- Бабань, гляди какой шустрый! Рыжеволосая девчушка лет пятнадцати играючи дразнит небольшой веткой рыжего котёнка рядом с сидящей на низеньком табурете сухонькой, сгорбленной старушки с добрыми васильковыми глазами.
- Ах ты, егоза.
- Хулиган, да?
Старушка кивнула в ответ и погладила Марусю по голове.
- Фулюган...
Зелёная крона высокой старой яблони раскинулась, оберегая старую хозяйку от летнего зноя. На разноцветных петуньях и циниях тихонько гудят золотистые дедовы пчелы, выбирающие из каждого цветка нежный нектар. Изредка ветерок наносит в сторону сидящих - терпкий дух разложенной на старом, потрескавшемся от времени столе яблочной, вишневой и абрикосовой сушки и спелых плодов, ожидающих своего часа на ветках, смешанный с кружащим голову ароматом расплавленной летним зноем смолы и хвои из соснового леса, расположившегося неподалёку, за околицей.
- Ба...
- Аюшки?
- А можно я сегодня с тобой спать лягу?
- И охота тебе?
- Я люблю, баб, с тобой...
- Девка уже, а всё ба с бабой, – рассмеялась Баба Нюра,– ладно уж, ложися, раз так охота...
День пролетел быстро. В бесконечных своих хлопотах сельчане не заметили, как раскалённый солнечный диск закатился за горизонт и на уставшую от августовской жары землю спустились сумерки, неся с собой долгожданную прохладу. Баба Нюра подошла к железной кровати, сняла расшитые затейливыми узорами накидушки со взбитых, сияющих белизной подушек.
- Маруся, спать пора.
- Я с тобой, баб, ты обещала!
- Хуух, Мань, ну чего тебе так со мной интересно. И тесно тута...
- Ну бааа...
- Ладно уж, – со вздохом ответила бабушка, – иди, ложися, егоза...
- А историю расскажешь?,– Маруся юркнула под тонкое тканёвое одеяло, – а?...
- Какую? Я уж и не знаю.
- Ну про бабу твою расскажи, а? Или как ты маленькая была...
- Да чего там, – баба Нюра на мгновение задумалась, – ну ладно уж. Знаю одну историю. Баба рассказывала, а ей - её бабаня. Только... Не забоишься?
- Неее... Я ж с тобой!
- Ну слухай тогда... Дело то было ещё в старые времена... Неподалёку от нашего храма жила семья одного помещика. Не помню точно фамилию. То ли Лещинский, то ли Левшинский... Бог его знает... Были богатые они. Дом с колоннами, из кирпича... А все кто на селе жили – ему и принадлежали.
- Крепостные?
- Ага, крепостные...
- А куда же он делся?
- Хто?
- Ну дом то? Нету его сейчас?
- Как же нету... А клуб то... Их это и есть, усадьба ихняя.
- Ааа... И чего, баба, дальше то?
- Ну вот... И был у ентого Лещинского сынок малолетний и жена. Только бес его попутал. Ехал раз барин энтот на охоту. И видит, как на полянке, посреди леса девицу. Марфушка, вроде звали её. Она тама то ли травки собирала, то ли ещё чего... А девка то не из местных. В общем, приметил он её. Понравилась видать. Стал расспрашивать откудова, мол, чья будешь... А через неделю он энту девку у её помещика выкупил, да к себе в усадьбу то и привёз. Завязалось меж ими... А жена, бедная, ни сном, ни духом, с младенчиком новорожденным тетёшкается.
- Чего завязалось, баб?
- Хуух. Чего, чего, любовь, вот чего...
- Ааа...
- А Марфа – не будь дурой, решила барина окрутить, да на себе и женить. И начала творить мерзости всякие. Бегала к мамаше своей, ворожили. Мать то ейная по всей округе славу нехорошую имела. Говорили, будто колдовкой сильной была. И вот... Заболел пацанчик, наследничек барский. Жар поднялся, криком кричит. Доктора из города позвали. Тот лечить начал. А всё без толку. Ослаб совсем. И помер вскоре. Мать то его прочернела аж вся от горя. Всё около люльки опустевшей сидела, плакала.
- Бедная...
- Ага... Барин тогда велел люльку убрать с глаз долой. Стали вещички доставать, а оттудова и выпади две иголки цыганских, поржавелых. Барыня, Елена Николаевна – в слёзы. А нянюшка, что за маленьким присматривала, скумекала сразу, что к чему, только на Марфушку взглянув. Но сказать при барине побоялась. А как наедине как остались, всё и выложила, что знала. Барыня – в обморок, еле откачали. А разлучница – радуется, ручки потирает. Осталось ей хозяйку извести, да стать полноправной супругой барину.
- А потом?
- Потом, барыня тихомолком к знахарке одной пошла. Та подтвердила. Сказала, что Марфушка пацанчика извела. Есть, мол, и на ей порча, и мужа её приворожила зараза энта. Но, помочь, говорит, не могу, больно сильна ведьмачка. И послала она Елену в монастырь, к старице одной, что на всю губернию славилась чудотворениями всякими. Та и поехала. А монашка, как ждала её, приняла сразу. Велела при монастыре остаться. Сказала какие молитвы читать, Бога просить о помощи, маслице освящённое дала горемыке.
- И чего, помогло?
- Помогло вроде. Барин вскоре к Марфутке охладел, выгнал прочь. Каялся сильно. В усадьбе то, после этого, ещё не один подклад находили.
- А после?
- Барин в пруду местном потоп.
- Ничего себе, помогло называется.
- Ну... Небось, так Богу угодно было... А сама то, барыня, выжила. Говорят, вышла замуж ещё, за какого-то генерала, деток ещё народила...
- Дааа, интересная история, бабуль...
- Ну всё, спи, егоза, давно пора...
- Спокойной ночи, ба...
- Спокойной ночи, моя детонька...
Слабый, прохладный ветерок чуть трепещет белесые тюлевые занавески. В серебристом лунном сиянии комната кажется немного таинственной. Девушка закрыла глаза. Рядом уже мирно посапывает любимая бабаня...
Много лет прошло с тех самых пор, а картина эта запечатлелась в сердце Маруси на всю жизнь... Давным-давно обрела свой новый дом в ином мире баба Нюра. А Маруся – давно сама уже бабушка троих непоседливых внучек. Вот и она, как и её бабуля вспоминает и рассказывает своим - те самые, бабанины, истории... Только нет-нет, да и защемит сердечко... Вот бы вернуться... Туда... К бабуле... В старый дом, под раскидистой яблоней...