Для всякого индо-европейского народа воин — особая статусная персона, наиболее уважаемый аристократ и, разумеется, правитель. Это своего рода штамп. Если человек при оружии, значит, непременно какой-то дворянин или его аналог, а если не дворянин — боевой слуга или просто наёмник, которого благородный хозяин вооружил и снарядил для своих целей, и цели эти не на зарплату простолюдина. Эта история разыгрывается в декорациях различных эпох, с одними и теми же ряжеными персонажами. Никого особо не волнует, существовало ли воинское сословие у носителей конкретной культуры, кто был пресловутый «человек с ружьём», зачем брался за оружие, как само общество к нему относилось. Давайте разбираться.
Начнём с археологии.
Оружие появляется среди вотивных даров (жертвоприношений) уже в неолите Ирландии. Из-за особенности погребального ритуала, подлинно неизвестно, кто владел этими топорами и луками со стрелами и кто пользовался. Общество принято считать эгалитарным, то есть в той или иной мере поддерживалось равенство его членов. Военная элита не выделялась, люди, погибшие насильственной смертью, среди погребённых в камерных и коридорных гробницах есть, но насколько часто случались такие неприятности, установить невозможно. Только на рубеже бронзового века появляются не только богатые погребения — места упокоения членов многочисленных и влиятельных родов, но и богатые дома. Процесс начался и не завершился — Ирландия подверглась нашествию носителей комплекса колоколовидных кубков. Вот эти точно были, помимо основного занятия, воинами.
Комплекс колоколовидных кубков связан не с конкретным этносом, а с деятельностью профессиональной корпорации — рудознатцев, рудокопов, металлургов и оружейников. У них был особый похоронный ритуал, с инвентарём, в который обязательно входили лук со стрелами, бронзовый кинжал и расписной керамический кубок в форме перевёрнутого колокола. Сначала считалось, что эти погребения — маркёры культуры, занимавшей практически весь запад Европы, от Дании, Рейна и Вислы до Ирландии и Иберийского полуострова. Однако всё, что не связано с похоронами, в пределах области распространения колоколовидных кубков оказалось слишком разным, от предметов быта до устройства домов и планировки поселений, да и хоронили с кубками далеко не всех. По ДНК покойники тоже очень разные, среди них как выходцы из центральной Европы, так и с крайнего запада — Иберийского полуострова, побережья Бискайского залива, а также население северо-западного побережья и островов Средиземного моря.
Корпорация просуществовала в Европе несколько столетий, параллельно с коренным населением и другими культурами. Литейщик, родившийся в предгорьях Альп, мог почить в Бозе на атлантическом побережье или на Британских островах — куда заносила нелёгкая в его опасном бизнесе. И везде по пути он строил дом и мастерскую и заводил жён, поэтому гены распространялись без массового переселения целого народа. Не было тогда гостиниц, а поездить приходилось не раз и не два. Только на Британских островах для местного населения вторжение этих деловых людей закончилось плохо: за считанное столетие генетическая картина изменилась на 90%, сменился похоронный ритуал, и только в Ирландии потомков литейщиков продолжили хоронить в родовых гробницах, приватизированных явочным порядком «понаехавшими». Культура сопротивлялась, и переварила-таки мигрантов, которые оставили потомкам, кроме генов, благоговение перед мастерами, работающими с деревом и металлом, и самим Мастерством, стрельбу из лука и культ воина.
В среднем бронзовом веке на остров прибыли новые хищники. Их связывают с прото-кельтами, хотя и «кубочники» предположительно тоже были носителями индо-европейских языков. Именно с этой волной миграции связывают болотные клады, расцвет искусства литья и ювелирного дела. Эти воевали много и с удовольствием, причём именно в эпоху средней бронзы боевые трубы и сигнальные рога начинают расти в размерах и к концу эпохи бронзы достигают совершенно ненормальных размеров. Такие музыкальные инструменты нужны не для того, чтобы слух услаждать, а для того, чтобы издавать жуткий рёв — подавать сигналы своим и заодно мешать чужим. Это значит, что и воевали не только маленькими группами, где все друг друга держат в поле зрения, а целыми отрядами, которые организованно перемещаются по вражеской территории.
В эпоху средней бронзы лук и стрелы внезапно выходят из обихода на две тысячи лет — ими не пользуются вплоть до вторжения викингов. На смену луку и стрелам приходит праща и метательный дротик — клетина, который воин носил в левой руке под умбоном щита. Кроме клетины, стандартное вооружение включало большие дротики и копья, причём последние — самых разных фасонов. Мечи также на разные вкусы — от коротких, с длиной клинка 45-50 см, до длинных, 90 см и больше, но самые длинные, судя по идеальному состоянию кромок, сугубо церемониальные, а трудяги - длиной 60-70 см. Список будет не полным без палицы — шилейлы, которую усиливали металлическим шипом.
Защитное снаряжение представлено щитами. Форму щита по остаткам умбона установить проблематично, но подлинно известно, что именно в бронзовом веке появляется круглый кулачный щит-баклер, доживший до XVI века новой эры в практически не изменённом виде. Шлемы, кирасы, наручи, поножи и прочее защитное снаряжение в Ирландии не найдены. То, что на картинке — континентальная Европа. Это не значит, что ирландский воин бронзового века непременно выходил на бой бездоспешным, но отражает тенденцию, которая перешла в железный век и достигла логического завершения.
Железный век принёс Ирландии очередную перемену моды, на сей раз, культуру кельтов. Эти буйные люди с точки зрения археологии — невидимки. Если нет металлических предметов, отличить дом человека железного века от его исторического предшественника можно только по радио-углеродной датировке. Нет углей и дерева — значит, не повезло. "Кельты" Ирландии полностью переняли вкусы, инвентарь и стилистику позднего бронзового века, только сменили материал — бронзу на железо, причём исключительно там, где это было функционально: клинок меча всегда стальной, рукоять и ножны — бронза, если средства не позволяют — ножны деревянные, окованные наполовину бронзовым листом с орнаментом, рукоять с деревянными или костяными накладками, навершия нет, в общем, упрощение до неприличия.
Больше всего о тех временах могли бы поведать саги, но читать их нужно аккуратно: их записывали спустя тысячу лет образованные, грамотные люди, которые точно знали, как оно должно было быть. Оттуда косы на колёсах колесниц, сугубо римские шлемы и герои-полубоги: как иначе-то, если у всех культурных народов так? Тем не менее кое-где, увлёкшись, «написатель» не подверг себя самоцензуре, поэтому саги остаются мутноватым окном в железный век. На безрыбицу и рак рыба... Что имеем из вторичных письменных источников?
Во-первых, у древних ирландцев бытовала традиция народа-войска. В случае необходимости, вооружались все, в том числе и бабы с малыми детьми, и пользоваться оружием все умели. Дети с молодых ногтей играли в не самые безопасные игры — тот же хёрлинг, ловили дротики на излёте и бросали их обратно, метали камни пращой. В каждом доме имелись копья, инвентарь для охоты и кое-какой шанцевый инструмент, превращавшийся при необходимости в орудие убийства. Ни один мужчина не покидал дом без шилейлы — палицы, которую уже при англичанах стали выдавать за походную трость. В умелых руках — опасная вещь, а орудовать ею учились ещё в детстве. Подростки и молодые женщины уходили на весь пастбищный сезон на дальние угодья, где стадо нужно было защищать от зверей и скотокрадов, а заодно — охотиться. Так что, каждое селение - клахан было способно сопротивляться банде грабителей, хотя бы некоторое время.
Во-вторых, на войну клан выдвигался в полном составе, включая в качестве трофейной команды женщин и безбашенных подростков. Почему женщин? Мужчина целый день в поле, а в свободное время — в гостях или на охоте, хозяйство не ведёт, что брать, а что не нужно, даже если присудят, ему неведомо. Необходим женский взгляд на вещи, и барабанное дело, что хозяева не спешат расставаться со своим добром. Тридцать сотен — штатная численность войска, это и есть предельная численность клана. Если в клане больше 3000 взрослых, он делится на два клана, как пчелиный рой, три клана и больше составляют одно племя. Чувствуете глубокий смысл?
В-третьих, помимо вольных землепашцев, в составе клана имелся избыток молодых мужчин, которым в жизни не светило ничего хорошего: земля не резиновая, и новую уже не производят, детей у богатых людей так много, что, получив наследство, можно оказаться непривычно бедным. Само наличие в доме лишнего работника может и не быть благом: его нужно трудоустроить и содержать. Это касалось и наследственных землевладельцев, и держателей общинных участков. Не все сыновья поэтов талантливы, уладский герой Коналл Кернах — живое тому доказательство. Не у всех сыновей мастеров руки растут, откуда нужно. Фла способен прокормить гораздо меньше жильцов, чем существует желающих прибиться к его дому. Оружием умели пользоваться все.
Лишний сын, с благословения главы семьи, вооружается и отправляется путешествовать в поисках постоянной службы. В среднеирландском закрепилось специальное название для его профессии — кэхейн. Это слово не заимствованное, где-то в веках у него было однокоренное, обозначавшее цепь. То есть прикованный человек — привязанный обязательствами и силой обстоятельств. Его греет то, что по закону воин сохраняет цену чести и за пределами территории своего племени, а арра-эхта обязан защищать чужого воина на своей земле, если тот не безобразничал и не чудил по пьяни. Нашего героя не заботит, что из всех дорог, ведущих в мир, ни одна не приводит обратно. Он молод и полон радостных ожиданий. Скорее всего, его наймёт какой-нибудь удалец, и во время очередного угона скота однажды кэхейн будет убит или покалечен. Он чужой, его не жалко. Кэхейна не везут домой, а хоронят там, где он и смерть нашли друг друга.
Сыну богатого человека не нужно покидать дом, достаточно завести привычку кататься на колеснице возле бродов на границе территории клана. На другом берегу реки рано или поздно окажется такой же охламон, начнут дразнить друг друга, обзывать, демонстрировать всякое непотребство, возницы будут подначивать. Закончится поединком в неглубокой воде, на скользких камнях, и кто-то не вернётся домой на своих ногах, а может, и оба. Оба бездоспешные, потому что цель не в том, чтобы выжить. Это спорт, такой же, как хёрлинг. Это ритуальное убийство и пролитие крови в воду — во славу неизвестных нам богам. Нажить кровных врагов — не просто молодечество, это честь, которую берегут смолоду. Оружие убитого, кони и колесница станут собственностью победителя, о нём будут говорить — своя родня с гордостью, а родня убитого — с ненавистью. Большинство удальцов не доживёт до зрелых лет, не женится, не оставит потомства, зато осенит род бессмертной славой (которая будет забыта, но это будет потом и потому неважно).
На тех, кто провернул подобное не единожды, может обратить внимание король и позвать к себе в треаны — поединщики. Треан принимает вызов на поединок от имени короля и замещает короля на поле боя. Если кому-то приспичит биться с властодержцем один на один, сначала нужно нейтрализовать одного за другим всех поединщиков. Глядишь, получилось, и теперь можно сразиться с самим королём — он свеж, как огурчик, и очень зол. Поединщик — очень важный человек в свите. Король с ним пьёт и играет в фидхел, охотится, берёт с собой в гости к кейли, дружит и делает подарки, которыми можно поделиться с семьёй и что-то отложить на старость. Это — вершина карьеры для того, кто храбр, ищет славы и не имеет другого способа разбогатеть. Статус никак от расположения короля не поменяется, это так не работает.
Те, кто не честолюбив, тоже едва ли успокоятся с годами. Когда репутация сорвиголовы и бесстрашного бойца укрепится, можно собрать банду ровесников, а если есть средства — и кэхейнов нанять, и пойти к недружественному племени за ништяками. Коров угнать, девиц испортить, съесть и выпить все запасы, отобрать всё ценное, хорошо бы ещё кого-то при этом убить, а потом дома раздать награбленное, раздарить большую часть своей доли и почувствовать себя великодушным человеком. Члены клана будут гордиться таким щедрым сородичем и мечтать занять ворованный скот — то есть, стать кейли удальца (что такое кейли, есть отдельная статья на канале). Неважно, откуда появились коровы, важно, сколько человек их взяли взаймы, а сколько людей было для этого убито и разорено дотла — совсем неважно, это вообще не работает.
И в-четвёртых. В любом обществе есть подростки, которым дома тошно. В любом обществе такие проказники сбиваются в банды со своим уставом, иерархией, дедовщиной, особым внешним видом, сленгом и ритуалами. Обуздать их энергию невозможно, только открыть шлюз и задать безопасное русло для выхода. Находятся взрослые и очень взрослые дяди, которые с радостью оседлают волну подросткового бунта и будут получать от общества дезираты за то, что их подопечные не допекают обывателей и не крушат всё подряд. Итак, шалопаи глаза никому не мозолят, лето проводят на вольных хлебах, а зимуют там, где их по договору принимают на постой, предусмотрительно рассредоточив подальше друг от друга. Плюс для клана и в том, что любой чужак, который зашёл не по дороге, как порядочный, а с пустынных мест, будет иметь дело с задиристыми хулиганами. Подростковый бунт — дело гормональное. Когда у бунтаря начнут пробиваться усы и в голову начнут забредать здравые мысли, окажется, что вне семьи он действительно никто, а собственную завести не сможет: родители девиц не воспринимают в качестве жениха, привести жену попросту некуда. Человек, который не обзавёлся женой и детьми — убогий, и этого допустить нельзя никоим образом. Приходит пора мириться с предками, и состоится возвращение блудного сына со слезами, объятиями и закланием жирного тельца. На смену убывшему уже рвутся новые мальчишки, мечтающие носить вызывающий причесон и поплевывать на мнение старших. Ради этого подросток проходит унизительную инициацию, терпит несколько лет дедовщины, а потом возвращается к тому, что недавно гордо отвергал. Круг замыкается. Угадали, что это? Фиана, она самая, крупным планом.
Женщины тоже не чужды воинской культуре. В военное время понятно: все, кто передвигают ноги, выдвигаются с войском, исполняя закон, ни для кого исключение не делается и дважды приглашение не повторяют. В мирное время женщина, получившая оружие, вправе сколотить банду отморозков и куролесить, наравне с любым мужчиной, если защитник чести разрешил. Недостаток физической силы ей не мешает — оружие она носит, но пускает его в ход, когда иные варианты закончились, и без большой надежды на успех: иногда просто везёт. Чаще всего за воинское ремесло брались женщины-наследницы, у которых в силу обстоятельств не было настоящего защитника чести (кто-то числился, но рвения не проявлял) и тормозов в виде близкой родни, зато были средства и большое желание с кем-то посчитаться по полной. Женщины - поединщицы известны только из саг, и жили они не в Ирландии, а в других баснословных местах. В норме, оказавшись во главе воинского отряда, женщина — управляющий, стратег и бухгалтер, а тактикой заведует, штурмовиками командует и ходит с ними в атаку вполне нормальный матёрый дядя, который получает достойную зарплату и службой доволен.
А теперь вопросы: было ли в Ирландии особое воинское сословие? Очевидно, нет. Был легальный способ утилизировать избыточное население и поддерживать status quo при слабости и несостоятельности публичной власти. Индо-европейцы со своей военной аристократией, растворяясь в местной культуре, оставили на поверхности некоторые сугубо формальные признаки: культ оружия, превращение каждого воинского действа в ритуал, прославление всяческого геройства, специфические инициации и жертвоприношения. Стал ли от этого воин правителем? Разумеется, нет. С чего бы? Но всякий правитель должен в юные лета отличиться в качестве воина, потому что воин — не сословие, а способ себя зарекомендовать и провести время общественно-полезным образом. В той же мере это касается и землепашца и даже корзинщика, только у них не будет колесницы, упряжки коней, меча по цене «сумма прописью», нарядной одежды и возможностей для самореализации на поприще поединщика. Но копьё-то у них будет, шалейла и вилы на худой конец? Прибавит ли воин своими подвигами веса в обществе? Проведёт удачный поход за коровами к соседнему племени — прибавит. Но не потому, что наш персонаж — воин, а потому, что у него стало много коров, которых он сдал в лизинг или присвоил, повысив благосостояние семьи, уважают его именно за это. Подавляет ли воин мирных сограждан? А где Вы их видели — мирных? Клан — не государственное образование, это собрание вздорных родственников. Любого разбойника, перепутавшего территорию клана с большой дорогой, а родственников — с чужаками, быстро приводили в чувства, после чего о нём забывали надолго или навсегда. Дома все — люди приличные, приветливые и скромные, никто никуда не идёт не выпендривается.
Всё, что я изложила здесь, касается Ирландии — от неолита до железного века. Не исключено, что континентальные кельты до Рима и носители предшествующих культур в Европе жили иначе и управлялись по-другому. Ирландцы — не кельты и даже не вполне индо-европейцы, общество их до вторжения англичан было организовано на своих принципах — иная природа власти, социальная стратификация, формы собственности и способ производства, в который не вписываются реалии европейского классового общества. Это же касается их военной элиты.