Ларина быстро поднимается с колен Сорокиной и садится прямо. Еще быстрее достает зеркальце, оглядывает себя, поправляет волосы.
Михайловская щёлкает замком, и к нам действительно заходит Горр. Один. Остальные парни остаются в коридоре и, вытянув шеи, таращатся на нас у него из-за спины, пару секунд. Потом Михайловская, не обращая на них внимания, закрывает дверь.
Наша раздевалка по расположению такая же, как у парней. Заходишь – справа душевая, дальше – место, где, собственно, девчонки переодеваются в спортивную форму и обратно. Вдоль одной стены стоят скамейки, а вдоль противоположной, – узкие шкафчики, куда складывают вещи. Третью стену занимает широкое окно, стекло которого до середины закрашено белой краской – чтобы с улицы не подглядывали.
Горр, держа руки в карманах, проходит внутрь. Михайловская семенит следом. Девчонки тотчас замолкают и таращатся на него, как на ожившее божество.
Горр садится полубоком на подоконник, оглядывает помещение, потом останавливает взгляд на Михайловской.
– Ну что, – спрашивает, – как вам сегодняшнее представление?
– Да капец какой-то! – отвечают почти в унисон Ларина и Михайловская. – Кто это вообще такая была?
– Новая англичанка, – отвечает Горр. – И судя по всему, настроена она серьезно.
– То есть у Дэна будут проблемы?
Горр пожимает плечами:
– А это уже от нас зависит.
– Как? А мы при чем? Что мы-то можем? – галдят девчонки, но как только Горр приоткрывает рот – резко замолкают и слушают, затаив дыхание.
– Мы можем сказать, когда нас спросят – а нас, естественно, спросят – что всё это неправда. Что она… ошиблась. Что Дэн никогда Жучку и пальцем не трогал. Не оскорблял и всё такое. В общем, скажем всем классом, что новой англичанке показалось.
– О, здорово! Но сам Жучка… он же…
– Жучка ничего не скажет, – равнодушно и уверенно заявил Горр. – То есть он скажет то, что нужно. Что ничего не было.
Я вдруг представляю, как Горр «убеждает» Илью говорить «то, что нужно», и меня передергивает. Я отвожу взгляд, не в силах больше видеть его лицо, хоть и красивое, но такое отталкивающее этой своей бездушной циничной жестокостью. Ещё бы голос его не слышать, приятный бархатистый баритон с легкой хрипотцой, от которого все наши млеют, а у меня мороз по коже.
– О, круто! – восхищаются девчонки. – Это реально выход! Её слово против нашего. Как она докажет? Никак! К тому же, она – одна, а нас – много!
– С тобой, Герман, не пропадешь, – молвит Ларина и кокетливо ему улыбается.
Уж не знаю, как он реагирует на её очередной подкат – я на него не смотрю. Открываю учебник истории и пытаюсь читать параграф. Правда, безуспешно, потому что против воли все равно слушаю их разговор. Глупые восторги девчонок и односложные, снисходительные ответы Горра.
На меня не обращают внимания, и слава богу.
Потом, слышу, Горр снимается с подоконника:
– Ну что, девочки, идём?
Наши как дрессированные кошки тут же подскакивают со скамеек и тянутся к выходу, радостно щебеча. Горр идёт за всеми, самый последний. Как пастух за стадом. Вальяжно ступает, заложив руки в карманы дорогущих, идеально отглаженных брюк.
Не спеша, я убираю учебник в сумку и тоже встаю. Направляюсь к двери, глядя в спину Горра.
И вдруг, когда все девчонки одна за другой вышли, он останавливается, запирает дверь и поворачивается ко мне. Так неожиданно, что я по инерции делаю еще пару шагов и практически влепляюсь носом в его грудь. И тут же отшатываюсь, глядя на него в полной растерянности.
Отставив одну руку в сторону и уперев её в стену, Горр заграждает мне путь, чтобы я не могла обойти. Он стоит прямо передо мной. Так близко, что мне становится не по себе. И смотрит прямо в глаза. Потом с кривой полуулыбкой произносит, слегка растягивая гласные:
– Ну а теперь пообщаемся с тобой, Лена Третьякова…
***
Я судорожно сглатываю и отступаю ещё на шаг. Что ему от меня надо? За два года, что Горр учится в нашем классе, он ни разу со мной не заговорил. Не поздоровался. Не взглянул даже мельком в мою сторону. Да я уверена была, что он меня попросту не замечал никогда. И вряд ли знал мое имя. Для него ведь такие, как я, даже и не люди, а так, пустое место. Блеклые декорации, на фоне которых он сияет как солнце в зените.
Он же у нас небожитель. Полубог. Наследный принц, которого привозит по утрам в школу, а днём увозит роскошный черный кадиллак (сама я в автомобилях не смыслю, но Петька Чернышов меня просветил). Господи, да одни только часы на запястье Горра стоят наверняка дороже, чем наша с бабушкой квартира вместе со всем скарбом.
В нем безупречно почти всё. Неспроста же наши девочки на него чуть ли не молятся. Везде он – самый первый, самый лучший: в баскетболе, в плавании, в учёбе. Любые наисложнейшие задания по алгебре и физике он щелкает как орешки. На английском говорит как на родном. Но он, правда, какое-то время жил и учился в Канаде, так что тут все объяснимо.
Однако и кроме английского у него полно побед на всяких олимпиадах и соревнованиях. И при этом Горр даже отдаленно не похож на зубрилу-отличника.
Ой, да какой там зубрила? Горр и малейшего усердия никогда не приложит. Просто ему повезло родиться с крутыми мозгами и феноменальной памятью. Он не раз демонстрировал на уроке эти чудеса. Однажды, прослушав английский текст, довольно-таки большой, Горр его сразу же без единой запинки пересказал практически дословно. У нашей прежней англичанки аж дыхание в зобу сперло.
Он талантлив, этого не отнять. Схватывает всё на лету и сразу запоминает намертво, но сам по себе ленив. Он просто берет то, что в руки плывет, а такого, чтобы самому стараться, добиваться, как другие, – нет, не царское это дело.
Да, в нем безупречно почти всё. Кроме одной детали: он – циничный подонок. Умный, красивый, обаятельный, но очень жестокий и беспринципный.
И я искренне не понимаю, то есть мы втроем, вместе с Соней и Петькой, не понимаем, почему наши этого не видят. Не просто не видят, а еще и пляшут под его дудку. Угодить пытаются изо всех сил, хоть как-то обратить на себя его внимание, некоторые прямо лебезят.
Со стороны это выглядит смешно. И жалко. Потому что Горр своим вниманием одаривает лишь тех, кто ему интересен или зачем-то нужен.
Все эти два года он меня в упор не видел – и это как раз понятно. Кто я такая, чтобы Горр меня заметил? А тут вдруг: «Пообщаемся с тобой, Лена Третьякова…».
С чего бы? Заинтересовать его нереально, да и нечем, значит, ему и впрямь от меня что-то нужно. Но, господи, что ему могло понадобиться? От меня?
– Дай пройти, пожалуйста, скоро звонок, – волнуясь, прошу я.
Но он лишь наклоняется ближе. Молчит всё с той же насмешливой полуулыбочкой. Я ощущаю его дыхание, теплое, мятное. И под его пристальным, изучающим взглядом мне становится еще больше не по себе.
Наконец он говорит:
– Я могу, конечно, ошибаться, но почти уверен, что ты не станешь выгораживать Дэна, ведь так?
Ах, вот что его заботит. Хотя, если честно, не понимаю почему. Наши в восторге от Дениса Викторовича, потому что при нем полная свобода и демократия. Он только на физкультуре повернут, точнее – на баскетболе. А в остальном смотрит на косяки наших сквозь пальцы. Когда другие учителя жалуются ему, как классруку, на чье-нибудь поведение, он только отмахивается.
– Я же нашел с ними общий язык, причем легко. Значит, проблема не в них, а в вас, – отвечает Дэн на эти жалобы.
И перед родителями покрывает наших. В конце четверти бегает договаривается, чтобы тому же Гаврилову двойки натянули до троек. Поэтому я бы поняла, если бы за него просил кто-то другой. Но зачем Герману Горру вступаться за Дениса Викторовича – не знаю. Мне всегда казалось, что он смотрит на него свысока и считает придурком. Да и все остальные учителя Германа не просто любят и ценят, а буквально превозносят, так что он точно ничего не потеряет, если нам поставят другого классрука.
Продолжение следует...