руки, вспоминая, что Дениска спит. Прислушиваюсь, вроде бы не проснулся. Выдыхаю. — Если Алине нужен этот предатель, пусть забирает и подавится!
Мама ловит ртом воздух.
— Забирает? Ты что совсем чумная? — смотрит на меня во все глаза. — Где ты еще такого мужика найдешь? Тебя любит, твои закидоны терпит, дите тебе сделал, зарабатывает и мне помогает… хотя я не просила, — быстро добавляет. — Ну, гульнул разок, с кем не бывает? Между прочим, ты не молодеешь! А после родов и фигура уже не та, — бьет по больному. — Так что давай, включи мозги! Как приедет Егорка, поплачься ему, спой оду о своей любви, скажи, что все простишь, а потом уже условия свои выдвигай! А то небось разводиться надумала, да?
Вроде бы слышу то, что говорит мама, но ее слова все никак не хотят укладываться у меня в голове. Они… чужие, пропитанные алчностью, злые. Не могу их воспринять. Не хочу!
Поэтому набираю в легкие побольше воздуха и заявляю:
— Разговор окончен! — хватаю маму, отодвигаю ее в сторону и иду к комнате Дениски.
Вот только даже половину пути пройти не успеваю, как мне в спину прилетает:
— Если разведешься с Егором, ты мне больше не дочь!
Прирастаю к полу. Не могу пошевелиться. Не могу дышать.
Нож, который мама вонзила мне в спину, не дает сдвинуться с места. И без того раненое сердце изнывает от предательства еще одного родного человека. Грудь сдавливает. Каждая клеточка тела кровоточит. Меня трясет.
Не знаю, сколько еще смогу выдержать, прежде чем сломаюсь окончательно. Ношу, которая сегодня легла мне на плечи, слишком тяжелая. Поэтому силы быстро покидают меня.
Прикрываю глаза. Делаю короткие вдохи и медленные выдохи. Впиваюсь зубами в нижнюю губу. Глаза во всю жжет из-за непролитых слез. Горло сводит.
Рыдания, которые, казалось, оставили меня еще в машине, снова начинают душить. Сильнее впиваюсь ногтями в ладони.
Позволяю себе побыть слабой еще несколько секунд, прежде чем глубоко вдыхаю, расправляю плечи, разворачиваюсь, заглядываю маме в глаза и чеканю:
— Уходи.
Лицо матери вытягивается.
— Т…ты меня выгоняешь? — произносит она едва слышно, ее плечи поникают.
Вина вспыхивает в груди, но я моментально тушу ее — мама сделала свой выбор.
— Ты сама сказала, что я тебе больше не дочь, — хоть слова вылетают из меня легко, но все равно причиняют невообразимую боль.
Приходится стиснуть зубы и на мгновение зажмуриться, чтобы не разрыдаться прямо в голос, на глазах у матери, которая всего секунду выглядит растерянной, а следующую — превращается в разъяренную фурию.
— Делай, что хочешь, — выплевывает, подхватывает свою сумку, висящую на крючке возле шкафа для обуви. — Но запомни мои слова, — обувает туфли, — твоя гордость ничего не стоит. Пройдут года, и ты поймешь, какого мужика потеряла. У вас с Егором все еще может наладиться, прояви ты немного женской хитрости. Но нет же, ты решила разыграть роль жертвы, да еще и с гордыней, — фыркает. — Но жизнь твоя. Делай, как считаешь нужным. А я дождусь того момента, когда ты будешь выть от одиночества и поймешь, как была неправа, — всего миг смотрит на меня взглядом “я прожила жизнь и знаю ее лучше”, после чего разворачивается и с громким хлопком выходит из квартиры.
Силы тут же покидают меня. Ноги не держат, поэтому я шумно выдыхаю и прислоняюсь спиной к стене, опираясь на нее.
Закрываю лицо руками, тру. Глаза все еще щипет из-за стоящих в них слез, но они не проливаются. Просто душат меня изнутри, добавляя еще больше страданий.
В голове не укладывается, что родная мать могла мне все это сказать. Возможно, у нее есть причины, ведь она вырастила меня одна. Но не могу сказать, что нам вдвоем было плохо. Пока я росла, папа присылал приличные алименты. Их хватало не только на еду и одежду, а еще чтобы раз в год съездить куда-нибудь отдохнуть. Вдобавок, когда родители развелись, отец оставил маме квартиру, где она до сих пор живет.
Я не знаю, что между ними произошло — они разошлись, когда я была совсем малышкой, а мама не говорит. С папой же у меня натянутые отношения. Хорошо, если мы общаемся два раза в год, и то по телефону, поздравляя друг друга с днем рождения. На самом деле, я никогда не тянулась к отцу, а он не горел желанием общаться со мной. Когда же в моей жизни появился Егор, то он сразу же взял на себя все мужские роли. Он стал для меня всем… самым важным человеком в моей жизни. До появления Дениски мы были неразлучны. Рождение сына, конечно, наложило отпечаток на наши отношения — мы стали проводить меньше времени вместе, ведь младенец требует много внимания. Но я не думала, что мы отдаляемся настолько.
— Егор… что же ты наделал? — бормочу себе под нос.
Слезы сильнее жгут глаза, взор размывается. С силой сжимаю веки в попытке удержать рыдания. До боли прикусываю язык, но и это не помогает — всхлип все равно вырывается из меня.
***
Книга на выходные от меня: "Развод. Я (не) смогу без тебя", Ира Дейл.
Всех Ц.