Моя первая ассоциация, когда я слышу слово «депрессия» - ЛОВУШКА. Ты заперт в своём страхе и тревоге, тебя абсолютно не волнует происходящее дальше собственной руки. Также запомнила этот отрезок жизни как - бесцветный, безвкусный и безжизненный. Ты на обочине…Ты наблюдатель, а не участник. Ты отрываешься от реальности – суеты, хлопот, чужого мнения. В этот период все главные события для тебя разворачиваются внутри. События внешнего мира ценности не представляют – это настолько не важно и так незначительно. Не важно, что ты можешь остаться без работы, не важно, что ты вторую неделю ходишь с немытыми волосами и гулькой на голове. Ты становишься бесполым существом, вдруг лишённым большинства чувств и эмоций. И наступает момент, когда у тебя всё-таки появляется желание, очень сильное – чтобы всё это закончилось.
Депрессия, как толстое одеяло из уныния окутывает тебя… Почему-то особенно гадким было утро… Наверное, от понимания, что чуда опять не случилось – лучше не стало и впереди еще один день без радости. К вечеру иногда были проблески жизни – иногда даже хотелось выйти из дома. Бесцельно побродить и забыться – почувствовать напряжение в ногах. Усталость напоминала, что я могу еще что-то чувствовать (помимо страха и тревоги), хотя бы её.
А как же сильно не хотелось просыпаться по утрам… Просыпалась я с мыслью - «Опять вот это всё… Не хочу… Не могу…»
Страх одиночества. Очень страшно было оставаться наедине со своими мыслями. Я не нуждалась в круглосуточном общении, мне даже не обязательно было видеть перед собой человека - мне нужно было просто знать, что в квартире я не одна.
Также одной из отличительных черт моей депрессии было отсутствие планов на будущее, даже ближайшее. Помню, как муж завёл разговор про то, что здорово было бы переехать в квартиру побольше. Меня это обидело (!!!): «Как он может мечтать о переменах к лучшему, в то время, когда мне так плохо!» Видно, мозг просто блокировал мечты, фантазии, цели. А чужое желание жизни, радости и перемен воспринималось чуть ли не преступлением.
Всё то, что раньше давало мне ощущение радости, не работало. Я с усилием натягивала улыбку в знак благодарности, когда люди, которым я дорога, пытались меня как-то «оживить». Я с болью в сердце вспоминаю - с каким равнодушием смотрела на собственного ребенка. Малыши имеют полное право купаться в маминой любви, а я в тот момент не могла дать ему то, чего у меня не было. Я, конечно, не переставала его любить ни на секунду, но вот физически проявить это не могла. Прости, мой мальчик. Также дико обделен во всём был муж. Между прочим, очень мною любимый. Единственное чего ему хватало тогда с лихвой, так это многочасовых моих монологов… От страха меня периодически прошибало, и я говорила, говорила, говорила… в слезах, с надрывом… А он слушал и обнимал.
Если бы ещё каких-нибудь лет семь назад я прочитала о себе вот это всё, вышесказанное, – я бы не поверила. Я же вообще не верила в существование «депрессии». Нет, я конечно же слышала, что от неё страдают. Но убеждена была, что этим «страдальцам» больше нечем заняться. А вот лично у меня на такие глупости и времени-то нет. Это ж даже оскорбительно предположить, что Я-«Боец-Молодец» могу себе подобное даже позволить… Такое могло произойти с кем-угодно вокруг, но не со мной…
А вот случилось и со мной…
Если бы у меня была возможность написать письмо себе той (потерянной и загнанной в депрессию):
«Девочка моя, всё пройдёт! Не сомневайся! Я знаю, я уже проверила! Ты вновь научишься быть счастливой! Ты захочешь жить! Да ещё как! Ты такая сильная, что не сдаёшься – долбишь в закрытые (пока) двери и просишь о помощи. Они откроются! Тебе обязательно помогут! Верь и продолжай! Сил тебе!»