В конце 80-х годов Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев объявил о начале эпохи гласности и о перестройке. Он распахнул перед западными спецслужбами границы государства, рассекретил то, что до него составляло государственную тайну, пустил под нож ракетные комплексы и даже приоткрыл двери «запреток». Односторонний мораторий на испытания и сокращение ядерных вооружений чуть было не стал концом всей отрасли.
8 декабря 1987 года были подписаны Вашингтонские соглашения, согласно которым СССР и США обязались уничтожать ракеты малой и средней дальности.
Вместе с ракетами были уничтожены уникальные разработки, проводившиеся учеными по рекомендации Евгения Ивановича Забабахина. В начале 70-х искали возможность защиты аппаратуры боеголовок от облучения. И решение было найдено! «Макеевцы» подали заявку и получили авторское свидетельство на изобретение. А главным разработчиком был Владимир Зиновьевич Нечай (в 1988—1996 г. директор ВНИИТФ). В августе 1975 года была доказана стойкость боеголовки к воздействию поражающих факторов высотного ядерного взрыва.
Разработанный ядерный заряд был поставлен на вооружение в ракетный комплекс СС-20. Он был развернут на последнем этапе противостояния Западу, а затем ликвидирован по договору с США вместе с ракетами «Першинг».
В.З. Нечай стал директором института в очень трудный период. Сократилось государственное финансирование, началась принудительная конверсия. Владимир Зиновьевич как мог боролся за сохранение коллектива. Сохранялся вектор, заложенный Евгением Ивановичем Забабахиным. Но ситуация продолжала обостряться. 30 октября 1996 года Владимир Зиновьевич в предсмертной записке написал: «Прошу провести поминки за счет не выданной мне зарплаты…»
И как всегда бескорыстно положение спасали конструкторы, инженеры, военные, преданные государству и выполнявшие свой долг.
Американе (именно так называли американцев И.В. Курчатов и Н.А. Семихатов. – Прим. автора) долго не верили, что где-то среди Уральских гор находится дублер Арзамаса-16 – главного разработчика ядерного оружия СССР, и тогда Михаил Сергеевич предложил приехать в Челябинск-70, чтобы лично убедиться. В 1992 году в запретку приехал госсекретарь США Джеймс Бейкер, а в 1994-м Эдвард Теллер – создатель водородной бомбы США, физик-ядерщик.
Надо сказать, что Арзамас-16 (Саров) – это научный центр, где разрабатывались первая атомная и водородная бомбы. Затем, выполняя программу рассредоточения научных сил, часть ученых была перемещена на Урал. Основание – удалить разработчиков от государственных границ, разместить их между двух крупных промышленных городов, Челябинском и Свердловском, рядом с комбинатом «Маяк». И конечно, сохранить конкуренцию между разработчиками. Инициатива принадлежала хорошо знакомым с Уралом Игорю Васильевичу Курчатову, Вячеславу Александровичу Малышеву и Борису Львовичу Ванникову.
В результате этого решения в 1955 году разработчик ядерных зарядов, теоретик, на протяжении 25 лет научный руководитель ядерного оружейного центра, академик Евгений Иванович Забабахин связал свою жизнь с Уралом. Хотя это был уже второй приезд Евгения Ивановича на Урал. Первый – в составе Военно-воздушной академии РККА имени профессора Н.Е. Жуковского (с июля 1941 года по июнь 1943 – академия находилась в эвакуации в Свердловске. – Прим. автора).
В Челябинске-70 разработали целую линейку ядерных зарядов – от самых крупных до самых маленьких. В этом списке и «кузькина мать» (самая мощная бомба), и орудийный калибр 152 мм, и заряды для геофизических работ. С помощью малых зарядов создавались искусственные озера – Чаган в Казахстане, гасили пожары, смещая земляные пласты на газовых скважинах, таких как «Урта-Булак» в 1966 г. и «Памук» в 1968 г.
Сегодня мы знаем Челябинск-70 как Снежинск. А первоначально этот город, в котором через два года после основания работало уже 20 000 специалистов, назывался Касли-2 (1957–1959), затем Челябинск-50 (1959–1966) и до 1993 года – Челябинск-70.
Здесь на территории «21 площадки» или посёлка «Сокол» находится дом, в котором жил Евгений Иванович Забабахин. Его имя носит сегодня Федеральное государственное унитарное предприятие «Российский федеральный ядерный центр – Всероссийский научно-исследовательский институт технической физики имени академика Е.И. Забабахина» (РФЯЦ-ВНИИТФ) – федеральное государственное унитарное предприятие Государственной корпорации по атомной энергии «Росатом». Главное направление его работы – разработка ядерных боеприпасов.
Большинство уникальных по различным показателям ядерных зарядов (ЯЗ) было создано в РФЯЦ-ВНИИТФ:
• принят на вооружение первый термоядерный заряд (1957);
• сдана на вооружение ядерная боеголовка баллистической ракеты Р-13 для дизельной подводной лодки (1960);
• закончена разработка первой водородной бомбы (1962);
• создан самый маленький ЯЗ для артиллерийского снаряда калибра 152 мм (1975);
• самый лёгкий боевой блок для стратегических ядерных сил;
• самый прочный и термостойкий ЯЗ, выдерживающий давление до 750 атм. и нагрев до 120 °C, предназначенный для мирных целей;
• самый ударостойкий ЯЗ, выдерживающий перегрузки более 12 000 g;
• самый экономичный по расходу делящихся материалов ЯЗ;
• самый чистый ЯЗ, предназначенный для мирных применений, в котором 99,85 % энергии получается за счёт синтеза ядер лёгких элементов;
• самый маломощный заряд — облучатель.
Это его, Евгения Ивановича фамилия, и фамилия одного из создателей первой атомной бомбы Юлия Борисовича Харитона стали нарицательными. «Сначала мы американцев “отхаритонили”, а потом мы их “забабахали”», – шутили посвященные в тему физики.
Юлий Борисович Харитон с 1946 года — главный конструктор и научный руководитель КБ-11 (Арзамас-16) в Сарове при Лаборатории № 2 АН СССР. Вместе с Я. Зельдовичем произвел расчеты цепной реакции деления. В обстановке строжайшей секретности в Сарове велись работы, завершившиеся испытанием первых советских атомной (29 августа 1949) и водородной (12 августа 1953) бомб. О Якове Зельдовиче Курчатов отзывался: «Да, Яшка всё-таки гений!» А за границей долго считали, что за этой фамилией скрывается целая группа советских учёных.
* * *
«Для того чтобы дела у нас шли хорошо, надо каждому на своем месте делать то, что ему положено». /Академик Забабахин/
С фотографии с легким прищуром сквозь крупные очки на нас испытующе смотрит военный. Очки и какой-то совсем домашний вид никак не сочетаются с погонами генерал-лейтенанта и многочисленными наградами. Герой Социалистического Труда, лауреат Сталинских и Ленинской премий. 5 орденов Ленина, орден Октябрьской Революции, два ордена Трудового Красного Знамени – далеко не полный перечень наград Евгения Ивановича Забабахина.
Одновременно он учился в двух институтах, был отмечен Яковом Зельдовичем, получил направление в Саров (КБ-11), а после создания дублера института за Уралом (НИИ-1011), Челябинск-70, переехал на Урал, где работал до своей смерти – 27 декабря 1984 года.
Биография Евгения Ивановича не укладывается в сухие и сжатые рамки. Ученый, физик. А также горные лыжи, фотография, скалолазание, любовь к собакам, умение мастерить различные изделия из дерева, велосипед с моторчиком, моторная лодка, на которой Евгений Забабахин отправлялся за 20 километров в Касли на почту и по магазинам. Семья, дети. Евгений Иванович совмещал абсолютно все направления, и в науке тоже мог решать разные вопросы, но старался не распыляться и был сосредоточен на главном – газодинамике.
И ещё абсолютное чувство юмора, любовь к розыгрышам.
Но главное дело – это все-таки научная работа. Разработка ядерных боеприпасов, в том числе и для «макеевцев». Встречались они часто. Виктор Петрович Макеев приезжал в запретку и останавливался в доме Забабахина, украшенном ветряками, сделанными руками академика. Наведывался в Миасс и Евгений Иванович. Вместе они и на заседаниях Верховного Совета СССР, партийных съездах, заседаниях Академии наук.
Коллеги вспоминали исключительное хлебосольство семьи Забабахиных. Бочку с мочеными яблоками у входа, отметки, сделанные рукой Евгения Ивановича о количестве собранных супругой Верой Михайловной грибов.
Скрупулезность во всем. Остро отточенные карандаши разных цветов, четко построенные на миллиметровке графики и диаграммы. Полуметровые логарифмические линейки, обладавшие немыслимой точностью, закупавшиеся в Москве для инженеров. Специальная «тетрадь абсолютных истин», исписанная мелким почерком Забабахина и округлым почерком Якова Борисовича Зельдовича, для самых важных научных свидетельств. О пунктуальности в работе вспоминали и выпускники академии. Конспекты писал Евгений Иванович настолько подробно, добавляя в текст лекций материалы учебника и свои расчеты, что все курсанты пользовались конспектом как учебным пособием. Пересев в Челябинске-70 с велосипеда на машину, ездил, чётко соблюдая скоростной режим и правила дорожного движения.
Собаки Евгения Ивановича обожали своего хозяина. Им разрешалось абсолютно все, вплоть до занятия хозяйского дивана. Кормление местного лося – особая процедура. Рассказывают, что, потеряв интерес к охоте, Евгений Иванович просверлил стволы дорогого ружья «Браунинг» и предпочитал рыбалку и прогулки. А вот путешествия он любил. В 1968 году даже ездил кататься на горных лыжах на Кавказ. В доме – обязательно лыжи. Увлекался резьбой по капу. Мастерил все, что можно придумать и даже вырезал ложки для красной икры – вспоминал Лев Петрович Феоктистов. Очень любил музыку, даже разучивал и исполнял на пианино «Лунную сонату».
Приходя на работу, Забабахин садился за стол и исчезал для окружающих, погружаясь в вычисления. Он мог не отрываясь просидеть до окончания рабочего дня, производя расчеты на логарифмической линейке и записывая результаты вычислений.
Евгений Иванович предстает в воспоминаниях не как законченный сухарь, уткнувшийся носом в свою науку, но как очень разносторонний человек, увлекающийся различными направлениями. Даже мытьё золота не обошло стороной этого выдающегося человека. На берегу озера он самозабвенно предавался промывке, позаимствовав лоток и накопав грунта в районе старых разработок. До тех пор, пока кто-то из сотрудников коллег не подсказал, что это уголовно наказуемое деяние.
К выступлениям готовился очень серьезно. Текст доклада записывал и сердился, если просили выступить неожиданно.
Разыгрывали Забабахина, разыгрывал коллег и сам Забабахин. С одним из коллег Забабахин отправился по озерам на моторной лодке. Пристали к берегу, и Евгений Иванович предложил коллеге попробовать покататься. Тот, не раздумывая, устроился на корме и отправился по глади озера. Через некоторое время, проплывая мимо стоящего на берегу Забабахина, прокричал: «А как эта машина останавливается?» На что получил невозмутимый ответ: «Через час закончится бензин, вот тогда и остановится».
Другой случай. Забабахин лично общался с выпускниками вузов при приеме на работу. Коллега Евгения Ивановича Вячеслав Петрович Феодоритов, сидевший три года напротив Евгения Ивановича в КБ-11, как-то приглядел рыжий парик, напялил на нос очки и, слегка картавя, пришел представляться к Евгению Ивановичу новым сотрудником, выпускником вуза. Тот по доброй традиции стал задавать вопросы по газодинамике. Надо сказать, что Забабахин часто придумывал различные физические и геометрические задачи для коллег, решал сам и следил за результатами. Так произошло и в этот раз. Предложенные задачки были с успехом решены. Обрадованный Забабахин произнес что-то вроде: «Наконец-то на физфаке начали учить газодинамике!» Но внезапно пристально вгляделся, назвал коллегу по имени и весело улыбнулся.
А директору института Дмитрию Ефимовичу Васильеву принадлежит фраза, адресованная Евгению Ивановичу: «…теоретики признают только два вида транспорта – велосипед с моторчиком и самолет». Это тоже о Забабахине. Когда у запретки появился свой самолет Ту-104 для быстрого перемещения в Арзамас-16, заявки на полеты Забабахин делал непосредственно директору института.
Не любил Забабахин суету, не любил ездить в отпуск, не тратил время на напрасные застолья и мирно исчезал, как только начинались хмельные разговоры.
Скромный и бескорыстный человек, Евгений Иванович считал, что уже получил все полагающиеся премии и заслуги ещё до того, как стал научным руководителем института. Отказывался входить в авторские коллективы, представляемые на получение Государственных премий. Отказался вместе с директором института Г.П. Ломинским от причитающихся выплат за генеральское звание.
«Евгений Иванович Забабахин отличался умением добиваться самому и от других четкой конкретики в решении любой задачи – сколько раз он решал очень сложные и запутанные коллизии, всякий раз радостно говоря: «Ну вот, все опять свелось к простой матрице!». Такими же были и его литературные вкусы – он говорил, что так и не смог дочитать до конца «Войну и мир» Толстого: «Как можно несколько мыслей расписывать так долго, на таком количестве листов?» – и предпочитал поэзию Твардовского (из воспоминаний академика Б.В. Литвинова). Не терпел показного и помпезного. На свои юбилеи он загодя брал отпуск и уезжал из дома».
Работы, выполненные ВНИИТФ под научным руководством Е.И. Забабахина, были отмечены высокими правительственными наградами: получено 10 Ленинских и 20 Государственных премий, 4 сотрудника ВНИИТФ стали Героями Социалистического Труда, многие сотрудники получили ордена и медали СССР.
Но вернемся к биографии. В 1944 году, окончив с отличием Военно-воздушную академию им. Жуковского, Е.И. Забабахин был зачислен в адъюнктуру академии. Руководителем его диссертационной работы был профессор Д.А. Венцель. Одним условием, которое он назвал, было – как можно реже к нему приходить.
Диссертация на тему «Исследование процессов в сходящейся детонационной волне» была успешно защищена в 1947 г. Оппонентом при защите диссертации у Евгения Ивановича был Кирилл Петрович Станюкович. Он сразу понял, что эта работа представляла интерес для атомного проекта, и обратил на нее внимание Якова Борисовича Зельдовича, одного из главных участников работ по атомной бомбе. В диссертации была одна знаковая фраза: «Если в середину поместить соответствующие вещества, то возможно протекание термоядерных реакций…».
Забабахин начал работать у Якова Борисовича в Институте химической физики над созданием первой атомной по совместительству. И уже 25 февраля 1948 года появилось письмо, подписанное Н.Н. Семёновым, И.В. Курчатовым, Ю.Б. Харитоном и П.М. Зерновым с просьбой откомандировать Забабахина из Военно-воздушной академии и Института химической физики в КБ-11. Из академии не отпускали, но после того, как вмешался Лаврентий Павлович Берия, в апреле 1948 года Евгений Иванович был назначен младшим научным сотрудником в недавно созданный центр разработки атомной бомбы – КБ-11(ныне РФЯЦ-ВНИИЭФ, г. Саров).
В КБ-11 ему были поручены такие проблемы, как уточнение уравнений состояний продуктов взрыва, обжатие пористых шаров, обжатие полых сфер с учетом откола. Он активно участвовал в отработке конструкции первой советской атомной бомбы и в испытаниях на Семипалатинском полигоне.
А первая бомба 1949 года могла быть другой. Уже в ходе работ ее конструкцию предложили изменить Е.И. Забабахин, Л.В. Альтшулер, Я.Б. Зельдович и К.К. Крупников. Ученые предложили более совершенную конструкцию, но Иосиф Виссарионович Сталин посчитал, что следует вести работы по американской модели.
В доработанной серийной бомбе РДС-1 в 1951 году была применена конструкция Забабахина. Бомба оказалась и проще, и легче, и мощнее, и надежнее. За нее разработчики получили Сталинскую премию. В 1951 году Е.И. Забабахин был назначен начальником одного из теоретических отделов КБ-11.
Академик Евгений Николаевич Аврорин рассказывал, что Игорь Васильевич Курчатов собрал несколько выдающихся ученых и сказал: «Вот мы с вами – ученый совет, пусть эти товарищи сделают сообщения о своих работах». По результатам докладов были присуждены ученые степени. Так в 1953 году Евгений Иванович стал доктором физико-математических наук.
Такое быстрое присвоение докторской степени дало Евгению Ивановичу повод шутить: «Над кандидатской диссертацией активно работал, докторскую степень получил без всяких усилий, а против избрания его членом-корреспондентом Академии наук даже возражал».
С 1955 г. Е.И. Забабахин – заместитель научного руководителя и начальник теоретического отделения НИИ-1011 (Челябинск-70). В 1958 г. ученый был удостоен звания лауреата Ленинской премии. С 1960 г. он становится руководителем НИИ и остается в этой должности до своей смерти.
И в завершение слово академику Якову Борисовичу Зельдовичу:
«За скромным, почти застенчивым поведением Евгения Ивановича в быту и научных дискуссиях угадывались и талант, и твердая воля. Неслужебные интересы работавших в нашей группе были самые различные – от стихов и музыки до абстрактной математики. Практически про каждого можно было сказать, что он талантлив и ярок. Но и на этом фоне Евгений Иванович выделялся глубиной и целеустремленностью. Все мы знали, что Евгений Иванович настоящий, надежный верный товарищ. Именно сочетание научных и творческих качеств предопределило руководящую роль Евгения Ивановича в большой и ответственной работе в последующие годы».
Продолжение здесь. Начало здесь Автор: Виктор КРАСУСКИЙ Источник: Газета «Танкоград», г. Челябинск, главный редактор Сергей Алабжин
Книга "Купола Кремля" здесь Книга "Три власти" здесь и здесь Книга "Встреча с жизнью" здесь Книга "Честь таланта" здесь