Я чувствовал себя отдохнувшим, и мне захотелось быстрее встать с постели. Я вспомнил то, что было вчера, перед сном, и подумал: «Кто бы это мог быть?» Мой отдохнувший ум судорожно стал выдавать варианты того, кто бы мог это быть... Неожиданно постучали в дверь.
(Рассказ "Выводной", часть 14 - начало здесь)
- Да-да! – сказал я. – Войдите!
- Доброе утро, Аверьян! – произнёс бодро вошедший Мартьян Федулович.
- Доброе утро! – ответил я.
- Как спалось тебе на новом месте?
- Спасибо! Чудно спалось, безмятежно, как в детстве!
- Ну и слава Богу! Айда завтракать, Фелисатушка блинчиков напекла: не блинчики, а прямо объедение, со сметанкой-то – бяда, хорошо!
- Не откажусь, не откажусь! – и прошёл за Мартьяном Федуловичем в кухню, сказав «Доброе утро!» Фелисате Иподистовне, стоявшей у шестка.
- Доброе, доброе! Давайте все к столу, я уж целую гору блинов напекла. Мартьянушко, крикни Федору, пусть с нами позавтракает!
- Чего к ней ходить, да кричать, сама знаешь, у нас с ней давнишняя беспроводная связь. Она наши мысли читает. Чичас я её вызову старым проверенным способом.
Мартьян Федулович потянул на себя задвижку печной трубы, взял в руки заслонку и ударил по ней несколько раз скалкой, словно шаман по бубну. Поставив на место заслонку, хозяин склонился над шестком и, повернув голову к потолку, крикнул в трубу:
- Федорушка, как слышишь? Приём, ждём тебя, грудариковая!.. Сейчас прибежит: слова улетели в атмосферу… Труба ведь она, как рупор, усиливает вибрации.
- Ай, да Федора! – вокликнул я.
- Она у нас такая! Сами удивляться не перестаём. Ну, вот, например, в метриках у неё дата рождения тысяча девятьсот пятнадцатый год, а на дворе у нас двадцать первый век, вот и подсчитай, сколько её лет! А выглядит – ну, не более, чем на тридцать годов! – заключил Мартьян Федулович.
- Руки только вот у неё старушечьи, изробленные, надсаженные, будто куриные лапки… – вздохнув глубоко, продолжила Фелисата Иподистовна.
– С той поры, как она мужа своего похоронила, перестала стареть, и говорить перестала. Шибко она любила своего Инурия! … Сильно его война повредила: осколков-то пригоршня целая была! Один осколок в сердце вошёл, хирурги не стали доставать… Сколько-то в госпитале лежал, вроде полегчало; домой привезла его Федора, не нарадовалась! Да не долго радость длилась, на руках у неё он умер… Хотела руки с горя на себя наложить, да греха побоялась. Что с ней случилось – ни она сама, ни врачи сказать не могут. Остановилось всё в ней: не стареет, хоть ты что сделай… – вздохнув глубоко, закончила Фелисата Иподистовна.
– С той поры обет молчания до конца дней своих земных взяла. Молится – и то мысленно! – добавил Мартьян Федулович.
В сенях послышались шаги. Постучав в двери, вошла Федора. Она улыбнулась краешками губ всем нам, подошла к образам, поклонилась поясно и трижды перекрестилась.
- Айда, Федорушка, с нами позавтракай, чем Бог послал! – ласково произнесла Фелисата Иподистовна.
– А мы о тебе только что говорили, прости нас, грешных! Плохого о тебе, не подумай, ни-ни, упаси, Боже! – промолвил Мартьян Федулович.
Федора в ответ также улыбнулась краешками губ; села за стол напротив меня, опустив глаза.
Федора показалась мне грустной и уставшей. В её глазах не было того блеска, что был вчера. Но когда Фелисата Иподистовна взяла с шестка горку блинов на подносе и поставила их посреди стола, Федора оживилась.
Она взяла кружку, подставила её под крантик самовара и дождалась, пока кружка не наполнилась кипятком. Глаза её, как вчера, засветились от радости. Она поставила передо мной с кипятком кружку и блюдечко с земляничным вареньем.
- Спасибо, Федора! – сказал я, и только хотел взять блин, Федора опередила меня: быстро взяла со стола пустую чашку, положила в неё несколько блинов и поставила передо мной.
Фелисата Иподистовна и Мартьян Федулович, наблюдая за Федорой, переглянулись меж собой. Я ещё раз сказал «спасибо» и принялся есть.
- Федора, а ты сама-то что не кушаешь? Давай налегай, пока горячие! Со сметанкой – бяда, хорошо! – поглаживая бороду, произнёс Мартьян Федулович.
Федора не прикоснулась к еде; всё время она не сводила с меня своих карих глаз. Фелисата Иподистовна и Мартьян Федулович терялись в догадках, что такое творится с Федорой. «Уж не влюбилась ли она в меня? Этого ещё не хватало!» - подумал я и устыдился своих мыслей.
- Ай да блинчики! – жуя, сказал Мартьян Федулович.
- Славные блины, прямо объеденье! – поддержал я.
- На здоровье! Кушайте досыта, кушайте! – с затаённой радостью сказала хозяйка.
- Я вот что скажу, Аверьян Никонорович… Денёк сегодня намечается хороший, хотя месяц октябрь ненадёжный. Сейчас - вёдро, через час – ведро подставляй, дождь будет… Короче скажу: хотел я сам показать тебе грибные места, да не судьба! Вчера мы ехали, что-то где-то побрякивало… Поставлю я машину над «ямой», подтяну все гаечки-болтики, чтоб тебе машину в исправном виде передать. Федора не хуже меня знает, где какие грибы растут. Помоги, Федорушка, проводи на грибные места Аверьяна Никоноровича! За пару часов четыре корзины влёгкую насобираете!
Федора после слов Мартьяна Федуловича покачала в знак согласия головой и вся засветилась от радости.
- Придёте с грибами, и поедем в город. Третьёво дни дожди шли, грибов наросло видано-невидано, ступайте!
- Федора, оболокись ступай по-походному! – скомандовала Фелисата Иподистовна.
Мной овладело мальчишеское волнение юного романтика в предвкушении чего-то неизведанного, таинственного. Октябрьское утреннее солнце залило всю кухню и горницу своим ласковым светом. Я сидел за столом, допивал с земляничным вареньем чай и смотрел в окно, любуясь цветами под окном: белые и алые мальвы покачивались от утреннего ветерка. Вспыхнувшие рябины и калины в саду и стожок сена напомнили мне моё детство, когда я приезжал в гости в деревню к дедушке и бабушке.
Подписывайтесь на канал, чтобы не пропустить продолжение рассказа и новые истории 👌
Спасибо за ваши лайки, репосты и комментарии 💖