В больших городах каждый день кто-то рождается и умирает, и большинству жителей до этого нет никакого дела. Даже если речь идёт о соседях или коллегах по работе, никакой эмоции порой не дождёшься. Другое дело — деревни, где каждый человек на виду. Вот тут рождение — огромный праздник, а смерть — всегда трагедия. Жители села Хмурое целые сутки судачили о загадочной истории, что произошла с Васей.
— Я тебе говорю, Ленка, это перевал Дятлова с ним произошёл! – возбуждённо шептала Светка. — В нашу деревню комиссия приедет, и въезд сюда закроют навсегда!
— Ну ты и скажешь, — отвечала Елена. Иногда фантазии её лучшей подруги выходили за рамки обыденного. Ей лишь бы посудачить, а у Лены — горе. Вместе с Васей она хоронила не только красивого парня, но и свои надежды на лучшее будущее. Вдвойне обидно, что эмоции приходилось сдерживать. Никто во всей деревне не знал про их любовь — только догадывались.
Вася умер странно и неожиданно. Ещё вчера — жил человек, а сегодня — в гробу лежит. Благо, парень стал военным, а потому долго искать ритуальный костюм ему не пришлось: надели парадную форму. В конце восьмидесятых по всей России снова стали открываться церкви, и в селе Хмуром тоже появился собственный приход.
Оказалось, что амбар, где до этого хранили зерно, был дореволюционным храмом. Лена всегда подозревала, что это здание с высокими потолками построили не для колхозных нужд. Ей тут очень нравилось: тихо, спокойно. Можно достойно проводить Васю в последний путь. Молодой священник проводил первое в жизни отпевание.
— Как живой, — прошептала Лена, глядя на Васю, глотая слёзы.
Он действительно выглядел слишком хорошо для покойника. В полумраке церкви казалось, что Вася дремлет. Разбуди его — встанет и пойдёт. От этого Лене становилось и грустно, и страшно. Ведь Васю уже не разбудить… Не подойдёт он к ней, не обнимет и не поцелует. Так никто во всей деревне не узнает про их тайную любовь, которую они ото всех скрывали. Так она и не возьмёт Васину фамилию, как они оба хотели, а детям не подарить его отчество.
— Никого у него не осталось, — вздохнула Света. — Ни папы, ни мамы. А год назад и бабушка ушла. Я вот что думаю, Ленусик? Может, это и хорошо. Так бы мы сейчас его родителям, его родственникам рассказывали, какого человека потеряли. А так вроде и нормально. Простились — и всё. Ох, Вася, Вася, жертва правительства…
Из всей деревенской молодёжи он один выбился в люди. Почти. Сходил в армию в восемнадцать лет, а когда демобилизовался — поступил в военное училище… Где и на кого учится — не говорил. Только Леночка правду знала, да и то по огромному секрету. Только ей Вася доверял, да и то — лишь крохи. В отпуска приезжал в родную деревню в красивой форме, с погонами. В его доме поселилась тётя Люба, которая была ему, как мать. Интересно, теперь хата ей достанется?
— И не пил, и не курил, и работящий, — продолжала перечислять его достоинства Света. — Не хулиганил, не задирался — всегда спокойный, но очень уверенный в себе. Чувствуется внутренний стержень, да? Какой парень ушёл!
От этих слов Лене становилось ещё обиднее. Ведь в каждый свой приезд Вася обещал ей подарить собственное сердце. А теперь — вот оно как. Заслышав про внутренний стержень, Лена начала краснеть, но потом поняла, что её подруга имеет в виду. Односельчане ещё не привыкли к свободе вероисповедания, а потому в церковь шли неохотно.
Проходили — как будто мимо, и крестились украдкой. Возле священника, который читал заупокойную молитву, безмолвно стояло трое мужчин. Все — красивые, рослые: двое постарше, а один — совсем молодой. И хотя одеты они были по гражданке, очертания погон будто отпечатались на могучих плечах. Наверно, приехали за своим сослуживцем, который так неудачно в летний отпуск сходил.
— Прощаемся, граждане, гроб с телом уедет через пять минут, — громко сказал один из них, молодой парень с красивыми усами, едва священник закончил читать молитву. В церкви стало совсем темно. — Прощайтесь скорее, иначе нам по темноте придётся добираться.
Проститься с Васей подошло всего несколько человек. Кроме Лены и Светы — сельские старики, которые ни одни похороны не пропускают. Девушкам было боязно приближаться к покойнику: в их селе молодые люди не умирали ни разу на их памяти. Баба Сеня лила горькие слёзы, глядя на парня в гробу.
— Чего ушёл-то? — спрашивала она сквозь рыдания, хотя прекрасно знала ответ на этот вопрос. Всё село знало.
— Утонул в реке, — отвечал мужчина без формы. — Судьба — вещь такая, капризная. Ну что, бабушка, попрощались?
Действительно, не прошло и пяти минут, как ритуал был закончен. Молодой священник Фёдор вытирал пот со лба. Никто не стал произносить пламенных речей у гроба — пока что здесь так было не принято. Поскольку таинство проходило в церкви, ни один из односельчан не дерзнул помянуть парня рюмкой водки. Сельские парни — Петя, Миша, Лёша и другие стояли за оградой и курили.
Васю они терпеть не могли, а приехавшие в село военные почему-то запретили им близко приближаться к гробу. И всё равно сельским парням было любопытно, что происходит, а ещё — поглазеть на Светку с Ленкой. Петя украдкой даже улыбнулся ей, хотя это и неуместно на похоронах. После того, как сослуживцы Василия закрыли крышку и занесли гроб в большой автобус, Лена набралась смелости и подошла к ним.
— Скажите, пожалуйста, — обратилась девушка. — А где его могила будет?
— А тебе-то зачем? — переспросил молодой парень с усами. — Ты не беспокойся, красавица: похороним в лучшем виде. С почестями.
— Любила я его… — ответила Лена. — Знать бы мне, где могила. Чтобы прийти иногда, цветы положить…
— А ты телефон оставь — мы перезвоним и скажем, — ответил парень. — На Василия, видишь ли, все гарантии распространяются… Он себя проявил уж очень во время срочной службы, да во время учёбы. Ну, большего сказать не могу. Бывай, красавица, а по нему не скучай. Помни солдата — но не скучай по нему.
Лена оставила телефон соседки на обрывке бумаги, но звонка от таинственных мужчин так и не дождалась. Или соседка не рассказала, или прослушала. Пару раз Лена писала письма в министерство обороны, чтобы ей сообщили место захоронения — безуспешно. А потом рухнул Советский Союз, и спрашивать стало не с кого. Да и забот в её жизни прибавилось: замуж она всё-таки вышла, родила троих детей, но счастливой себя не почувствовала.
— Ох, Васенька, — шептала она, когда никто не видит. — Так рано ушёл, а куда?
И теперь, теряя силы в свои неполные пятьдесят пять лет, всё ещё лила слёзы по своему ненаглядному. Полусидя на подушках, пила чай, заботливо поставленный Анастасией — старшей дочерью. И пока напитка в кружке становилось всё меньше, она осознавала, что силы уходят от неё навсегда. Становилось страшно. В этот момент она бы, пожалуй, предпочла пить свою фирменную наливку на вишнёвых косточках, но Настя почему-то пожалела её своей матери.
— Мама, у тебя давление, — говорила дочь. — О здоровье нужно думать. Вот как поправишься, так мы и наливки попьём, и холодца наварим.
Лена хотела сказать Настеньке, что уже слишком поздно. Что здоровье — как яблонька или груша: кому на роду написано умереть молодым, как ни прививай, как ни ухаживай — ничего не поможет. Вот и Лена лет до пятидесяти вообще не знала врачей, сама тяжёлые камни таскала и мешки с картошкой ворочала. А потом слегла — и ничто уже не помогало. Сильно хотелось наливочки — последний раз, перед смертью полакомиться.
Но позвать дочь и попросить нацедить пятнадцать капель уже не было сил. В горле будто пересохло, от страха она не могла говорить громче, чем шёпотом. Никто не услышит. И когда чай в чашке закончился, рука Лены безвольно упала на подушку. Ещё некоторое время она всё видела и слышала, понимая, что умирает. Но ничего поделать с этим уже не могла. Лена знала, что в такой момент полагается сказать что-то умное и важное. Но, как назло, рядом никого не было, чтобы услышать. И тогда она просто прошептала в пустоту:
— Умираю я одна, да чувствую тебя рядом, любимый мой…
И ушла..
Как Василий утонул, кто нашёл его тело — сплошная тайна, покрытая мраком. Все знали, что он — отличный пловец, ведь ловкий парень мог целый час нырять на дно студёного озера и доставать раков. Вася и готовил их изумительно: тут же варил в котелке с петрушкой, чесноком, укропом, которые заботливо сложил в тряпочку. Получалось так вкусно, что пальчики оближешь. Буквально за неделю до его странной смерти он вместе с Леной ходил на местную речку с кристально чистой водой.
Юноша наловил раков, а Лена за это время развела костёр. Потом они плавали вместе, целовались и хохотали от своей молодой любви, самой первой и самой чистой. Девушка ещё хотела взять с собой бутылку самогонки, но Вася строго-настрого запретил. И теперь ей даже нравилось, что они опьянены только любовью и прекрасным летним вечером. Длинной палкой парень доставал варёных раков из кипящей воды и бросал на траву. А потом — показывал, как чистить клешни, чтобы добраться до мяса.
— Это я в армии научился, — говорил он. — В армии всё время есть хочешь. Только и думаешь, где бы ещё покушать и чего. Как-то раз погнали нас на какие-то учения — полдня по колено в воде стояли. Смотрю — раки идут. Ну я набрал, сварил — вкусно-то как, объеденье!
Вася не кривил душой. Должно быть, нормы питания в армии были рассчитаны правильно. И солдату надлежало потреблять ровно столько еды, сколько ему выдали. Беда в том, что до стола рядового доходило далеко не всё, что числилось в документах — это во-первых. А во-вторых, молодой растущий организм требовал усиленного питания. Роста в Васе было сто девяносто сантиметров, да и в плечах он был чрезвычайно широк. Лену он мог поднять на руках и подбросить вверх, будто ребёнка.
— Как-то раз нас забросили на учения в лес — на сутки, — рассказывал он ей после демобилизации о кулинарных армейских шедеврах. — Из оснащения — только лопата, штык-нож и винтовка. Окопы, значит, копать нужно прямо на опушке. Так мы с пацанами таких боровиков набрали — ух, а я исхитрился ловушку на зайца поставить. Он — бежать, да куда от меня голодного-то сбежишь?
И с упоением рассказывал о жарком из дикого зайца с грибами. Слушая эти истории, Лена невольно проникалась уважением к своему односельчанину. Не жалуется, не ноет и не причитает, а просто живёт. Она представляла себя на его месте, голодной в лесу. Хватило бы ей мужества, чтобы зайца голыми руками поймать?
— А в армии что, не кормят совсем? — спрашивала девушка.
— Кормят, — отвечал Вася. — А если на учения, то сухпайки дают.
— Что такое — сухпайки? — удивлялась Лена.
Хотя в селе была школа и радио, а по вечерам она смотрела телевизор, многих вещей она не знала. Зато была оптимисткой. И когда Вася произнёс это незнакомое слово — сухпаёк, она сразу представила продукты, в которые нужно только воды добавить. Бросил пакет в воду на полчаса — и он становится курицей. Или борщом.
— Ну, сухой паёк, — объяснял Вася. — Консервы там всякие — каша с мясом, например, галеты, хлеб…
— Так зачем ты тогда на зайца ходил? — удивлялась Лена. Она обрадовалась, что не сказала своему кавалеру, каким представляла сухой паёк — засмеял бы её, деревенщину.
— Как зачем? — удивлялся Василий. — Заяц — это ж вкусно. Вкуснее консервов. Мы потом с грибами смешали — какое блюдо. Как в московских ресторанах.
Лена знала, что Вася учится в Ленинграде. Он, хотя и стал учёным человеком, всё равно относился к ней по-доброму. Обещал жениться, забрать с собой. И в тот памятный вечер, лёжа у него на коленях, она смотрела в небо и представляла себе их будущую жизнь. Ему, как военному, квартиру дадут. Не самую большую — комнаты три-четыре, не больше. Чтобы туалет был прямо в квартире, и вода горячая из крана.
Чтобы если захочешь чая попить или суп сварить, не нужно было идти к колонке или к колодцу. И с батареями, которые зимой тёплые сами по себе. Лене, конечно, нравилось печь топить, но вот дрова колоть — утомительное занятие. Потом они опять целовались, и Вася делал это не так, как у них принято в деревне. О том, что время от времени она целуется с Петром, местным хулиганом, Лена промолчала.
«Зачем Васе знать? — думала она. — Всё равно мы в Ленинград переедем, а в нашу родную деревню никогда не вернёмся».
— Сказать мне тебе кое-что надо, Лена, — произнёс в тот вечер кавалер и горько вздохнуть.
— Что сказать? — спрашивала девушка и начинала переживать, что там, в северной столице, у него другая есть — только лучше, красивее и без её деревенского акцента.
— Тебе кое-что нужно знать, — начинал молодой военный, но тут же будто хватал себя за руку. Замолкал.
— Что знать, Васенька? — спрашивала Лена.
— Ну… Что люблю я тебя. Что очень сильно люблю. Вот справим с тобой свадьбу — и в Петербург поедем. Будешь ты офицерская жена.
До самых последних дней Лене казалось, что Вася от неё что-то утаил. Где-то обманул или был неискренним. А может, действительно хотел раскрыть какой-то важный секрет, из-за которого он из жизни пошёл? И тогда Светкины россказни становились похожими на правду.
Увы, спросить было не у кого — Вася утонул. Известие об этом быстро прошло через село, но подробностей никто так и не узнал. Словно из-под ниоткуда, возникло трое военных, на которых и формы-то не было, и увезли тело. Лена только проститься успела. На память даже фотографии не осталось — ничего.
Интересно ваше мнение, а лучшее поощрение — лайк и подписка))