Алексей Петрович вспомнил, что у тёти Таси действительно всегда было припасено в том уголке «на всякий случай». Иногда этот случай наступал, когда в гости к ней приходила мама. Они потихоньку распивали бутылку за долгими бабьими разговорами, пели, а бывало, и плакали. Не раз он, будучи тогда ещё Алёшкой, слышал грустную историю тёти Таси о женихе Николае, которого она дождалась из армии, а он женился на другой. Почему-то она так и не вышла замуж, хоть и сватали её другие парни, всем отказывала. Детей у неё тоже не было. Так и прожила всю жизнь одна-одинешенька. Мать жалела её, и он, Алёшка, всей душой жалел.
– Рассказывай, Алёша, про свою жизнь. Про мою-то нечего рассказывать, сам видишь, как живу, – грустно улыбнулась тётя Тася тонкими губами. – Доживаю помаленьку. И то думаю, для чего мне Господь столько веку дал? Лучше б другим мою долю отдал, кому нужнее.
– Нельзя так Бога гневить, – желая утешить, ответил ей Алексей Петрович. – Раз дал столько, значит нужно. А зачем, ему виднее, – и стал рассказывать о своей незамысловатой жизни. О том, как пять лет назад умерла от рака жена, как недавно вышел на пенсию. О том, что сын перебрался на жительство в Санкт-Петербург и постоянно ездит в командировки по заграницам. О том, что дочь счастливо вышла замуж и родила ему троих внуков…
Они говорили до самого вечера, вспоминали знакомых, колхоз, школу, клуб, и Алексей Петрович чувствовал: деревня слушает их. Дремлет, но всё равно слушает.
Когда на улице стемнело, тётя Тася тоже задремала. Голова её склонилась на грудь, из заострившегося носа раздалось свистящее посапывание.
Ему стало неловко, что утомил старушку.
– Тётя Тася, ты ложись, отдыхай, – позвал он.
Она резво вскинула голову:
– Ложиться хочешь? Конечно, Алёшенька, сейчас.
Она уложила его на железную кровать с сеткой, какие давно уже стали раритетом, и, беспокоясь, как бы из худого окна ночью ему не продуло голову, повесила на дужку у изголовья покрывало.
Постелив себе, тётя Тася встала перед иконой и зашептала молитву.
«Спаси, сохрани и помилуй», – разобрал он из её шепота.
«Как мама…» – мелькнула тёплая и благодарная мысль.
Нашептавшись вдоволь, тётя Тася перекрестила все окна, углы и двери и только тогда погасила свет.
«Вот поэтому и остался её домик незамеченным, когда проносилось здесь дикое войско разрухи и опустошения!» – догадался Алексей Петрович.
Проснулся он от тишины. Во всяком случае, так ему показалось. Ни одного звука не доносилось до него. Ниоткуда.
Кровать тёти Таси была уже пуста. Он с удивлением огляделся, ему никак до конца не верилось, что всё-таки приехал сюда.
Умывшись за печкой, Алексей Петрович вышел на крыльцо.
На верхней ступеньке в блаженстве растянулась кошка. Тетю Тасю он нашел в огородчике, она собирала в пятилитровое ведёрко огурцы.
– Проснулся, Алёша? – ласково спросила она. – Сейчас я чайник поставлю, – и, вытерев руки об подол платья, поспешила в избу.
Алексею Петровичу снова стало неловко, что причиняет старушке беспокойство, хотя быть её гостем было очень приятно. Давно уже, лет двадцать, никто не хлопотал вокруг него с такой искренней радостью.
…Чайник долго попискивал на плитке, прежде чем закипел.
Вспоминая, сколько центнеров пшеницы намолачивали в лучшие годы в их колхозе, тётя Тася потянулась в шкаф за чайнушкой со смородиновой кисточкой на боку, а та вдруг выскользнула из её дряблой руки и разбилась.
– Бог с ней, – сказала тётя Тася и смела веником осколки к печке. – Пальцы у меня совсем деревянные стали, ничего не держат…
…Прощаясь, Алексей Петрович оставил ей номер своего телефона и адрес, чтобы могла обратиться, если будет нужно. Старушка проводила его за ворота, перекрестила по-матерински на дорожку.
Двоякое ощущение уносил Алексей Петрович с собой. На плечи давила тяжесть последнего расставания, а в душе воцарилась такая счастливая легкость, как будто она стала воздушным шариком, и выпусти её на волю – она в одно мгновение подпрыгнет до самых облаков…
«Шестёрка» ждала в рощице. Прежде чем разбудить её, Алексей Петрович мысленно отправил слова прощания родным местам. Потом, спохватившись, запустил руку в карман брюк и достал оттуда осколок от чайной чашки. На нём аппетитно поблескивали чёрные ягоды.
Повинуясь необъяснимому спонтанному желанию, ещё не зная зачем, он поднял его у тёти Таси с пола и положил в карман, а теперь понял, что будет с ним делать. Он положит его в сервант за стеклянную дверцу на полку, где хранятся сувениры, которые привозит ему сын из разных стран. И это будет самый дорогой сувенир.
Алексей Петрович представил, как придёт к нему в гости дочка с внучатами, и самая старшая из них, восьмилетняя Катюшка, обнаружит стёклышко с ягодами и недоумённо спросит:
– Деда, а это что?
Он возьмет стёклышко, положит ей в маленькую ручку, посадит её к себе на колени и расскажет… Всё-всё расскажет: и про тётю Тасю, и про родителей, и про дом, и про детство…
«А ведь деревня наша как эта разбитая чайнушка, – вдруг подумал Алексей Петрович. – Разлетелась десятками осколков во все стороны… И я как осколок. Может, не такой красивый. Может, и вовсе без рисунка. Но всё же неотъемлемая её часть», – и бережно положил смородиновую кисточку во внутренний карман ветровки, чтобы не потерять.
Спасибо за прочтение🌼