1893 год
«Ростов-на-Дону. Несколько лет тому назад в Ростов явился из С-Петербурга, как он сам об этом заявил, молодой человек, который своей красивой наружностью, изящным костюмом, умением говорить на нескольких языках, сразу обратил на себя всеобщее внимание. Он появлялся всюду: в садах, общественных собраниях, с ним охотно знакомились, его приглашали в семейные дома – словом, он всюду пользовался большим успехом, в особенности среди лиц женского пола, которых он обворожил своей красивой наружностью и изящными манерами. Прибывший красавец мужчина выдавал себя за поэта, но псевдонима своего не называл, а так, между прочим, в разговоре, делал намеки, что К. Фофанов никто иной, как он сам. Через несколько дней после прибытия в Ростов он явился в одну из местных редакций и предложил свои услуги в качестве сотрудника. Услуги эти были приняты, и поэт начал пленять местную публику своими поэтическими произведениями, подписывая их Р-ский. Жизнь в Ростове, по-видимому, пришлась по вкусу г. Р., и он решил поселиться тут навсегда, говоря при этом всем знакомым, что по «некоторым» причинам ему уже больше в С-Петербурге жить нельзя. Оставшись в Ростове, г. Р-ский поступил на службу в управление Владикавказской железной дороги и по-прежнему продолжал свою литературную деятельность в одном из местных органов печати, поместив там, между прочими произведениями, большую повесть, которая была посвящена самому «редактору-издателю» газеты. Р-ский устроился в Ростове вполне комфортабельно, занял приличную квартиру с прекрасной обстановкой, взял из музыкального магазина-проката рояль и устраивал у себя очень часто музыкальные вечера. Все шло прекрасно, как вдруг в одно прекрасное утро «К. Фофанов» скрылся и скрылся неизвестно куда. В городе по этому поводу пошли всевозможные толки, а тут еще обнаружилось, что большая повесть, посвященная «редактору-издателю», целиком списана из одного иллюстрированного издания… Так и исчез красивый мужчина, талантливый писатель и музыкант. Прошло несколько лет, и к нам в Ростов снова появился г. Р., но уже с несколько с измятой и поблекшей наружностью, и начал предлагать свои услуги местным редакциям и, между прочим, редакции «Приазовского края», которая отнеслась с большой осторожностью к его произведениям ни одного из них не поместив на столбцах своей газеты. Пробыв тут некоторое время, он снова удалился, и его произведения помещались в некоторых кавказских газетах, а также в «Таганрогском Вестнике». Затем он отправился искать счастья дальше и, появившись в г. Ленкорань, стал выдавать себя за важную персону, называя себя сыном князя Урусова. Жил, кутил, свободно занимал, благодаря своему видному положению, деньги – словом повторилась 1001 раз бессмертная комедия «Ревизор», только с другой, более печальной, развязкой. Наконец, действия и образ жизни мнимого князя Урусова обратили на себя внимание местной администрации, за ним начали следить, и в последствии оказалось, что князь Урусов есть никто иной как г. Р-ский, который пришел-таки к своему «настоящему знаменателю» - его арестовали и препроводили в бакинскую тюрьму». (Приазовский край. От 30.07.1893 г.).
1896 год
«Нижне-Чирская станица. 20 июня в станице Нижне-Чирской протоколом полиции привлечен к ответственности торговец молочными продуктами за то, что при перекладывании проданного им каймака в посуде, где он сохранялся, оказалась лягушка». (Донская Речь. 30.07.1896 г.).
1898 год
«Ростов-на-Дону. Полиции 1-го участка крестьянка Мария Кудунцова заявила о следующем. Месяца два тому назад она вместе с мужем и четырьмя детьми приехала из Орловской губернии в Ростов на заработки. Здесь работы для них не нашлось, и муж ее вскоре по приезду, оставив ее с детьми, отправился в поиск за работой в округ. С тех пор она не имеет о нем никаких известий и не перестает нуждаться в хлебе насущном. Бывали дни, когда она буквально голодала с детьми, из которых старшему 8 лет, а самому младшему 7 месяцев. На службу ее никто не соглашается принять из-за детей. Сейчас же она ютится из милости в каком-то свином хлеву по Степной улице в доме Мисочкина, № 45. Единственно ее желание – вернуться на родину с детьми».
«Синявская. Забавный инцидент произошел на днях на станции «Синявской», Екатерининской железной дороги. На станцию прибыл вечерний поезд № 7, направляющийся из Ростова в Таганрог, и в числе других пассажиров к буфету подошел какой-то господин, по-видимому, иностранец. Мешая французскую речь с русской, француз-путешественник (как оказалось потом), потребовал пирожков и пива и в уплату отдал 5-франковую монету, прося разменять ее по курсу, за 2 рубля. Буфетчик, однако, не согласился на это и предложил французу 1 рубль 25 копеек, считая по четвертаку за франк. Произошел маленький диалог, в который скоро вмешался третий собеседник. Это, как видно, отставной чиновник заявил хозяину буфета, что по существующим правилам иностранные монеты должны у нас всюду принимаются по курсу. На это буфетчик возразил, что де если он так хорошо знает правила, то пусть и разменяет 5 франков на 2 рубля. Предложение это заставило стушеваться господина, толковавшего о правилах, француз же посматривал на пирожки и пиво в раздумье, остаться ли ему голодным, или потерять по курсу. Но тут сценка приняла вдруг неожиданный оборот. Другие пассажиры, узнав, что в деле, как говорится, страдательным лицом является «гражданин дружественной нам нации», немедленно обступили его и радушно, словами и жестами, предложили ему от себя, как бы в доказательство существующих уз дружбы, есть пирожки и пить пиво за их счет. Угощение было принято. Галантно раскланиваясь и благодаря, француз покушал пирожков, запил их пивом и затем при сочувственных восклицаниях пассажиров отправился в свой вагон».
«Станица Романовская. В нашей станице, как расположенной на Дону, устроена спасательная станция. В начале эта станция находилась на высоте своего назначения и, по мере возможности своевременно подавала помощь утопавшим на реке. В ее летописях отмечен не один случай, когда служащие станции с риском для жизни и днем и ночью, и в тихую погоду, и в бурю спасали погибающих не в особенно стремительных водах тихого Дона. Но это было только в начале и зависело от того, что порядки на станции были несколько иные: при ней находись одни и те же люди, из которых один, по очереди, постоянно дежурил на вышке ее, откуда зорко следил за всем, что происходило на реке, а остальные тоже были готовы во всякую минуту подать помощь. Все они были прекрасно ознакомлены со спасательными снарядами и употреблением их в дело. Снаряды эти содержались в большом порядке и открыто. Станция была всегда отперта и, следовательно, всегда была готова принять утопленника.
Совсем иное наблюдается теперь. При станции нет уже постоянных служащих, как это было раньше, а есть только переменные, которые высылаются сюда ежедневно по одному человеку из станичного правления. Эти переменные люди, сиденочные казаки, не могут, конечно, выполнять своих обязанностей с таким успехом, как прежние, постоянные. Прежде всего, они плохо ознакомлены с назначением спасательных орудий при станции и при несчастных случаях теряются и не знают, что им делать. Затем, на вышке станции нужно по-прежнему установить дежурство, которых тоже теперь почему-то нет. Впрочем, не только нет дежурных при станции, но и сама станция постоянно бывает замкнута, а ключ от нее хранится или у сиденочного казака, который сидит обыкновенно в ближайшем кабачке, или же у полицейского урядника, дежурящего на пароходной пристани, которая от станции находится в полуверсте расстояния. Спасательная лодка также замкнута и наполнена всегда водой, так как на ней станичные бабы моют свое белье. Можно ли при таких условиях ожидать от этой станции своевременной помощи?» («Приазовский край». 200 от 30.07.1898 г.).
1899 год
«Ростов-на-Дону. На днях у греческо-подданного И. Курупо, проживающего по Темерницкой улице, в доме № 106, совершена была среди белого дня крайне дерзкая кража. Произошло это при следующих обстоятельствах. В 2 часа дня Курупо, уходивший по своим делам, возвратясь домой и, зайдя в отделение завода искусственных минеральных вод, находящегося при его квартире, начал просматривать книги. В это время в контору вошла служащая из завода и спросила у Курупо, есть ли кто-нибудь в его квартире, так как она слышала там стук. Курупо, зная, что квартира заперта, и что, следовательно, там никого не может быть, направился туда, причем сразу же заметил, что дверь квартиры открыта, а, войдя вовнутрь, нашел раскрытый гардероб и разбросанные вещи. Догадавшись, что у него побывал незваный гость, Курупо немедленно бросился на улицу, где и увидел молодого человека с узлом, быстро заворачивающего с Темерницкой улицы на Николаевский переулок по направлению к Садовой улице.
Курупо бросился за ним в погоню, но похититель взял извозчика и быстро улепетывал от преследователя. Вскочив в свою очередь на первого попавшегося извозчика, Курупо погнался за вором. Вскоре, однако, обнаружилось, что в интересах погони целесообразнее гораздо бежать «на своих», чем ехать на ростовском вознице. Поэтому Курупо соскочил с экипажа и бросился за похитителем, который успел уже завернуть на Дмитриевскую улицу по направлению к Большому проспекту. Здесь Курупо догнал, наконец, похитителя, который, видя, что дело плохо, быстро соскочил с извозчика, оставив на нем узел с вещами, и бросился в гостиницу Севастьянова «Россия», в биллиардную, находящуюся на втором этаже. Тут он схватил в руки кий и притворился давно играющим на биллиарде. Однако, уловка не удалась. Прежде всего, одет он был прилично и резко выделялся среди остальной серой публики, находящейся в трактире. Кроме того, извозчик прямо признал в субъекте, игравшем на биллиарде, своего седока. Похититель был отправлен в 4-й участок для составления протокола. Он оказался известным полиции и находящимся под ее надзором профессиональным вором – крестьянином Калужской губернии, Медынского уезда, П. Алферовым, о котором у следователя 4-го участка находится в настоящее время дело о краже со взломом. В квартиру Курупо он проник через парадную дверь, открыв ее подобранным ключом. Дело передано мировому судье 20-го участка».
«Таганрог. Нас просят обратить таганрогского еврейского благотворительного общества на следующее характерное обстоятельство. На днях состоялись похороны одного почтенного еврея, на которых также присутствовали ученики талмуд-торы. Дети были одеты положительно в какое-то невероятное отребье. Некоторые были босые, у некоторых изорванные башмаки были перевязаны веревками, в изодранных блузах и брюках, иные без сорочек. Такое печальное явление тем более удивительно, что на содержание училища жертвуются большие суммы всеми проживающими в Таганроге евреями без различия состояния, а всего расходуется до 5000 рублей в год! Наконец, во главе этого училища стоит целый совет из 12 человек. Как же они допускают, чтобы несчастные дети появлялись на улице чуть ли не полураздетыми? Неужели не хватает денег на обмундировки учащихся в школе? Мы, во всяком случае, ждем объяснения этого непонятного обстоятельства». («Приазовский край». 198 от 30.07.1899 г.).
1906 год
«Азов. До сих пор в Азове существовало два трактирных заведения с продажей крепких напитков, но теперь предполагается и третий трактир, причем местом для него избрана портовая территория. Областное правление запросило азовскую управу, не встречает ли она препятствий. Городское управление положительно против существования третьего трактира, а тем более в порту, начальник порта тоже. В своем пространном заключении последний говорит, что ярким доказательством вреда трактирных заведений на портовой территории служат допущенные к открытию на набережной заведения без права продажи крепких напитков. Из них постоянно выходят нетрезвые посетители. Если же разрешить в пределах портовой территории открытие трактира с правом продажи водки, то рабочие будут относить туда свой заработок, и он явиться местом постоянного разгула». («Приазовский край». От 30.07.1906 г.).