«Тя благословим» — так начинается следующая молитва уже совершенно пробудившегося человека, молитва, наполненная простыми, серьезными, глубокими, мирными и благодатными ритмами, с самого начала — с некраткого и радостного обращения. Но прежде чем обратиться к этим ритмам и начать внимать пространным словам обращения к Божеству, заметим, что в первых двух словах этой молитвы мы не просим благословения у Бога, как это обычно принято, а дерзаем сами благословлять Бога — «Тя благословим». Впрочем, это не единичный случай. Так, например, подобное обращение встречается и в Псалтири: Благословлю Господа на всякое время (Пс. 33:2) и — благослови, душе моя, Господа (Пс. 102:2). В таких случаях одновременно испрашивается некая особенная энергия Божественной благодати и предлагается словесное выражение собственной благодарности к Всевышнему Богу. И все же не случайно автор молитвы святой Василий употребил здесь более сильное выражение, чем «Тя благодарим».
Очевидно, обычная благодарность здесь усиливается некой переходящей меру, чрезвычайной энергией благодарения, что отчасти выявляется и в последующих словах этой молитвы: Тя благословим, вышний Боже и Господи милости… Так, можно было бы вместо слов «вышний Боже» произнести только слово «Господи», выражающее то же значение особенного, максимального иерархического поклонения твари Творцу, но все же слова «вышний Боже» несколько усиливают тот же смысл. Тем более что слово «вышний» (в значении «сверхтварный») имеет еще и дополнительный торжественный оттенок. Замечательно, что далее мы слышим еще одно слово, добавляемое к «Господи», а именно: «Господи милости». Здесь — замечательная красота христианского религиозного слога, сумевшего вместить и сочетать в себе личное обращение к Божеству с откровением почти отвлеченного и одновременно суперпредметного и суперэтического качества Божественной жизни — милости. Здесь мы, может быть, впервые имеем дело с новым духовно-лингвистическим фактором, выраженным в этих двух словах, — «Господь милости»: все определяемое словом «милость» духовно-нравственное пространство бытия вселенной имеет своего владельца и распорядителя, и это есть Бог — Господь милости. И оно содержится в мире (гармоничном состоянии), потому что Господь оставил мир Своим ученикам. Мир оставляю вам, мир Мой даю вам (Ин. 14:27) — таково было слово Господа милости.
Для того чтобы это обращение нашло себе живое предметное продолжение в конкретном переживании милости Божией к человеку, Великий Василий (а вслед за ним и мы) продолжает: …творящаго присно с нами великая же и неисследованная, славная же и ужасная, ихже несть числа…
Пожалуй, мало кому из нас, просыпающихся и молящихся по своему усмотрению, пришли бы на ум (по нашему собственному разумению) такие слова, в которых могут быть отображены таинственные действия Божественной энергии и милости, производимые Господом в нашем внутреннем мире и его «окрестностях» («творящаго присно с нами»). Мощные и удивительные слова молитвы святителя Василия — «великая же и неисследованная, славная же и ужасная» — обозначают различные, не всегда ясно нами осознаваемые Его действия в нашем духовно-нравственном мире — потому и «неисследованная».
Все пространство нашей внутренней жизни, даже когда мы беремся хотя бы бегло его обозреть (а это получается не всегда, и небезошибочно), поразительно своей необъятностью и таинственностью («великая и неисследованная») — как в тех случаях, когда мы наблюдаем отблески удивительных и волшебных духовных созерцаний («славная»), так и тогда, когда обнаруживаем себя летящими в пропасть горьких заблуждений и ошибок («ужасная»). И все это — в неисчислимом множестве («ихже несть числа»). Вряд ли имеет смысл изучать содержание того, что не очень хорошо поддается детальному психологическому анализу, особенно если оно относится к области ужасного, — здесь довольно будет обойтись лаконизмом вышеприведенных великих молитвенных слов; новый день предложит и новые задачи, порою — вполне стандартные и обыденные, иногда же — захватывающие нас своей неожиданностью (порой не несущие ничего существенного, но когда-то и открывающие нам свой особенный, глубокий смысл).
И кажется особенно печальным и горестным, что в ночное время, когда наша воля оказывается не в нашей власти, мы остаемся так же не вполне свободными от «ужасного». Но все же, вслед за святителем Василием, и мы оказываемся способными и свободными узревать Господа, подавшаго нам сон во упокоение немощи нашея и ослабление трудов многотрудныя плоти. Речь здесь идет не только о том, что нам необходима психофизиологическая «перезагрузка», некоторая приостановка активной сознательной, внутренней и внешней, деятельности. Известно, что чаще всего сновидения носят фантастический и лишь иногда — несомненно религиозный или нравственный характер. И необходимо уметь отличать глубокие и значимые строго реалистичные духовные созерцания от нелепых фантасмагорических наслоений, которые могут возникать по причине присущих нам немощей и, к сожалению, способны рассеивать душу (это могут быть совершенно безобразные «ночные спектакли» или мнимодуховные переживания, которые, по их прошествии, оцениваются нами как постыдные или глупо-суетные). И тогда тóлько Господь может установить необходимое отдохновение утрудившейся душе.
Но вот наступает золотое время бодрого утреннего пробуждения, и мы продолжаем возносить благодарение Богу. Мы с печалью оцениваем события минувшей ночи: Благодарим Тя, яко не погубил еси нас со беззаконьми нашими... Значит, наше начавшее утреневать сознание либо вполне ясно припоминает, что и в ночное время, хотя несколько таинственно, продолжались наши обычные внутренние греховные «беззакония» (часто не более чем просто мечтательные); либо, если даже конкретно ничего не припоминается, то во всяком случае угадывается (ощущается), что, скорее всего, по обычным греховным предпочтениям мной совершались вполне известные беззакония, по причине которых я мог бы окончательно погибнуть, не дождавшись утреннего света.
Но Господь не погубил, но человеколюбствовал еси обычно... Для Господа оно, может быть, и обычно, но именно потому, что Он является Тем, Кем назван в этой молитве, — Господом милости. Человеколюбие Божественное!.. Кто может знать и указать его пределы (когда оно беспредельно!), кто может вполне безошибочно описать его, когда оно неизмеримо выше присущего человеческому сознанию? Сознание человеческое говорит: по справедливости стоило бы погубить, но обычное Божественное человеколюбие милует; сегодня оно поступило так же, как поступает всегда: …и в нечаянии лежащия ны воздвигл еси, во еже славословити державу Твою.
Первое дело Божественного человеколюбия по отношению к еще не вполне проснувшемуся человеку, лежащему безо всякой надежды, — воздвигнуть его, сделать его из лежачего — стоящим, из горизонтального — вертикальным; главное здесь есть действие «воздвиг», действие торжественное и величественное. Наиболее органичное дело для тех, кто с утра начинает свою новую жизнь, — славословить Господа. Время дневной активной деятельности еще не подошло, и утро — наилучшее время для славословия державы Божией, время наиболее драгоценное и радостное, время наступившей новой жизни!
А затем, воздав славу Господу, приходит пора обратиться к Нему со своими прошениями. Хорошо, когда в начале дня и сам безошибочно знаешь, о чем необходимо просить Его в первую очередь. А если и не знаешь, то молитва, вероятно, подскажет: Темже (вслед за этим) молим безмерную Твою благость: просвети наша мысли и очеса, и ум наш от тяжкаго сна лености возстави... Можно было бы и не просить, но мы и сами безошибочно ощущаем, что собственные и мысли и очи обычно с утра бывают довольно затуманенными, ум пребывает не в трезвении, а в тяжеловесном состоянии лености.
«Тяжкий сон лености» — это не только присущее ночному времени притупленное состояние сознания: приходит день, и нам кажется, что все становится намного лучше даже и без специальных прошений, направленных к Богу. Но это, конечно, заблуждение. Если ум постоянно не насыщен, не пронизан возвышенными, духовными помыслами, то и днем он ворочается полусонно и лениво, он и вялый, и небрежный, и индивидуалистически пристрастный. Сам факт того, что ты проснулся утром, не гарантирует пробуждения «от тяжкаго сна лености».
Всегда необходимо знать, к чему стремиться в каждый жизненный период, чтобы безусловно главное предпочитать маловажному, второстепенному. Но далеко не всегда и не все определяют это «главное» точно и безошибочно. Прежде всего важно выстроить правильное отношение к Богу, нашему Небесному Отцу, выражаемое в прославлении, поклонении, в благодарении за всё. Но даже если такое сознание и соответствующие переживания всегда характерны для верующего христианина, то и они нуждаются в обновлении после ночного перерыва на сон — после пребывания в состоянии примрачном и «нетрезвом»; в этом есть цель теперешнего живого обращения к живому Богу: …отверзи наша уста и исполни я Твоего хваления, яко да возможем непоколеблемо пети же и исповедатися Тебе…
Вот они — первые после пробуждения и главные слова — славословие. Вот для чего необходимо быть восставленным ото сна, и не просто восставленным, но и стремящимся получить «отверзшиеся уста» (имея наполненными ум и сердце) — ради того, чтобы уста могли воздавать хваление Господу. И далее молитва велит воздавать такое хваление (что и само по себе высоко и значительно) в некой особенно значимой и эстетически величественной форме — «петь иисповедовать» (Пою Богу моему, дондеже есмь. — Пс. 103:33). Пение сообщает личному обращению к Богу исключительную этическую и эстетическую торжественную наполненность и высоту. Исповедание есть нечто большее, чем просто опыт произнесения слов, в которых выражается личное покаянное действие. Исповедание есть совершенное, радостное открытие для себя бесконечного и драгоценнейшего бытия Божия, с осознанием удивительного и чудесного дара общения с Ним.
Это и предлагается осуществить в завершение молитвы: …пети же и исповедатися Тебе, во всех, и от всех славимому Богу, Безначальному Отцу, со Единородным Твоим Сыном, и Всесвятым и Благим и Животворящим Твоим Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь. Таким образом, эта утренняя молитва завершается стремлением к пению и исповеданию Триипостасного Божества в целостном и одновременно лаконичном поклонении человека Богу — всем трем Лицам Пресвятой Троицы.
Продолжение следует...
Фрагмент из книги: Молитвенные зовы утра и вечера / протоиерей Владислав Свешников. — Москва : Издательство Сретенского монастыря, 2022. — 304 с.