Мы подъехали к автобусной остановке. В машину сели ещё двое: парень и девушка. Вместе с ними в салон просочился запах перерабатываемого чьим-то организмом спирта. Девушка в спортивном костюме (её глаза ещё блестели остатками вчерашней алкорадости) навсегда запомнилась мне только своим отвратительным перегаром. Я приоткрыл окно и в тот же момент подумал, а не показался ли я слишком грубым?
До места сбора мы ехали в тишине и редко перебрасывались короткими фразами, чтобы хоть как-то причесать образовавшуюся внутри салона неловкость.
Вчера поисково-спасательный отряд «Архангел» объявил в своих социальных сетях о сборе добровольцев для помощи в поиске пропавшего в лесу человека. Я знал пропавшего. Им оказался семидесятитрёхлетний учитель математики из моей родной гимназии. Что тянет их, стариков, в самую глубь зелёного безмолвия? Возможно, ощущение приближающейся смерти и факты уже случавшихся инсультов или инфарктов парадоксальным образом действуют на мыслительный процесс. Чувство страха притупляется, и старики, сами того не осознавая, ищут в этом безмолвии скорейшей кончины. С другой стороны, вряд ли многие задумываются, что привычный поход за грибами может закончиться не полными плетёными корзинками, а как-то иначе.
Решение оказалось принято мгновенно. Я намеренно делаю акцент на том, что «оно оказалось принято». В тот момент оно выстрелило из пустоты подсознания, как нечто само собой разумеющееся. Мне лишь оставалось подчиниться и принять эту волю к действию. Я — типичный миллениал, «человек листающий», который привык к заурядной, выхолощенной жизни, лишённой всяких трудностей. Я приспособился к жизни пассивного наблюдателя, ничего не зная о настоящей жизни с другой стороны экрана смартфона. Мгновение созревшего решения запомнилось мне мыслью: «Я впервые делаю что-то действительно полезное и важное».
Мы въехали в посёлок Товарный — местечко в пятнадцати километрах от города. Здесь проживал пропавший. В пятницу, два дня назад, он ушёл отсюда в лес и тем же вечером перестал выходить на связь.
Полевой штаб поисково-спасательного отряда внушал чувство серьёзности: несколько квадроциклов, два чёрных матовых внедорожника, мобильная станция для связи, на месте уже проходил инструктаж нескольких волонтёрских групп. Мы припарковались, сменили обувь на более подходящую для похода в лес и двинулись в зону регистрации. Около чёрно-жёлтого фургончика с логотипом отряда в виде крылышка нас встретила женщина.
— Это вы опаздывающие? Четыре человека… как раз. Пойдёте в группу к Белке. Записаться только надо, вот, держите бланк.
Я указал фамилию, имя и номер телефона.
— Так, ребята! — неожиданно проговорила женщина. — Ну вы что, с ума сошли? Никакого алкоголя.
Она смотрела прямо мне в глаза, не обращая никакого внимания на девушку в спортивном костюме, стоявшую прямо у неё за спиной.
— У нас с этим очень строго, — женщина продолжала делать мне выговор.
— Какого алкоголя? — я сделал вид, что искренне недоумеваю.
Девушка в спортивном костюме — кажется, её звали Алёна — покраснела.
Видимо, с алкоголем всё-таки было не слишком строго, потому что дальше выяснять кто из нас четверых был пьян, женщина не захотела. Наша маленькая команда (я, мой старый школьный друг Антон, Алёна и мой приятель Дима) присоединилась к группе из тринадцати человек. Мы познакомились с нашим командиром — Белкой.
Далее последовал короткий инструктаж, который я почти полностью прослушал. Дело в том, что я никак не мог отделаться от странного ощущения. Белка — девушка лет тридцати пяти, с крашенными в угольно-чёрный цвет волосами, собранными в хвост, усиливала это чувство. В её словах я чувствовал налёт театральщины. Может, дело было в приподнятом настроении командира? Особенно диссонировали её слова: «Скорее всего, сегодня мы уже труп ищем». Она произнесла их легко и непринуждённо.
Здесь я хочу сделать оговорку, что в тот же момент вспомнил про большое количество профессий, связанных со смертью. Патологоанатомы, врачи-онкологи и другие — вряд ли они способны принимать каждый случай близко к сердцу. И они давно уже научились воспринимать всё через призму либо равнодушия, либо юмора. Но здесь было что-то другое.
— Как думаешь, для чего вообще камуфляж придумали? — спросил у меня Антон.
В этот момент группа уже двигалась в глубь леса. Там мы должны были встретить трёх представителей службы спасения, брошенных в помощь отряду.
— Ну, чтобы маскироваться, прятаться, — я ответил и стал ожидать подвоха.
— А на хера тогда командиры в камуфляже все?! Сами же на инструктаже говорили, что важно быть заметными и не потеряться самим.
Я подумал, а ведь действительно! Зачем камуфляж? Ещё один диссонанс и ещё одно противоречивое впечатление.
Через несколько минут ходьбы мы состыковались с ребятами из службы спасения и вскоре были уже в месте, где начинался выделенный нам квадрат поиска. Группа выстроилась в шеренгу с интервалом приблизительно шесть-семь метров друг от друга. Мы все, будто по команде, повернулись лицом в направлении нашего поиска. И передо мной, словно только сейчас, открылись двери, которые приглашали в зелёное безмолвие: глаз блуждал между упругих, бессистемно натыканных сосен и не мог зацепиться ни за одну из них. Впереди просматривался бурелом. Ещё чуть-чуть — и лес заболеет осенью. Но пока болезнь протекала бессимптомно, лишь её дух тревожно метался, обдавая нас прохладным ветерком.
— Лес тяжёлый, идти трудно… — доносились до меня слова мужчины по имени Паша. Он был одним из трёх эмчээсников.
Паша стоял через несколько человек от меня. Он участвовал в поисках уже третий день, с момента пропажи учителя. Спустя несколько минут все разговоры прекратились. Мы стояли молча, ожидая, когда по рации Белке дадут команду и разрешение на прочёсывание леса.
Молчание, как мне показалось, пришлось кстати. Только теперь, в этот короткий промежуток, мне удалось сполна осознать, что сейчас будет происходить. Был ли я готов наткнуться на труп? Кажется, нет.
Мысли о смерти — не самые желанные гости, но именно они, на удивление, иногда позволяют почувствовать себя живым и счастливым.
Напряжение росло. Мне показалось, что всем уже не терпелось двинуться вперёд. Кто-то потягивал сигареты одну за другой, кто-то нервно переступал с ноги на ногу. Алёна, которая стояла от меня через одного человека, обильно потела. Две, три, четыре… десять минут. Такая пауза начинала напрягать даже меня. Спина затекла, и я решил сделать несколько наклонов. Первым не выдержал Паша. Он докурил сигарету и привстал с корточек:
— Давайте петарду ебанем, что ли! — задорно выдал спасатель.
Разрядил так разрядил, подумал я.
— Паш, ну ты чё? Какая петарда? — возмутилась Белка. Видимо, они были хорошо знакомы. — Услышат же в штабе!
— Да ладно, чего ты. По рации скажем, что кабан выбежал.
Паша достал петарду, поджёг и швырнул её в лес. Неожиданный взрыв взбодрил всех. Через пару минут из штаба пришла команда: приступить к прочёсыванию.
Послышался голос Белки: «Двигаемся!» Мы дружно сделали первый шаг навстречу зелёному безмолвию.
Шли мы не очень быстро. Важно было постоянно оглядываться. Человек, заблудившийся в лесу, ищет укрытие и тепло. Поэтому часто залезает под буреломы, прячется в небольших углублениях или просто укутывается на земле. Тогда пропавшего можно просто не заметить, приняв его тело за выпуклую часть почвы.
Держать ровный строй оказалось трудной задачей. Люди с обеих сторон постоянно сбивались к центру. Несмотря на то, что два командира — Белка с одной стороны и девушка с позывным «Нарочь» с другой — имели при себе навигаторы. Вот мы ровной линией двигаемся, и всё выглядит стройно, а через пять минут я встречаюсь лицом к лицу с человеком, который стоял в двадцати пяти метрах от меня.
Мы шли примерно час. И когда наша группа в очередной раз сбилась к центру, Антон снова обратил моё внимание на небольшую деталь. Наши командиры обращались друг к другу, используя позывные. Это выглядело нелепо. В очередной раз от всего этого мероприятия в мою сторону повеяло некой театральщиной.
Наше впечатление разделил и Паша, который на очередном перекуре сказал:
— Белка-Белка, Нарочь-Нарочь, вы что в войнушку не наигрались что ли? Придумают же сами себе и гуляются потом.
Вскоре появились первые признаки усталости. Бесконечные копии деревьев мылили глаз. Буреломы и высокие, с человеческий рост, порой почти непроходимые кустарники делали путь трудным. В один момент я понял, что уже некоторое время сосредоточен лишь на самом пути, совсем позабыв о правиле постоянного оглядывания назад. Ближе к полудню мы вышли из густого леса и оказались в жилой части местности. Несколько невзрачных домиков, но среди них один, выкрашенный в жёлтый и синий цвета, — он был чем-то волшебным среди окружающей нас чёрной стены леса. Робкое осеннее солнце ласково подсвечивало красоту домика, который граничил с тёмным царством.
— Да нет тут его, не там ищете! — показался хозяин. — Вроде говорили, что он из лесу вышел!
Белка и Нарочь сверили данные навигаторов. Мы снова выстроились в цепь и приготовились двигаться вперёд. Метрах в двухстах, за домиками, виднелась чёрная стена леса. Но перед ней необходимо было прочесать густые, двухметровые сухие заросли. Мы двинулись вперёд.
Чтобы пробить путь через такое препятствие, необходимо было наваливаться всем весом и утрамбовывать себе дорогу. О том, чтобы держать шеренгу, речи не шло. Абсурдность ситуации стала очевидна всем. Озвучить это снова решил Паша:
— Не, ну какой тут, на хуй, дед с инсультом пройдёт? Мне здесь трудно, а чтобы дед ещё?
Все посмеялись. Но участок решили всё равно пройти до конца. До леса оставалось метров сто. Там было принято решение остановиться, пообедать и затем двинуться дальше. И я снова словил себя на мысли, что думаю о еде, но никак не о пропавшем в лесу человеке. Мои размышления прервало острое ощущение присутствия чего-то постороннего в моей левой стопе. Следующий шаг — и ощущение сменилось подступающей болью.
Удивительнее всего было наблюдать за реакцией Белки. Пока мне обрабатывали ногу перекисью, она с энтузиазмом запрашивала «эвакуацию травмированного» на квадроцикле. А я сидел на земле и слегка переживал, чтобы гвоздь, на который я наступил, был как можно чище.
В этот день мои поиски пропавшего человека были завершены. Меня и Антона доставили в штаб на квадроцикле, а группа прочёсывала лес до наступления темноты. Антон доставил меня в город. Тем же вечером я сделал прививку от столбняка.
Учителя нашли спустя два дня. Он умер от инсульта недалеко от трассы, успев выйти из зелёного безмолвия.